В лунном сиянии

                              
Сколько помню, всё моё детство, она висела над бабушкиной кроватью в  полной недосягаемости. Её изгиб напоминал что- то необычайное  и грациозное.
Она была действительно старинной, о чем свидетельствовали пожелтевшие от времени колки из слоновой кости и потрескавшийся старинный лак, покрывавший корпус в мелкую ажурную сеточку.
Когда легкий ветерок игриво залетал в комнату через открытое окошко, струны издавали нежный и тончайший звук. По крайней мере, мне так всегда казалось.

      Я лежал на кровати, зажмурив глаза, и постоянно прислушивался к её волшебному голосу. Засыпал и вставал с уверенностью в том, что она живая и слышит меня.
       Как мне хотелось взять её в руки. Хотя бы разочек пальчиком коснуться струны, чтобы услышать чудеснейший звук. Но мои вполне здравомыслящие родители, и особенно бабуля, были неумолимы, установив для меня своеобразное табу.

       Сейчас я понимаю, что они были правы полностью, так как за своё короткое и счастливое детство удалось переломать много чего. Всегда  интересовал один вопрос: «Что же там внутри?»  Думаю,  в таком возрасте этот вопрос интересует всех маленьких и не только озорников, каковым я тогда  являлся.

            Но однажды мои попытки увенчались успехом - я до неё дотянулся! Сколько счастья и  радости! Ничего плохого не сделал. Может быть, просто не успел. Вовремя появившаяся бабуля выхватила у меня семиструнную подругу, беззлобно, проворчав: «Ты смотри, какой музыкант выискался! Подрастёшь, а там видно будет! Пока нельзя!»

                   Гитару перевесили гораздо выше, и я, постоянно взбираясь на бабушкину кровать, вставал на цыпочки и тянул вверх ручонки, пытаясь достать до волшебного инструмента. «Вот, вот! Старайся, тянись! Быстрее вырастешь!» - с улыбкой поощряли мои действия и родители, и бабушка.
Сколько лет пролетело с того времени! Я держу в руках новенькую шестиструнную гитару, пахнущую ещё заводским лаком. Дочь, окончив  медицинский университет и оставшись в Томске на работу, купила её себе в надежде, что теперь, наконец, найдётся время научиться игре. Но она явно не угадала. Работы было столько! Находилась в больнице, с восьми утра до позднего вечера, работала на двух участках, да ещё дежурства в выходные!

    Так и лежала  яркая, блестящая, в чехле, и с нетерпением ждала момента, что её кто-нибудь возьмёт в руки. А дождаться так и не могла. Дочь перебралась в Москву, а затем уже в другой город по месту службы мужа, а гитара так и осталась лежать, только теперь уже у нас дома.

           Я держал её в руках, а вспоминал ту, семиструнную старинную….
Всю свою жизнь завидовал тем людям, которые владели игрой на гитаре. Они всегда были в центре  внимания. Им  во всём везло. У них  была добрая душа и широкая  улыбка! Может со мной кто и поспорит по этому поводу, но именно такие люди встречались мне.

     Всегда мечтал научиться игре на гитаре, но у меня  это никак не получалось. Если бы я в своё время сказал об этом родителям…

             Чем только не занимался: с пяти лет - фигурным катанием, пулевой стрельбой, спортивным ориентированием, туризмом…
               О гитаре я мог только мечтать, как о чем-то непостижимом и волшебном. Дорос уже до того возраста, что на цыпочки можно было не вставать, а спокойно протянуть руку и снять гитару со стены.
    Не было уже моей любимой бабы Феши, некому было бы меня ругать. Она ушла в мир иной осенью, когда вся земля была усыпана золотыми листьями, и погода была тёплая-тёплая, как в середине лета.

  Дня через три после похорон, возвращаясь из школы, я открыл калитку и, весело помахивая ранцем, снятым с плеч, ввалился во двор. На скамейке сидела моя старшая сестрёнка Светёлочка - вся в слезах. Она приложила палец к губам, предупреждая, чтобы я не шумел, и кивнула  присесть рядом.

           Из раскрытого окна с проникновенной грустью лилась песня. Доносились чудесные переборы гитары и красивый нежный голос выводил: «В лунном сиянии снег серебрится. Вдоль по дороге троечка мчится...» Эту песню я тогда услышал впервые и запомнил на всю свою жизнь. Голос  узнал, конечно, сразу! Да  я не мог не узнать мамин голос! Домой со Светёлочкой мы зашли минут через десять. Гитара висела на месте. Мама на столе резала лук, и у неё из глаз текли слёзы.

               Отец моей сестрёнки был военным инженером, и его срочно откомандировали перед самой войной на демаркацию границы в Белоруссию из Монголии, где они тогда проживали с мамой. Он погиб в первые же дни войны.

      В молодости мама отлично играла на гитаре и пела. Даже выступала вместе с агитбригадой, но,  получив похоронку, повесила гитару над бабушкиной кроватью и сказала, что возьмет её в руки тогда, когда вернётся её Вася…
Нет, не вернулся, а она его ждала и ждала…

                Ни я, ни моя сестренка об этих маминых способностях в пении и игре на гитаре даже и не подозревали. Спустя годы об этом поведала мамина старшая сестра тетя Лида.

        После долгих лет ожидания мама встретила моего отца. Они поженились. На свет появился я. У нас с сестричкой разница была в пятнадцать лет. Мне, в отличие от сверстников, повезло. Хотя мои родители были самые старые по сравнению с остальными в классе, зато какая у меня была сестричка-вторая мама! Я тогда купался в ласке и нежности со стороны родителей и сестры.

               Когда слышу звон гитары или песню: «В лунном сиянии снег серебрится…»  сразу же всплывает в памяти старая семиструнная гитара и мамин голос.
         Давно уже нет рядом ни мамы, ни отца, ни сестрёнки…
 А память о них живёт, пока живу. Держу в руках красавицу гитару, и в голову приходит глупая мысль…

           А что? Может, попробовать и научиться? Неизвестно, сколько мне отведено Господом времени! А если ещё успею?

                     Включаю радио... Тишина... А потом …, я вздрогнул от неожиданности!

Оттуда… из радиоприёмника песня вырвалась наружу:
"В лунном сиянии снег серебрится.
Вдоль по дороге троечка мчится.
Динь-динь-динь. Динь-динь-динь, колокольчик звенит.
Этот звук, этот звон о любви говорит!»…