Горько

       Был я совсем маленький, в школу не ходил еще, но на мир смотрел уже открытыми глазами. Понимал, где плохо, где хорошо, какой человек добрый, а какого лучше сторониться, и без нужды ему на глаза лезть. Знал, что такое праздники, видел, как гуляет народ, имел понятие о водке,(или белом вине, как у нас его называли), о пьяных и трезвых, свадьбах и так далее.
       На гулянки смотреть было интересно: там плясали, гармошка играла, частушки пели, ходили  по селу из избы в избу. Мужики пили стаканами гранеными белое вино, крякали, закусывали соленым огурцом, или занюхивали хлебом. Бабы чинно, для приличия прикрыв ладошкой рот, подносили к губам стаканы с красным вином, и жеманно выпивали, оттопырив мизинец в сторону - культурность соблюдали, стало быть, как объяснял мне дедушка Павел.
       Взрослые как водится, либо плясали, либо сидели за столом, выпивали, ели, пели хором всякие разные песни, а мы, пацанва, если было лето, глазели на это с улицы в окошко, а зимой или осенью в непогоду, стоя сбоку у входной двери, что вела в избу из сенцев, чтобы не мешать взрослым и все хорошо видеть. Вот таким макаром я повидал уже знатное количество гулянок, но свадьбы видеть пока как-то не доводилось. Свадьба - дело не такое частое, играли их, как правило, поздней осенью, когда все полевые и огородные работы были справлены.
       Как-то сидел я дома, то ли читал, то ли рисовал, как в комнату с улицы зашел старший брат Валерка и говорит: - Герой, (так меня все дома звали) чего сидишь? Пойдем, позырим, как Андрюха Зубанов женится на Таньке Фомичевой! Пойдем, говорю. Накинул что-то на себя, дело-то было уже осенью, и мы побежали в сторону Зубановых. Погода была не совсем еще холодная, можно было бы и в окошки поглядеть, да только у Зубановых это не получалось сделать: дом у них справный, большой, высокий и крыт железом. Один только такую крышу в селе имел, если не считать школу. Даже наш дом, тоже не совсем бедный, тесом был крыт.
       Заходим, стало быть в дом, становимся рядышком с другими пацанами и девчонками, глазеем. За столом чинно сидят еще трезвые гости, как водится, принаряженные, особливо девки (у нас в селе не знали слова девушки, как впрочем и слова юноши, у нас были только девки и парни). Во главе стола стоит Андрюхин батя, дядя Ваня, мужик здоровенный, представительный. По случаю такого дня из сундука достали пахнущий нафталином черный двубортный габардиновый пиджак и такие же широченные брюки к нему.         
       Дядя Ваня держал стакан с белым вином в руке и говорил торжественным тоном всякие важные слова молодым, которые стояли в другом конце стола, и чинно внимали отцовскому наказу. Потом все дружно выпили, несколько минут стояла почти тишина: народ усиленно работал челюстями, закусывая. Далее речь держали родители Таньки Фомичевой. Её отец, дядя Абрам,человек сухонький, маленький и шустрый, говорил что-то долго и сбивчиво, путаясь в словах, а потом еще и почти заплакал. На мой взгляд, его речь была плохой, ни в какое сравнение с дядьваниной не шла, но народ почему-то на его слова отреагировал гораздо живее, загудели, заговорили, затем разом выпили и опять заработали челюстями. Потом что-то еще сказал председатель колхоза, а следом за его речью жених с невестой пошли танцевать вальс. Местный гармонист, Петька Занозеев, мужичонка лет тридцати, одетый по тогдашней моде в хромовые сапоги гармошкой и в брюки навыпуск, заиграл "Дунайские волны", молодые чинно закружились.
       После вальса девки вышли вперед, встали в круг и начали под "Сормача" петь частушки. Когда гости, наплясавшись и напевшись, снова сели за стол, слово взяла какая-то тетка, ужасно противная на вид, с визгливо-скрипучим, как мне показалось, голосом. Она начала говорить какую-то ерунду: всё говорит, дорогие хозяева, у вас хорошо, но вот вино у вас плохое, пить я его не могу, оно горькое, и никак в горло не лезет. Народ, смотрю, молчит, на нее глядит. Я сам про себя думаю: вот, зануда противная, и рожа противная, и слова противные говорит, и голос какой-то, как у скрипучей телеги. Бывают же такие гадкие люди! Сидела бы дома и не воображала, что она одна такая умная, всем хорошо, одной ей плохо. Так я думал, глядя на нее, как вдруг увидел, что жених-то с невестой встают, все начинают кричать "горько!", "горько!" Смотрю, а они начинают целоваться, а народ все кричит "горько, горько".
       Вдруг кто-то начал невпопад кричать "сладко", "сладко", молодые целоваться перестали, все дружно выпили и свадьба уже загудела во всю ивановскую по наезженной колее. Дальше уже другие люди тоже кричали "горько", и я сообразил, что тетка эта совсем не противная, что так положено делать зачем-то на свадьбах.      
       Вот так я и познакомился впервые с народным обычаем кричать "горько" на свадьбах.