Мечты сбывались
Обыкновенный сероватый весенний денёк, когда снег уже сошёл, а земля ещё не высохла.
Всего лишь несколько недель назад, на Пурим, Сокиряны просто утопали в роскошных снежных сугробах.
К счастью старшая группа детского сада, куда я крепко не выспавшись после ночного бдения, связанного со старинным еврейским праздником, отправился на лыжах по глубокому снегу, находилась от нашего дома всего метрах в пятидесяти - на противоположной стороне улицы Горького.
Пурим начинался для меня - пятилетнего мальчишки, несколько необычно и запомнился хорошо.
Ещё с вечера в большой столовой комнате, которая отделялась от моей спальни неплотно прикрываемой дверью, собрались одни мужчины.
На столах тускло поблескивали графины с вином, бутылки с водкой и тарелки с нехитрыми угощениями.
Тору читали по очереди, передавая друг другу после каждого прочитанного отрывка.
Начинал строгий и седой как лунь дедушка Абраши (так в детстве называли моего дядюшку Аврума Вайнзофа). За время войны только ему, Ицику Аронзону, удалось сохранить бесценный ветхий экземпляр Торы.
Белая-белая редкая борода Ицика подрагивала в такт молитве, а глаза были красными и все время слезились. То ли от старости, то ли от слабого освещения, выдаваемого обыкновенными стеариновыми свечами и небольшой керосиновой лампой с красивым изумрудно-зелёным стеклянным резервуаром.
Электричество в Сокирянах, как правило, отключали ровно в полночь.
Бабушки Роза и Рива напекли все заранее и ещё с вечера позволили мне вдоволь поесть умынташ, флудн и штрудл ( печенья, пирожные, идиш), начинёнными фирменным вареньем из самых ароматных в мире роз, произраставших только в палисаднике нашего дома.
Во время летнего сбора, я бережно отрывал прохладные лепестки, медленно набирая свое любимое детское ведёрко. Как только оно наполнялось, я мигом взлетал по ступенькам с очередной порцией благоухающих драгоценностей.
На фоне глубокого синего цвета внутренней поверхности ведерка, нежно-розовая дрожаще-рассыпчатая кипень из, казалось, шевелящихся оживающих лепестков, смотрелась особенно.
Сломя голову, быстрее ветра я нёсся к бабушкам, колдующим на кухне, в конце длинного тёмного коридора.
Мне чудилось, что даже самая маленькая задержка - хоть на минуту, приведет к тому, что ласковые лепестки могут утратить всю свою утреннюю свежесть, удивительное очарование и еще что-то очень важное, драгоценное для вкуса, аромата и полезности будущего волшебного варенья.
После Ицика Аронзона, Тора переходила к моему отцу - Ихилу ( Ихиэлю) Бланку, которого в школе, где преподавал, более привычно называли Ефимом Львовичем.
Через минут десять приступал к монотонному чтению краснолицый сосед Дахис, сидевший рядом с отцом, затем мой дед - одноглазый лысый Лейб, которого я слегка побаивался из-за пустой темной глазницы от утерянного глаза и седой небритой щетины, нещадно коловшей мои детские щеки.
Улыбчивый Абрам Зицер, родной брат моего деда Менделя - маминого отца, погибшего в гетто, старался прочитать свою часть текста как можно быстрее.
При этом он осторожно и бережно укладывал на стол свою руку, пробитую пулей на фронте. Она всегда была одета в чёрную кожаную перчатку.
Меня пугала ее мертвенная бледность, когда Абрам был вынужден стягивать рукавицу и массировать место, постоянно ноющее от боли.
Он все время отвлекался. Приходилось уделять особое внимание коротко подстриженному гостю в строгом костюме и галстуке, назначенному грозным райкомом партии надзирать за процессом непонятной для властей и потому потенциально опасной молитвы.
Наотрез отказываясь от любого угощения, он всю ночь только попивал из кружки простую колодезную воду и с показным подозрением, будто что-то понимая в идише, зыркал по сторонам своими бесцветными глазками, наглухо застегнутыми мелкими пуговичками зрачков.
Время от времени Абрам отвечал на его короткие вопросы, задаваемые с брезгливо-отчуждённым выражением каменного лица. Тогда незваный гость чёркал в своём блокнотике пару слов и продолжал внимательно вслушиваться.
Несмотря на отчаянное сопротивление, меня, щедро снабдив вкусными печеньями, все же в садик отправили. Идти пришлось на лыжах - снегу было ещё,- Ого-го!
Спустя несколько недель это произошло...
Наступило 12 апреля 1961 года - обычный, ничем не примечательный день...
Я быстро перебежал от нашего дома к детскому садику, на другую сторону дороги, по которой за целый день проезжало, от силы, три-четыре телеги, запряженных лошадьми или ленивыми волами, а также, бывало, и один-два автомобиля, сопровождаемых неизменной стайкой восхищенных ребятишек...
После завтрака, состоящего из горячей манной каши, в которой я и некоторые гурманы любили находить и разжевывать плотные вкусные комочки, все высыпали во двор, из которого можно было легко наблюдать за моей бабушкой, носящейся вокруг дома...
Ей приходилось бегать довольно резво - то кур покормить, то обед приготовить, то в большом огороде повозиться. Ведь уже к трем часам надо было, приодевшись, стрелой мчаться в кинотеатр, где она служила билетером.
Вдруг, бабушка заволновалась и громко стала зазывать домой. Одновременно засуетились и все воспитательницы.
Несмотря на бабушкин призыв, меня не отпустили. Всех быстро завели в группу.
Из радиоточки громко вещал голос Левитана, вызывавший тревогу моих близких ещё со времён войны. Он сообщал, что работают все радиостанции Советского Союза.
В те времена мы уже вовсю гордились страной, горячо обсуждая, и наш первый спутник, и здоровье запущенных в космос собачек Белки и Стрелки.
Их изображения не сходили со страниц тогдашних газет, журналов , календарей, почтовых марок, поздравительных открыток и даже спичечных коробков. Но... вдруг..
- ПЕРВЫЙ ЧЕЛОВЕК В КОСМОСЕ !!!
Нашу детскую группу вместе со всеми нянечками и воспитательницами буквально вынесло на улицу, по которой уже спешило, натянув на себя все, что попалось под руку, все десятитысячное население нашего городка.
У людей был обалдевший радостный вид.
- МЫ ПЕРВЫЕ!!!
Многочисленные обещания будущего Счастья, Коммунизма, Равенства, Братства, Дружбы - все, как в волшебной сказке, казалось, исполнились в один момент.
Незнакомые люди обнимались и целовались. Было впечатление, что все стали братьями и сёстрами.
У буфетов, чайных, ресторанов выпивались тонны спиртного.
По центральному и единственному у нас стадиону, впервые за всю историю, шли колонны, образовавшиеся стихийно.
Руководство нашего городка, на зависть всем остальным не Юрам , торжественно объявило, что сегодня всех мальчиков, которых зовут Юр, Юра, Юрка, Юрий и Юрочка будут стричь во всех парикмахерских совершенно бесплатно и, самое главное, свободно запускать на все киносеансы.
Все мальчишки Сокирян сразу кинулись, конечно, не в парикмахерскую.
Все бросились в кино.
Благодаря монументальной фигуре и незаурядной физической силе, моя бабушка Рива смогла сдержать радостный напор мальчишеской толпы на пару-тройку минут.
Все в сотни ртов кричали, орали и клялись, что с самого своего рождения всегда были только Юрами.
Махнув рукой, бабушка широко открыла входные двери, запуская всех желающих, - и Юр,и не совсем Юр, и малых, и взрослых...
Фильмы шли без перерыва до самого позднего вечера. Таких гор шелухи от семечек ещё не было в истории кинотеатра. Уборщица Фейга, вооруженная многочисленными вениками, попросту сбилась с ног.
Милиция в плен не брала. Был распущен весь медвытрезвитель, освобождены все задержанные за хулиганство и прочие мелочи.
Многие мальчишки старались добиться от родителей немедленного, - Завтра же,- переименования в Юриев.
Каждый раз, когда меня спрашивали о Счастье, я и очень многие люди, кто пережил и до конца ощутил тот удивительный чудный день, всегда вспоминали фантастическое светлое состояние всеобщего стихийного Триумфа, всеобъемлющей Радости и сбывшейся Мечты..!
Свидетельство о публикации №218112100443