Судебные воспоминания

Татьяна, с которой мы вместе учились на первом курсе юридического, затолкнула меня в кабинет  председателя суда.  Собственно, ей и принадлежала идея устроить меня туда на работу.  Сама Таня работала в уголовной канцелярии уже несколько лет. Накануне вечером, забежав к нам домой, она сообщила, что освобождается место секретаря судебных заседаний.

Работа заочников «по специальности» в те времена очень приветствовалась, хотя до настоящей «специальности» нам было, конечно, еще очень далеко. Тем не менее секретарь судебных заседаний принимал непосредственное участие в судебном процессе, все видел, слышал, оценивал, думал и опыт за несколько лет такой работы получал, действительно, ценный.
Девчонки-секретари работали в суде, в основном, для того, чтобы поступить в институт – два года работы давали  право на льготы. Мне льгот не требовалось, поскольку каким-то чудом я умудрилась поступить «на правоведение»  в 17 лет, сразу после школы, и к этому времени уже успела сдать первую сессию вместе с бывалыми милицейскими оперативниками, офицерами спецкомендатур, которых тогда было видимо-невидимо на стройках социализма, бойкими судебными исполнителями, одним летчиком морской авиации и несколькими партийными и комсомольскими работниками, которые получали высшее образование с дальним, как говориться, прицелом.
Был еще студент - дядечка средних лет в серой форме, которую мы никак не могли опознать. Пришлось спросить.
- Таможня мы, - сказал он с таким достоинством, будто  предвидел, что через четверть века их ведомство будет одним из главных фискальных органов государства.
И его сразу зауважали, поскольку таможенника  мы видели только в фильме "Белое солнце пустыни".

Так вот, робко зашла я в кабинет председателя городского суда. Тогда нашим судом руководила уже немолодая женщина-фронтовичка, обладавшая, по слухам, крутым нравом. Секретари ее побаивались: могла резко отчитать за малейшую оплошность. 
Председатель сидела за столом под портретом Владимира Ильича и курила «Беломор».

- Восемнадцать уже есть? – не глядя на меня спросила она.
- Есть, уже целый месяц.
- Мы вместе учимся, Валентина Ивановна, - сказала Таня.
- Это хорошо, что уже учишься. Давай заявление.

Заявление я написала красиво, с соблюдением всех правил оформления документов, которым была научена еще в школе на уроках машинописи. Думаю, что оно понравилось председателю. Только вот секретарем она меня не взяла – место было еще занято, а взяла делопроизводителем.
Вы только вдумайтесь в значение этого слова: производить ДЕЛО! Можно понять так, что ты всегда должен быть при настоящем деле, а не бездельничать. Но на практике оказалось все довольно прозаично. Делопроизводитель просто образовывал дела по гражданским искам, то есть облачал первичные бумажки в корочки, на которых было написано: Дело № …. Дата поступления… Дата рассмотрения…. и т.д.

Еще более «приземлил» меня мой веселый сосед, которому вечером я рассказала, что поступила на работу в суд.

- Кем? – спросил он.
- Да каким-то делопроизводителем.
- А хоть бы и неделопроизводителем, какая тебе разница! Главное - работаешь теперь в органах!

«Делать дела» пришлось всего несколько дней, поскольку процесс увольнения сотрудницы ускорился и срочно нужно было стажировать меня, новичка, для написания протоколов судебных заседаний.

Что запомнилось из секретарской работы? Конечно, первые слова, произнесенные с мурашками по коже: «Прошу встать! Суд идет!» Запомнилась печатная машинка «Ундервуд» - 1912 года рождения, на которой, наверное, перепечатывали еще первые декреты советской власти. Эта машинка была настолько тяжела, что ее переносили со стола на стол вдвоем.
 
Запомнилось, что однажды по моей вине было сорвано рассмотрение уголовного дела – не явился потерпевший. А не явился он потому, что я его не вызвала, наивно решив, что потерпевший – это тот, кого убили (дело было об убийстве), хотя потерпевшим был признан отец убитого. 

Запомнился почти месячный процесс над двенадцатью несовершеннолетними пацанами, вскрывавшими контейнеры на железной дороге. Дело состояло из 20 томов. Собственно, если бы не колоссальные бумажные объемы, его можно было бы назвать рутинным. Но всех нас, участвовавших тогда в процессе, поразили вещдоки: заграничные продукты и одежда, которые шли в контейнерах куда-то на восток, транзитом через нашу страну. Печенье в жестяных коробках у нас не продавали и курток-«алясок» еще не было.
С работой в суде пришло ко мне понимание огромной ответственности за человеческую судьбу, которую брали на себя судьи. И понимание того, что не всем это под силу.  Мне, например.