Переполох в Мусино

Глава 15

Балалайка была казенная, стоила дорого, у меня не было лишних средств ее оплачивать, в случае, если я ее потеряю, поэтому, я спокойно взялась помочь женщинам убрать  в избе и поискать ее, не привлекая  внимание местных. Мы уже почти все прибрали, когда в избу вошел    дед  Макей с моей балалайкой. Он,  хитро сощурив свои глаза в щелочки,  спросил меня:
- Гля, сюда. Это не твоя балалайка? А то я смотрю, один малец сидит и играет на  ей,  там,  в сенцах, а ты наверно обыскалась?
- Ой, слава Богу, нашлась, а я  ее долго найти не могла,  хотела идти к нашим мужчинам, спросить, может кто из них  забрал, когда инструменты  собирали.
- А это наш малец, решил поучиться на ей играть  – виновато отвел глаза в сторону, и  как – то неуверенно,  проговорил  дед  Макей.
- Вот, большущее спасибо Вам, Макей,  что принесли, а то я уже начала волноваться,  куда она могла деться. Все  наши  уже ушли, ждать меня не стали. Мне пора тоже идти. Наши, как рассветет,  решили  выходить. Собраться надо и немного поспать – как – то неуверенно  и тихо, вторя Макею, говорила я….
- И чё?  Чё, дуреха,  волнуешься зря. Я тебя сейчас отведу до места. Собирайся, а наши сами все закончат и соберут. Не привыкать.  Ужо,  днем выспятся. Айда? Готова? – глядя мне прямо в глаза, и все больше щурясь, спросил Макей.
Женщины, заулыбались и поспешно начали прощаться. Сердце моё  екало и частило.  В избе, стало тихо и  какая – то неприятная повисла пауза, но тут Макей её решительно оборвал:
- Ну, и чё?  Пора. Собралась?  Пошли, доведу.
- Да, собралась, пошли – не глядя на Макея, ответила я.
Мы вышли в темень ночи. Когда дверь за мной захлопнулась,   я остановилась  на крыльце. Стояла кромешная черная ночь. Не видно было ничего. Я, в нерешительности, стояла на крыльце и,  даже,  ног  своих разглядеть не могла.
- Ну, чего, встала?  Давай руку, спущу на землю, а то расшибешься, а скоро надо идти будеть обратно – взял меня за руку  дед  Макей.
Меня словно бы током  ударило, я дернулась и вырвала руку.
- Ну, чего? Не съем же? – хохотнул  дед Макей.
-Да, что вы. Я просто от неожиданности. Сейчас глаза привыкнут,  и пойдем – сказала я, беря его за руку.
- Ну, вот так – то лучше. Пошли. Не торопись. Успеется. В городах такой ночи нет.  Там фонари всю красоту портят. Смотри, звезды, какие,  глазастые…. Как на ниточках висять, а все равно темень. Вся деревня уже  спить,  и ваши  сплят.  А пошли я тебя к себе в гости позову.  Да, ты не тушуйся, просто  поговорить  охота.  Здеся не с кем. Ааа? –  как – то просительно протянул  это  своё Аааа дед Макей.
- А, пошли. Все равно спать уже не хочется, да и будить  спящих тоже. Скоро вставать –  в тон  деду  Макею,  нерешительно ответила я.
- Ну, и хорошо. У меня, там, в печи, чай есть и  преснушки. Почаевничаем и поговорим  – повеселел он.
И мы пошли.
Дом Макея был на другом конце деревни, и его особняк  был последним в ряду. Стоял он как бы поперек улицы, перекрывая выход и или вход в деревню своим частоколом забора. Все в деревне было продумано до мелочей. Даже план  постройки усадеб и особняков. Особняком  - назвали вятское подворье, со всеми постройками, расположенное под одной  большой крышей. Это  очень удобно,  особенно в студёные вятские зимы. Снег не попадает и намного теплее скотине и  живности в закрытом дворе живется, что и говорить о людях. Особняки – это целый мир со своими укладом, правилами и порядком. Вот в таком особняке и жил дед Макей, на краю села.
- Ну, вот и пришли – тихо сказал дед Макей.
Он  просунул руку в небольшое отверстие в заборе у ворот и что – то потянул там. Где - то в темноте что – то звякнуло и маленькая дверка в воротах, скрипнув,  отворилась, почти,  на  половину  раствора. И эту щель сначала протиснулась большая белая голова с горящими зеленью глазами, а затем и сама большущая  лайка – хаска.  Она,  молча, подошла к хозяину, встала рядом и внимательно посмотрела на меня. От  её настороженного взгляда у меня по спине побежали мурашки.  Я знаю  эту породу и знаю, как они могут напасть без предупреждения и, как преданы своим хозяевам.
- Ну, чего сказилась? Чего? Свои же? Пускай,  давай нас в дом, заморозим гостью… - сказал дед Макей, поглаживая собаку  по  здоровенному  загривку.
Лайка подошла ко мне, понюхала меня, потерлась  мордой о мои колени и пошла во двор.
-Ну, вот, так  - то. Все хозяин разрешил. Заходи. Он у меня серьезный. Одному плохо. Вот и живу с собаками. Их у меня три. Все лайки. Не люблю брехунов.  А эти с норовом, зря не лають и обучены на охоту. Да, ты не бойся, проходи. Не тронут -  пропуская меня вперед,  в маленькие воротица, говорил дед Макей.
- Да я и не боюсь, у меня всегда жили собаки, и сейчас  сторожевая овчарка из колонии живет. Его еще щенком, совсем маленьким, случайно,  к нам на склад с подтоварниками   из колонии   привезли.  В колонии нам запчасти к сеялкам точили заключенные. Там, этих больших сторожевых  овчарок,  специально, выводят, не продают никому щенков даже, а этот  как-то попал в подтоварник и приехал. Я бы его отправила обратно, но он хитер оказался. Два дня просидел  в подтоварнике,  молча, а потом, проголодался,  тявкать начал, так и нашли  его. Долго достать не могли. Он рычал, кусался, сопротивлялся. А когда достали, то увидели, что ему всего от силы недели три, а он уже умеет защищаться. Я живу в частном доме, и
 решила, взять себе его. Мои дети очень довольны были, правда, когда он перерос обычную овчарку и стал ростом  с теленка,  хлопот с ним стало много. Но ничего, справились. Так и живем - вчетвером – я, двое моих детей и Байкал, так мы назвали  собаку, из-за рыжего пятна на груди, похожего на чайку.
- То – то и оно…. Вижу, схожи мы с тобой.  Энто сразу видно.  Ну, да чего стоять,  пошли в дом. Сейчас фонарь зажгу, и пойдем – сказал  дед  Макей,   ища фонарь и спички в темноте.
Не прошло и минуты, как в крытом дворе  стало  светло и я,  смогла   немного оглядеться.
Двор был большой. Заезжий. В углу стояла кошевка, приготовленная на зиму, в углу телега. На телеге стоял свежий стожок  сена. Еще я увидела баню, два небольших крытых,  с плотно пригнанными дверьми, хлева.  Над ними возвышалась большая лестница, ведущая на огромный сеновал. С другой стороны я увидела ступеньки, ведущие  на крыльцо и дальше в сени. Карнизы и наличники были  резными,  словно  их связала искусная кружевница и выкрашены светло – голубой  краской.  Крыльцо было выкрашено светлой краской, от чего двор казался нарядным. Под крыльцом жили собаки. Они все вышли нам навстречу. Степенно и без шума и визга, они обошли меня вокруг,   и подошли к хозяину, глядя ему в глаза.
- Ну и чего? Ить,  на место…. Потом дам есть. Потом.  Сейчас прилажу фонарь на место, на столб и пойдем в избу – доложил дед Макей, поднимаясь по маленькой лесенке, приставленной  к центральному столбу, на который, словно веер, опирались бревна – опора для крыши.

Я стояла и смотрела, как у деда Макея все получалось уверенно и ловко, и даже не могла представить, что ему уже   девятый десяток идет.  Дед Макей быстро поднялся по лесенке, и поставил керосиновый   фонарь в  железную люльку под самым потолком и, плотно,  накрыл его специальным стеклянным колпаком. Во дворе сразу стало совсем светло, как  с  фонарем  в городском парке.
- Да, вот,  как, оказывается, как появились городские фонари, все в этом мире просто… - подумала я.
-Ну, и чего любуешься? Нравится?  Ничего, хорошо живем, не хуже ваших городских. Ладно, пошли в  избу  - сказал дед Макей, открывая, двери сеней.

Продолжение следует...