Доченька

 Глава 4. Радости материнства
    Через два дня мы приехали в Куйбышев, но там нас никто не ждал и не встретил. Остановились мы у брата в двух комнатной квартире. Он поселил нас в детской, где спали и его трое детей. 

  А через неделю я уже прошла медосмотр и  устроилась на работу в детский сад на полторы ставки. Тебя с трудом приняли в младшую ясельную группу. И было тебе один  год и три месяца, но ты уже самостоятельно ходила на горшок и говорила, мило картавя слова, но я прекрасно понимала тебя. Ты не капризничала, кушала всё подряд и пыталась сама надеть колготки. С первой зарплаты я купила тебе новое платье, белые коготки и большую куклу Оксану, которую ты очень полюбила и стала звать Акана.

    А еще мне захотелось тебя сфотографировать на память, и в воскресенье  повела тебя в фотографию, а для компании взяла племянников Сашу и Любочку.   Вы с Любочкой не захотели расстаться со своими куклами и   сфотографировались вместе с ними, а потом поодиночке. Фотограф долго усаживал тебя на специальной подставке - сундучке. Потом добрый дяденька показал тебе птичку, поцокал языком, а ты заинтересовалась и сидела, удивленно поглядывая своими большими голубыми глазами на незнакомого  дядю.  Вот так и получилось на  память это фото, где ты сидишь на маленьком сундучке с любимой куклой Оксаной…
 
   Так в трудах и заботах о тебе прошли незаметно три месяца, но жить в семье брата с маленькой дочкой было тесно и неудобно. И я стала искать квартиру, но подходящего угла так и не нашлось. Зимой мы уехали на Алтай, который стал для тебя второй родиной, и где у тебя появились первые подруги.

         Одной из них стала Галя Литвинова, которая ходила с тобой в садик в одну группу и  жила неподалеку с родителями в просторной квартире. Я подружилась с матерью Гали, и мы ходили к ним в гости. Галочке папа купил трехколесный велосипед, и она лихо катала тебя по большой квартире, ты боялась и крепко держала подружку за шею, а Галин папа без конца фотографировал вас. 
 
      Это была примерная интеллигентная семья, в которой читали и обсуждали книги, последние новости в стране и мире, и крепко любили друг друга. Именно о такой семье мечтала я и немного завидовала их семейному счастью, которого у меня не было, а было только счастье материнства.

        Как я любила играть с тобой в свободное время! Я покупала тебе первые книжки и читала по вечерам про муху Цокотуху и Мойдодыра, стихи Агнии Барто и русские народные потешки, сказки про курочку Рябу и Репку. А ты сидела рядом и слушала внимательно, а к трем годам и сама начала хорошо говорить и вскоре уже запомнила всего Айболита…

         Испытали мы тогда с тобой немало трудностей и неудобств. Но я была молодая, и всё казалось мне нипочем. Я работала, училась и растила тебя. И именно тогда поняла, что мир не без добрых людей…
Жили мы на частных холодных квартирах без всякой помощи и поддержки со стороны твоего отца. Он словно забыл о твоем существовании. Ты росла без отцовской ласки и заботы…

   Маленькая алма-атинка, родившаяся в теплом климате, ты часто простывала  и болела в Сибири, хотя я нежно о тебе заботилась. К тому в садике, который ты посещала, температура в игровой комнате и спальне одновременно часто была не выше двенадцати градусов тепла…

       Однажды ты сильно заболела и тебя положили в больницу без меня. Тебе ставили по часам уколы пенициллина, а я волновалась и каждый вечер ходила в больницу, принося  что-нибудь вкусненькое. Целый месяц и семнадцать дней ты пролежала в детском отделении, а когда тебя выписали, ты была бледненькой и худой, но так ласково улыбалась мне и сразу бросилась на руки.

       А когда на другой день я привела тебя в садик, туда приехал из города фотограф и сделал снимок на память. Ты была в оранжевом шерстяном платьице с вышитыми по подолу клубничками, с голубым  бантом на светлых волосах и большой плюшевой обезьянкой в руках. Это фото тоже осталась в твоем детском альбоме.

         В пять лет ты побывала вместе со мной в лагере «Орленок», что располагается в живописном месте Усть-Семе. Быстрая речка Сема была совсем рядом и шумела день и ночь. За рекой занимались раскопками археологи из города. От их костра плыл синеватый дымок на нашу сторону. Археологи  -  несколько молодых, загорелых до черноты мужчин, делали раскопы недалеко от реки. А на обед и ужин варили кашу или суп с тушенкой. Один из них был мужем медсестры из лагеря - Тони. Сильная и красивая женщина, она ждала ребенка и часто уплывала к мужу на ту сторону реки.

    У меня после неудачного замужества развилась боязнь к мужчинам. Я боялась знакомиться и даже думать об этом. Все мои мысли и заботы были только о тебе. Нам было хорошо вдвоем! Особенно в то памятное лето.

   От этих дней осталась большая черно-белая фотография, где мы стоим в цветастых, ситцевых платьях и легких тапочках, такие радостные, счастливые и загорелые! Ты крепко держишь меня за руку и, улыбаясь, смотришь доверчиво в объектив. Теперь я перелистываю альбом и снова вспоминаю то счастливое лето…

        А потом наступила холодная дождливая осень. Хозяйка, у которой мы снимали квартиру, вздумала продать дом и уехать к дочери, и мне пришлось опять искать квартиру. Я была в отчаянии, но снова убедилась, что мир не без добрых людей. 

     Случайно я познакомилась с душевной пожилой женщиной бабой Варей, и она сама пригласила нас с дочкой  пожить к себе. Это была очень добрая и умная старушка, которая много горя испытала в войну, оставшись одна с тремя детьми. Она всячески поддерживала меня, и я платила ей добром за ее заботу.
Она полюбила тебя, как родную. И когда ты капризничала, она улыбалась тебе и говорила: 
- А ну-ка, Катюша, давай в бегова! – и семенила быстрым старушечьим шагом  в другую комнату. А ты, конечно, резвыми ножками легко обгоняла бабулю и звонко смеялась. Она иногда забирала тебя из садика, когда я была занята.   По вечерам я приезжала с полной сумкой продуктов и готовила ужин. А по утрам бежала с флягой на тележке за водой на колонку, а баба Варя пекла блины и угощала всех. Зимой мы усаживались поближе к теплой печке, и баба Варя рассказывала разные истории из своей жизни:

    В войну я работала на элеваторе. Муки через наши руки проходило много!  А не возьмешь. Бригадир наш Вася из фронтовиков был с одной рукой, строгий до ужаса. Но иногда разрешал немного зернышек в карман набрать. А на обед из муки лепешки пекли на железной печке, чай пили с душицей. Этой травы полно у нас росло. Иногда лепешку другую и деткам своим я приносила тайком. А сечас што не жить? Только работай. А после войны я парикмахером устроилась. Нравилось мне красоту  людям наводить. Тогда мужчин мало было, а женщин много. Вот женщины и старались красоту наводить – кудри завивать, локоны подкручивать. Я мастерица была в этом деле, - старушка улыбалась, вспоминая свою  молодость, а ты засыпала у меня на руках, согревшись в тепле после холодного садика.

      Летом по выходным дням мы ходили на речку загорать и купаться. Мы выбирали заветную зеленую полянку, расстилали голубое покрывало и шли купаться. Ты визжала от удовольствия, барахтаясь в теплой воде, а потом кушала с большим  аппетитом всё подряд - булочки, сушки, свежие огурчики и пила вкусный лимонад или кефир. А за речкой темнели ели и сосны, и плыли бесконечные белые облака, отражаясь в реке. Над нашими головами сияло солнце и бездонная синева неба, а над водой летали разноцветные бабочки и голубые стрекозы. Как нам хорошо было здесь!

    Наверное, с этих ранних детских  лет у тебя появилась любовь к родной природе. И будучи взрослой, ты везла нас на машине на берег Катуни или озера, в заветные наши места, где мы были так счастливы вместе!