Белый свет

     Его стройности могла бы позавидовать балерина. Аккуратная любознательная головка на грациозной шее ровно такой длины, чтобы не казалась слишком хрупкой или чрезмерной.  Тонкая талия придавала изящества, а разлёт плеч не оставлял сомнений в силе. Образ довершали фантастические по пышности усы и подходящие к лёгкому шагу узкие ступни. Весь он, с головы до пят был приятен, привлекателен, пригож*, но, увы,-  совершенно беспомощен. И, подобно соринке, лежал навзничь на пыльном полу подле печи.  А та часто моргала, в изумлении, изредка сплёвывала на пол и даже, страшно сказать, в тайне от хозяев, втихаря... дымила:
- Натащат сюда непонятно чего, кинут под нос, а потом,- грей их, жарь им, парь!

     Кот, который обычно молча баюкал себя в волнах тепла под самым подбородком печи, отчего-то посчитал необходимым вмешаться и спросил:
- Откуда он тут?
- Откуда-откуда,- печь от неожиданности среагировала более, чем непочтительно,- да эта, наша, сердобольничать изволит, опять притащила.
- Да как же она его смогла? - кот решил не замечать панибратства и продолжил,- Зима на дворе. Мороз, сугробы.
- Так он с дровами!
- Упросил, значит...
- Да, её и упрашивать не надо. Сама взяла.
- Ну, в общем, ты права. Она и комара притащит. Зимой-то...

     Кот подошёл к гостю поближе, но,  не желая демонстрировать заинтересованности, всё же, помедлил. Присел подле, почесал у себя под носом и только после этого легонько потряс его за плечо:
- Эй... любезный! С вами всё в порядке?

      Пробудившись от деликатного прикосновения мягкой кошачьей лапы, жук открыл глаза и тут же зажмурился:

- Где я!? Почему так светло? Когда я начал дремать, вокруг был такой приятный пасмурный сумрак... То была осень, если я правильно помню.
- Вы в доме приютившей вас женщины, нашей хозяйки. А за окном  - зима и её белый свет.
- Цвет?
- И цвет, и свет.
- Да... что-то такое припоминаю, - белое, холодное и безжалостное. Хотелось...

     Беседу прервало возвращение хозяйки. Она внесла в дом последнюю охапку дров и сбросила её у печи. Отделяя кору, внимательно рассмотрела каждое брёвнышко,- Чтобы не сжечь ненароком кого-нибудь,- сказала женщина, обращаясь к коту. С улыбкой проследив перемещение украдкой едва видимого, почти прозрачного паука с полена на стену, подняла жука с пола и, вместе с несколькими кусочками древесины, поместила в красивую банку с  отверстиями для воздуха.

- Во-от...до весны побудешь тут, а по теплу я тебя и выпущу,- ободрила она жука и поставила банку на подоконник.
Через некоторое время жук осмелился взобраться на стеклянный бок и выглянул в окно. А там...

       После первой бесшабашной метели, как только беседка винограда натянула пушистый свитер снега, в нём поселились воробьи и синицы. Словно моль в шубе, они проделали в толще сугроба ходы, и даже выделили место для купания в снегу и приличной в эту пору забавы - катания с горки. Время от времени, к ним в гости, за сладеньким прилетали дятлы: зелёный и его большой собрат, очень похожий на попугая жако.
В своей обычной жизни, жуку ни за что не удалось бы рассмотреть птиц так близко, без ущерба для самочувствия. И, с неразумной долей разумной опаски, он следил за сварливой суетой птичьих семей ровно столько, на сколько было отпущено света. Каждому, и недлинному зимнему дню...

      Вечер закрасил последнюю долю неба тёмной краской и пошёл за белой для звёзд. Зелёный дятел уже отужинал мороженым из прошлогоднего винограда. Очистил клюв зубочисткой веточки и улетел. Воробьи и синицы, отсрочив распри до тепла, прижались друг к дружке потеснее и задремали в ожидании завтрака. А жук в просторной банке, лениво угощаясь халвой камбия**, иронично и сочувственно поглядывал в их сторону через окно. Ему ли было не знать, как это больно, когда мороз заставляет тебя вжиматься в самого себя, оставляя горячим одно лишь сердце. И оно бьётся, бьётся, бьётся, предвкушая появление  солнца, которое согреет всех одинаково. И друзей, и врагов.