Тинька

    - Вот и весну дождались… ишь, как мелочь птичья растинькалась да расчирикалась!  И солнце уже припекает, хорошо-то как!  Будем жить!  - Надежда подошла к  остановке,  поставила на скамейку  тяжелую, полную продуктов сумку, привычно  подняла взгляд на темные стены своей хрущёвки, отыскивая  в окне родной силуэт,   и снова горячей  волной охватила  её тоска.  Нет, никто её больше не ждёт в этой опустевшей квартире, никто больше не расскажет ей последние новости и не согреет к её возвращению чайник. Мама умерла  неожиданно, тихо, не жалуясь и особенно не болея. Однажды декабрьским вечером  вернувшаяся  домой с работы Надежда увидела, что окна  квартиры темны.
  - Не идут туда ноги, а идти  им больше  некуда. Бери, Наденька,  торбу, отработала ты неделю свою, отдохни следующую.

    В этот момент ее взгляд выхватил в ближайшей от скамейки выемке маленький шевелящийся комочек, больше похожий на смятую мокрую салфетку. Присмотревшись внимательнее, женщина увидела, что это котёнок - крохотный, облепленный примерзшими к шерстке льдинками - он только судорожно открывал розовый белозубый ротик.
- Боже ж ты мой, кто ж тебя сюда выбросил? Ох, несчастная судьба твоя, как же это угораздило так?
    Не раздумывая,  Надежда сняла шарф, завернула  в него найденыша,  после чего, торопясь и оступаясь на ледяных колдобинах нечищенного тротуара,   поспешила домой.  Выкупанный в тёплой воде с ароматным женским шампунем  котёнок был высушен феном,  из пипетки терпеливо напоен теплым молоком, и, чтобы не пищал и успокоился -  уложен в мягкую глубокую выемку на груди у его новой мамки. Ложбинка  пахла кофе, сладким молоком, карамелью и булочками с корицей. За неделю, что выдалась у Надежды нерабочей, малыш получил имя Тинька , окреп, подрос и  открыл глазки. И началась у них новая жизнь.

    Месяц  спустя пушистая бестия  неугомонным домовёнком  вовсю носилась по маленькой двухкомнатной квартире  и,  как в джунглях,  пряталась в чаще цветов, горшками с которыми были заставлены  все поверхности.  Природа пошутила над ним:  крупная головка  серебристо-пепельного цвета с  черными ушками  окаймлялась  щеками  и подбородком  более темного  оттенка,  что   выдавало  в нем    принадлежность к царской сиамской расе,  а  туловище  - будто по недоразумению - досталось ему от обычного полосатого  дворового кота. Самыми удивительными были его глаза – бирюзово-зелёный левый,  правый же  светил   небесно-синим фонариком. Он ни на минуту не оставлял свою хозяйку, любопытно следил за каждым её движением, а она  хвалила его за чистоплотность и звонко смеялась, когда он катал по дому высыпанную из корзины картошку. От потрясений первых дней жизни остался  в памяти у Тиньки неистребимый страх перед улицей и потерянная  способность мяукать.

    Спали  вместе. В большой комнате  на удобной кровати устраивалась сама хозяйка,  на груди у неё комфортно располагался  котёнок.  Так и коротали они долгие  вечера  под мерное воркование сериалов.

    Иногда ночью там, в  глубине, под ложбинкой, вдруг начинал попискивать маленький неведомый зверёк,  затем его голос становился всё громче, напористей, резче.  Тогда Надежда дрожащими руками палкой от швабры толкала форточку - и клубы морозного воздуха наполняли всё пространство комнаты, вздымая  к потолку белую тюлевую занавеску;  выискивала под подушкой маленький баллончик,  выпускала себе  в рот облачко неприятнопахнущего лекарства, после чего  Тинька  еще долго  чихал и слезил глазами.  В такие ночи Надежда  сидела, высоко откинувшись на подушках, глаза со зрачками-омутами бессмысленно шарили по зелёно-медвежьему ковру на стене, а в груди ревели и клокотали неведомые бури.  Кот всем своим мягким пушистым телом растекался по её необъятной и страдающей груди,  клал черноухую  голову  на плечо, лапками  обнимая  хозяйку  за шею,  и замурлыкивал   эти страшные звуки.  Утром, надсадно кашляя и постанывая, Надежда  собиралась и еще затемно тяжелым шаркающим шагом уходила на работу в  маленькое кафе на другом конце города.

    Тинька оставался ждать. Его любимым местом в этом уютном доме был подоконник, с высоты  которого он наблюдал  за  своей кошачьей  вселенной.  Вот стайка синичек на склонившейся под тяжестью снега берёзе - по их встревоженному «тинь-тинь» он получил своё замечательное звонкое имя, -  вот ярко-пёстрым шевелящимся  и посвистывающим облаком накрыло рябины, увешанные гроздьями рубиновых ягод: это стая свиристелей вернулась в свою законную столовую. Вороны, чувствуя себя верховными правителями, хрипло призывают к порядку расшумевшуюся молодежь  и свиристели подрываются шуршащей рекой,   перелетая на кусты сирени. Внизу  хорошо просматривается змеёй уходящий вдоль оживлённого шоссе  тротуар, по которому медленно, будто наощупь, уходит до позднего вечера Надежда.

     Грустными были для Тиньки рабочие недели хозяйки.  Вечером она грузно переступала порог дома, тяжелое свистящее дыхание сопровождало каждое её движение.  Долго плескалась в душе -  выходила оттуда в большой светлой рубахе с веревочками  у шеи, с капельками воды в мокрых мелких кудряшках шестимесячной завивки, расшлёпанных тапочках на покрытых густыми реками вен отёкших ногах. Наскоро ужинали вдвоём: она хлебала сваренные на всю неделю густые наваристые щи из холодильника, а Тинька вкусно хрустел шариками коробочного корма. Включался графитовый ящик, начиналось мельтешение ярких огней на экране телевизора,  и кот   устраивался на своём законном месте – на мягкой груди или в ногах, согревая и массируя уставшие ступни хозяйки.

     Менялись за окном картины; красавицы и города настенных календарей; менялись президенты и вектор движения всего государства, но в этом доме всё оставалось неизменным, только походка его жильцов становилась более тяжёлой и неповоротливой.

    Однажды вечером Надежда вернулась с работы позже обычного – возбуждённая и какая-то суетливо-взволнованная. Принесла большой букет дурманом обволакивающих лилий и перевязанную ярким шуршащим бантом картонную коробку с подаренными настенными часами.

   - Всё, Тинька, отработала  своё, отпахала. Не нужна я им больше в «Белочке», без меня обойдутся. Автомат теперь будет кофе варить, вот как. А железяка эта умеет доброе слово клиенту сказать, поговорить, утешить? Двадцать лет моей жизни прошло там, я своих посетителей не то что в лицо- по именам знаю… а теперь списали меня… Вот какая жизнь у нас с тобой, кисонька моя! Пенсионеры мы теперь.
    
     Повеселело Тиньке. Надежда целыми днями дома  топталась потихоньку, высадила в ящики разноцветные петунии и анютины глазки,  разгребла на балконе завалы из старых тумбочек и кастрюль,  расстелила  дорожку и поставила два стула - себе и коту. Раз в неделю отправлялась «в экспедицию», приносила продукты -  себе  и коту - и   задорно гремящие коробочки с таблетками – себе лекарства, коту - витамины. Махнув рукой, пошуршала разноцветными бумажками, и  через пару дней вместо громоздкого дребезжащего ящика появился на стене новенький плоский телевизор. На смену сериалам пришло новое увлечение  и оно целиком поглотило всё внимание Надежды. Изгнание старых участников и появление в проекте новых, интриги, склоки, страсти – женщина словно  переселилась в другое измерение, обретя некое подобие семьи – искренне радовалась, горевала, сочувствовала, порой хлёстко комментировала происходящее и давала мудрые, на её взгляд, советы. Она не пропускала ни одного репортажа с  лобного места,  наперёд зная исход словесных и физических баталий.

  - Эх, Тинька, мне б  лет поменьше, да такое же  красное платье ! И на «Шейшелы»! – смешно пришепетывала Надежда незнакомое слово. – Я б и тебя  взяла.

    Изредка  из кухонного шкафчика, пропахшего лавровым листом, гвоздикой и корвалолом, доставала она заветный графинчик, наливала себе стопочку «для здоровья»,  вкусно захрустывала  прозрачным  маринованным огурчиком и  янтарной квашенной капустой собственной засолки; и неспешно продолжала свои ежедневные домашние дела. Заглядывала к ним востроносая и громкая соседка Тамара, приносила баночку осклизлых  маслят с белёсыми зубчиками чеснока, и тогда уже «под графинчик» начинались у них долгие разговоры, вспыхивало имя Мишки, который почти десять лет голову Надежде дурил, а человек он был вообще никчёмный и жадный. После таких посиделок Надежда сутки лежала под открытой форточкой, пила только  воду и ругала на чем свет стоит  всех: Тамару, Мишку, производителей алкоголя - и свою одинокую жизнь…Отрадой в такие мгновения приходил Тинька.  Сначала разноцветными фонариками глаз он тревожно смотрел на страдания своей хозяйки, потом густой теплой шапкой оборачивался вокруг всклокоченных кудряшек,  и тогда её боль перетекала в него, сжимая обручами и захлёстывая всё внутри, но он терпеливо ждал, когда этот безмерно любимый  им человек успокоится и заснёт.

     Всё чаще и чаще по ночам  стал пробуждаться неведомый зверь, заставляя бессонно встречать мглистые рассветы. Уже не закрывалась в комнате форточка;  сквозняки  игриво раздували кружевные паруса из занавесок. Тинька, потерявший с годами былую стать и пушистую свою шерсть, стал  больше похож на гиену - тощее полосато-камышовое тело заканчивалось вечно дрожащим хвостом с нелепой кисточкой, а голова, от природы крупная и породистая, теперь казалась здесь чужеродной. Цвет глаз потускнел, выровнялся  и приобрел водянисто-болотистый оттенок. Чаще всего кот лежал на тумбочке возле теплой батареи или на мягкой овчинке, заботливо постеленной на его наблюдательском подоконнике.  Любимые хрустящие шарики стали ему не по зубам, а сегодня он вообще отказался от еды. Медленно, захлёбываясь, пил одну воду.

  - Юбилей у нас  с тобой завтра: двадцать лет, как вместе живём. Чем же мне тебя порадовать, старичок ты мой?– сокрушалась Надежда. –  Пойду в магазин, может, что вкусненькое для тебя найду. Да и в аптеку нужно, давно не ходила. Я скоро, ты меня жди.

    Привычно нащупав в кармане пальто  холодный цилиндрик ингалятора, хозяйка взяла свою неизменную спутницу последних лет жизни - большую дерматиновую сумку с выдвижной ручкой на  двух колесах и, как с пулеметом «Максим», шагнула за порог квартиры.  Тяжёлым густым облаком полыхнуло ей в истерзанные бронхи смесью табачного дыма, парного смрада подвала, кошачьих испражнений и свежепосыпанной хлорки.  Надежда задохнулась, раскашлялась, и, прикрывая ладонью лицо, медленно спускалась по ступенькам. На площадке четвертого этажа на детском стульчике сидел сосед Вадим и самозабвенно выпускал в закопченный потолок подъезда колечки белёсого дыма.
- Вадим, Христом Богом прошу тебя, не курил бы ты в подъезде.  - просипела Надежда.
- Чё, купила ты его, что ли, подъезд этот? Где хочу, там и курю.
- Астма у меня, задыхаюсь. 
- Ну и вали, куда шла, чё топчешься? - нагло выпуская струю дыма, заржал Вадим.

     Глотая от обиды слёзы, женщина почти наощупь выбралась наконец на улицу, оперлась на свою сумку, подставила лицо ветру, расслабила воротник пальто. Липкими и холодными ладонями Надежда вытирала крупные капли пота, стекающие по её лбу,  ноги  мелко дрожали. Постояла несколько минут, успокаивая бешеный стук сердца, и медленно двинулась по тротуару. Путь до магазина и аптеки недалёкий - за остановку, спешить ей было некуда, и она потихоньку отправилась дальше. Неожиданная стычка с соседом выбила Надежду из равновесия - сердце сумасшедшим галопом колотилось в груди, дыхание львиным рыком рвало легкие. Кое-как добравшись до спасительной остановки, она присела на лавочку. Достала из кармана гильзу ингалятора, нажала на клапан. Раздался короткий «пшик», но спасительной дозы лекарства Надежда не получила. Баллончик был пуст.
- Сейчас отдышусь, успокоюсь - внушала себе женщина, а остановка предательски раскачивалась вокруг неё, миллионы комариных писков иголками пронзали мозг. - Мне тут недалеко, до аптеки. А там всё будет хорошо.  С коротким стуком упала на вытоптанный снег её удобная сумка, а Надежда, откинувшись в угол остановки,  словно рыба на берегу ловила ртом морозный февральский воздух.

     С высоты своего подоконника Тинька смотрел вниз: на стайку свиристелей, доклевывающих остатки рябиновых ягод, на широкую, заполненную автомобилями  улицу, на вереницу людей, осторожно обходящих ледяные островки на тротуарных плитках.  Наконец он отыскал взглядом родной силуэт - медленно, осторожно, короткими шажками удалялась от дома его хозяйка. Погромыхивала  на колдобинах пустая тележка. Надежда дошла до остановки, присела на ту самую счастливую для него скамейку, где  целую  кошачью жизнь назад она спасла его... Слезящимися бесцветными глазами он еще раз посмотрел вниз, потом свернулся калачиком и прикрыл мордочку хвостом.

                                   ****
    Коротко щелкнула входная дверь.
- Наконец-то, родной,  мы тебя заждались!  Устал, серый весь прямо…
- Очень  тяжелым сегодня дежурство получилось.  Вызовов много. Вспышки на солнце прошли, да еще и морозы усилились. Пожилым и  сердечникам очень плохо такое переносить.
- За выходные отдохнешь немного.  Андрей, ты не будешь против, если я на часок отлучусь, пока Володя спит - в магазине пальто присмотрела, а с нашим непоседой разве померяешь как следует? Заодно Федю с занятий встречу, я быстро. Белье и полотенце для тебя  в ванной приготовила. И обед горячий.
- Хорошо, не задерживайся.

Ольга оделась и быстрым шагом двинулась из дома. Две остановки на автобусе, десять минут в магазине – ещё раз посмотреть, насколько идеально села  обновка, подчеркивая женственные линии тела. Забежала в универсам – привычными движениями кинула в корзинку молоко, кефир, печенье и так же стремительно возвращалась назад. Вот и её остановка,  сейчас забежать в школу за старшим – и впереди чудесные праздничные выходные в кругу семьи. Уже выйдя из автобуса, она краем глаза увидела тяжёлым кулём сидящую в углу  павильона грузную женщину.
- Вам плохо? Я сейчас скорую вызову!
- Не надо, дочка - просипела в ответ Надежда. - Не могу я в больницу, кот у меня дома один. Помрет без меня. Вот, – она разжала ладонь, из которой выкатился серебристый баллончик, -  в аптеку мне надо…
- Я сейчас принесу, я быстро!
Ольга, оставив пакеты с покупками, бросилась в аптеку, на ходу вызывая неотложку.
- Мне срочно, вот это лекарство! Там на остановке женщине плохо!
- Рецепт есть? - провизор была невозмутима. - Не положено.
- Но ведь человеку очень плохо!
- Вы что, врач?  Тогда  скорую  вызывайте. Можем дать нашатырный спирт, виски разотрёте. С вас сорок три рубля.

     Сквозь надвинувшееся марево морока Надежда  снова увидела склонившееся над ней светлое лицо молодой женщины. 
- Всё хорошо, скорая сейчас будет. Сейчас всё будет хорошо.
    Мягкие теплые женские руки уже расстегивали  ей ворот пальто, давая возможность вздохнуть полной грудью, массировали кисти, пытаясь  восстановить ток крови,  растирали виски нашатырём.
- Добрая ты, дочка. Спаси Бог– успокаиваясь,  выдохнула Надежда…

      Сквозь предпраздничные  автомобильные заторы  пробивались мигающие огоньки скорой помощи, люди спешили по своим делам,  а Надежда – тонкая, стройная, в облегающем красном платье, туго перетянутом белым глянцевым ремешком, легкой походкой двигалась в сторону  своих давно замечтанных  Сейшел.  Рядом с ней гордо шагал её любимый экзотический кот Тинька.