Корифей в приокском пейзаже

По последней улице частного сектора, стекающегося ромбом с пригорка, доски старого тротуара ведут Марию и Василия к Оке.

Они неторопливо шагают вдоль домов – разных по форме, по возрасту и по содержанию, – у которых всё по достатку хозяев. Изредка встречается новая кирпичная кладка, горделиво светящаяся своей свежестью, а иногда уныло-яркими заплатами смотрятся заделанные прорехи во дворах. В основном постройка деревянная, темнеющая брёвнами стен, с блёклыми красками резных оконных наличников, старинных заборов, ворот и калиток, петушков на печных трубах и крышах.Их стареющая красота особенно заметна сейчас, весной, когда природа сама нуждается в обновлении, ей нечем прикрыть свою и чужую откровенную наготу.

Но весна запоздала и вместо того, чтобы уже давно бурлить ручьями, выбирая из земли остатки влаги и зеленеть молодой травой, она принесла ветер, дышащий талым снегом и только слегка подогретой днём земляной прелью.

Неожиданно громко раздался голос Василия:
– Маша, какая здесь холодная весна! Зимой теплее было. Ты очень легко одета – не по погоде. Может быть, вернёмся?..
– Да, всё так, как говорится в пословице: «Марток – одевай сто порток». Нет, Вася, пойдём дальше, не замёрзла я… Ты слышишь, как шумит река, а?, – откликнулась Мария бодрым и весёлым голосом на слова мужа, показывая рукой вперёд, – Нет? Не слышишь? Странно, а я слышу какой-то глухой звук, похожий на треск и при этом странно шуршит. Где-то далеко… Это, наверное, на реке лёд ломается.

Она замолчала. Одновременно остановившись, они прислушались.
– Нет, моя дорогая, не слышу. Знаешь ведь, что мне медведь на ухо наступил, значит, слух не тот, не тонкий, не такой, как у тебя – музыкальный, – проговорил Василий, приобняв жену за плечи и заглянув ей в глаза. Мария ответила улыбкой, зная, что муж всегда найдёт слова одобрения для неё, как делал это уже на протяжении более двадцати лет их совместной жизни. Так, с лёгкой улыбкой на лице, она медленно шла рядом с мужем дальше; их шаги тихо отзывались в деревянном тротуаре.

Сейчас ей бесконечно нравилось всё вокруг: и погода, как будто, прикрытая сверху асфальтовым пластом, не пропускавшим к ним дождь или снег, и необыкновенная для промышленного города тишина этого места, и, конечно, появившаяся возможность отдохнуть несколько дней до возвращения домой, на Дальний Восток, к своим студентам. Мария с каким-то острым пробудившимся чувством («Как собака на весенней охоте…», – подумалось ей) видела, впитывала запахи и звуки окружающего пространства, этого деревенского быта настоящего русского села, чудесным образом сохранившегося здесь, недалеко от центра города Калуги. Она слышала, как приглушённо и одиноко разносятся их голоса, ударяясь волнами о стены фасада улицы, и, оставаясь там, в дереве домов, окончательно умолкают. Иногда она улавливала далёкую «трень» трамвая на кольце конечной остановки, расположенной ниже по реке, в конце улицы, почти у моста.

 Мария казалась себе слегка охмелевшей от новых ощущений, от поразившей её неожиданной встречи со стариной с её упорным продолжением жизни и даже почувствовала это её желание. «Сказываются мои крестьянские корни... А может быть, моя генетическая память просыпается и подсказывает, что я когда-то, в другой жизни, вот так жила и, возможно, здесь…», – чуть не вслух подумала она.

Удивляясь своим ощущениям и уже подчиняясь им, она заворожено вглядывалась вглубь улицы, ожидая возникновения чего-то необычного, нестандартного…

Почти в ответ на этот невысказанный призыв, где-то, двора за три впереди, возникли и привлекли их внимание звуки, приближенные чистотой воздуха и оттого проявившиеся явно, кажется, рядом. Похоже, что кто-то невидимый, бормоча себе под нос, поднялся по скрипучей лестнице и возится с какими-то металлическими запорами, открывая сначала их, затем деревянные дверцы на визгливых петлях.

И вдруг… над головами Марии и Василия приземлённый воздух дружно вспоролся резкими взмахами многих птичьих крыльев, а серь неба радостно осветилась большой стаей голубей… Штук тридцать… сорок…
Сначала они бестолково и ошарашено кидаются ввысь, почувствовав свободу, но вскоре коллективизм долгого и ограниченного бытия превращает их в организованный поток, который круг за кругом режет небо в тишине над старой,зеленовато-замшелой островерхой крышей дома и, невидимой пешеходам издали, родной голубятней.

А через минуту небольшие воротца этого дома, глухо бренькнув, настежь распахнулись, и на тротуар, пятясь на полусогнутых, медленно выплыла, закинув голову, следя глазами за птичьей стаей, высокая нескладная фигура деда. Видимо, хозяина голубей… Мария с Василием непроизвольно замедлили шаг, рассматривая его на расстоянии. И было чему удивляться!

Дед имел уникальный и чудной вид, который казался актёрской находкой, и этим он комично напоминал некрасовского героя – Мазая и его исторические времена.

Издали особенно заметны были высокие серые валенки, которые упирались ему в тощие коленки, прикрытые раздутыми в виде пузырей, видно, от долгого сидения, портками сложного цвета. А на валенках – чудесные, по погоде, уникальные по производству, чёрные, высокие до щиколоток калоши. Такую вещь в магазинах невозможно приобрести с революционных времён… Великолепность его вида подчёркивал старый, полностью расстегнутый ватник, который был давно маловат и поэтому казался распашонкой на его фигуре. И полностью завершала его исторический вид бесформенная вислоухая ушанка, которая села на голову кое-как и оказалась завязками поперек, отчего «ейное ухо» торчало у него почти над носом, что ему, однако, не мешало.

Охватив взглядом деда издали, Василий и Мария, чуть не ахнув, и в один голос начав декламировать: «Старый Мазай разболтался в сарае …», подошли, не сдерживая улыбок, остановились метрах в трёх от именитого персонажа.

Он же, не обращая внимания на посторонних, может быть, не слыша и не видя их, увлечённо свистел вверх, голубям, вскидывая руки, беспокойно наблюдал за птицами в небе…

Неожиданно, будто почувствовав присутствие посторонних, дед развернулся к подошедшим,  поглядывающим на полёт птиц и, в основном, на него… Окончательно изумлённые, они увидели перед собой одухотворённое весной, свободой и удовольствием лицо мужчины… лет тридцати пяти-сорока. Его светло-голубые глаза весело смотрели на них, как бы, приглашая к участию в пире по поводу главного праздника красоты, свежести и бодрости.

Поздоровались. Редкий, при его фигуре, голос высокого тембра добродушно ответно приветствовал их. Некоторое время наблюдали вместе: голуби, преимущественно белого цвета, парадно демонстрировали полёт, подчиняясь залихватскому свисту своего дирижёра.

– Да, быстро летают и так красиво, – не удержалась Мария.
«Мазай», как будто ожидая слова восхищения, с гордостью произнёс:
– Летание редкой красоты. Это гонные. А вон, видите, какое чудо – кувыркаются… Красота, да и только. Не все голуби это умеют, только турманы! А вы не знакомы с голубями? – повернулся он к собеседникам.

– Нет. Как-то не приходилось. Только издали видим птиц. А вы, похоже, очень увлечены? – ответил вопросом Василий.

– Да, это моя страсть, не стесняюсь в этом честно признаться. От отца перешло, – удовлетворённо посмеивается «Мазай», – можно сказать, кровное дело. Его-то считали мастером… Но и я уже многого достиг: свои редкие межпородные есть. Вот те, которые сидят на коньке – белые с цветным пером, видите? Это декоративные голуби. Перо моё… Летают недолго, но очень красивы, хороши в воздухе, а на земле настоящие франты. Называются павлинные – причудливые красавцы. Потому что, видите, у них необычный хвост, как пышный веер…, – в его интонации звучит явное торжество и словоохотливость победителя.

Он хотел ещё что-то сказать, но в это время на арку ворот опустилась парочка белоснежных зобастых птиц. Они начали похаживать там, как по подиуму, представлять себя, распуская великолепные, кажущиеся кружевными, перья, образующие своеобразные жабо. «Мазай», глядя на них, любовно произнёс:
– Это дутыши. Настоящие артисты. Понимают, что красивы, – он повернулся к Василию и Марии, немного успокоено сказал:
– Ну вот, сейчас все спустятся к нам. Видите ли, им без меня скучно…

И, правда, голуби не заставили себя долго ждать. Они, дружно семеня, возникли во дворе, некоторые слетели с крыши, с явной целью быть ближе к своему хозяину. Вскоре всё голубиное стадо ворковало рядом, демонстрируя особенности нарядов и характеров.

– Какие разные! А вы не можете рассказать, откуда возникли голуби и где их историческая родина? – спросила заинтересовано Мария.

– Да, конечно, с удовольствием, – отозвался «Мазай». – Коротко отвечу так. Предком всех голубей в России был дикий сизый голубь, – так называемый, сизарь. А приручили голубей в Египте около 3,5 тысяч лет до новой эры. Разновидностей голубей великое множество, но условно их делят на четыре группы: почтово-спортивные, гонные, декоративные и мясные.

В каждой группе немало известных пород. Вот взять, например, почтово-спортивных. Есть русские и иностранные. Но всех их объединяют определённые качества – это скорость, острота зрения, выносливость, привязанность к своему дому. Они не боятся хищников, грозы. На их счету столько подвигов – настоящих, военных… Это большая птица, – «Мазай» замолчал, поглядывая на своё голубиное хозяйство, как бы выискивая в нём похожих на тех, о которых только что рассказал.

Мария прервала его мысли:
– Я слышала, что голуби живут семьями, и семьи у них крепкие…
– Да, это правда. Часто пары сохраняются на всю жизнь. При этом целесообразно подбирать старому голубю молодую голубку, а старой голубке молодого голубя – есть такая премудрость при разведении птиц. И сохраняют верность друг другу. Насиживают яйца поочерёдно. Только в год голубка даёт до семи выводков. Вот тех белоснежных видите, что на крыльце? Эта парочка вместе уже почти пятнадцать лет – самые старейшие в стае. Чистые. Так называется порода.

«Мазай» всё больше поражал своими познаниями слушателей. После небольшой паузы он неожиданно тихо добавил, как бы говоря для себя:
– Постоянством поражают птицы, а не люди…

– Да, да. Вы правы…, – также тихо, почти автоматически, отозвалась ему Мария, искоса взглянув на мужа, внимательно рассматривающего пару белоснежных птиц и пытающегося определить половую принадлежность каждой.

Василий, похоже, определился в выборе, но, тем не менее, плохо слушал голубевода, занятый какой-то своей мыслью. Он, вдруг вспомнив о прочитанном когда-то диетическом редком блюде из мяса голубя и деловито оглядев всё голубиное стадо, повернулся к голубеводу.

– А вы не пробовали выращивать мясных голубей? Видимо, есть определённый смысл в этом, – спросил он «Мазая», поборов мысль о времени обеда.

– Вы правы, смысл есть. По крайней мере у меня он был. Выращивал. Очень хлопотное занятие, но увлекало тем, что престижно иметь редкую птицу. Дорогую, конечно…, – голос «Мазая» погрустнел.

Василий же, похоже, окончательно заинтересовался вопросом о судьбе мясного голубя:
– Так что же случилось? Почему в прошлом времени вы говорите об этом?

Голубевод внимательно посмотрел на Василия, как бы, решая для себя, в каком русле стоит продолжать разговор с незнакомым человеком, и для начала пошутил:
– Да вообще-то всё произошло очень прозаично. Я, как старый Мазай, могу сказать словами поэта Николая Некрасова: «…В нашем болотистом низменном крае впятеро больше бы дичи велось, кабы сетями её не ловили, кабы силками её не давили…», – потом тихо добавил: – Почти подобное у меня случилось с мясными. Как-то ночью, совсем недавно, выкрали из голубятни весь выводок, то есть мой многолетний труд. Разбойников не наказали, хотя их имена секрета не представляют… Больше заниматься этой породой нет смысла.

– Ну да. Понятно. Такая неспокойная жизнь пошла на Руси…, – посочувствовал Василий, взглянув на ветшающий двор, на пустую собачью будку.

Мария, прекрасно понимающая недосказанность мужа, решила изменить ход разговора, произнесла:
– Как интересно вы рассказываете, столько нового мы узнали! Такая, кажется, обычная птица: во всех городских дворах, площадях её можно увидеть, иногда на неё и внимания не обращаешь. А за ней, оказывается, стоит целая непростая история. Ваши познания настолько серьёзны, что невольно хочется спросить о вашей профессии. Вы биолог?

«Мазай», очистив место от птиц, сел на грязноватую скамейку у забора, не приглашая гостей. На его голову, плечи и колени привычно спустились его питомцы, топчась и воркуя, как бы, в ожидании дальнейших указаний. Подставив руку для порхающей рядом птицы и приняв её, он с улыбкой ответил:
– Нет, я не биолог. Я закончил «Бауманский», программист. И работаю там же, давно преподаю молодёжи премудрости профессии, занимаюсь наукой… – он невольно замолчал, увидев протянутую к нему руку Василия.

– Рад приветствовать коллегу! Мы с женой тоже «технари», тоже преподаём в ВУЗе и занимаемся наукой. Неожиданная встреча! Кстати сказать: в жизни ничего не происходит случайно, всё закономерно. Вы согласны? – Василий радостно пожал руку «Мазая», приподнявшегося со своей скамейки.

– Полностью согласен! Я сердечно рад встрече, особенно при таком обстоятельстве – выгуле своих питомцев. Это очень символично! Я очень рад, – повторил он дружелюбно, глядя на Василия и Марию. Потом снова присел и уже доверительно продолжил:
– Хочу закончить свою мысль о голубях. Они ведь, как малые дети, требуют внимания и любви. Что для меня важно в жизни… Но иногда этого, то есть чувства, не достаточно для серьёзного голубевода. Нужно ещё кое-что… Да, и это обязательно. Пожалуй, это можно назвать интуицией, востребованием души.  Но, кроме того, у меня есть позиция. И позиция моя заключается в следующем. Думаю, что голубятники – до сих пор часть нашей народной культуры. Привязанность к голубю – к безобидной и миролюбивой птице, представляет собой украшение нашей непростой жизни. И даже наполняет человеческую душу радостью, светом, даёт надежду, веру…, – он посмотрел на Василия, ожидая реакции на слова.
   
Но Василий не успел ответить. Дверь дома, неожиданно и тягуче проскрипев, растворилась, и из дремотной темноты сеней выросла старушка в суконной юбке в пол. Её плечи покрывала старенькая шалька. Сделав лёгкий полупоклон-кивок в сторону Василия и Марии, она мягко произнесла:
– Ваньтя, иди обедать. Всё простынет.

«Мазай» быстро повернулся на зов:
– Ну, вот и моя матушка пожаловала… Ну что ж, спасибо вам за встречу, за разговор, – сказал он вставая и осторожно высвобождаясь от голубей, – Извините, на обед не приглашаю, сегодня не ожидали гостей. А в воскресенье приходите на чай, будем рады. До скорого свиданья!

На прощанье мужчины обменялись сердечным рукопожатьем. Мария с улыбкой поблагодарила за приглашение, полупоклоном простилась с матерью и сыном.

Уже поднявшись на крыльцо, «Мазай» оглянулся и увидел семейную чету, сходившую с тротуара на протоптанную тропинку, ведущую к трамвайному кольцу. Они негромко, но горячо обсуждали что-то, неловко двигаясь по узкой дорожке, повернувшись, чуть ли не лицом друг к другу. До него долетели отдельные слова «… невероятно… господин случай… познания… корифей… надо прийти… мясные нагуляли аппетит… ну, и Мазай…. удивил… видно, незабытая любовь…». Улыбнувшись, Иван махнул рукой, оставившим свой полёт, голубям и прикрыл за собой дверь.

Впереди, уже совсем недалеко легонько потрескивала, всё ещё ожидая гостей, Ока…