1991 год. Назначение в Москву

     Часть первая

     1.
     Май 1991 года.
     Свердловск. Средняя общеобразовательная школа военного гарнизона.
     …
     Дверь класса скрипнула, медленно приоткрылась, а  в щёлке показалось улыбающееся лицо секретаря директора Лидочки Павловой.
     – Анна Петровна, на секундочку.
     Дети, довольные неожиданной передышкой в занятиях с любопытством смотрели на учительницу. Анна Петровна, успокаивающе повела в сторону класса рукой и подошла к секретарю.
     – Что случилось?
     – Извините, что отрываю от занятий, вас  к телефону просят. Безбородько Тамара, говорит срочно. Я уж посижу в классе, если надо, вы сходите.
     – Не надо, у меня ребята спокойные, не затрудняйте себя.
     Анна Петровна быстрым шагом направилась в учительскую, войдя в кабинет, взяла лежащую на столе трубку телефона, осмотрелась, её коллеги были на занятиях, только учитель физики, зарывшись в тетрадках, тихонько сидел у окна.
     – Алё, слушаю Тамара Ивановна.
     – Здравствуй Аннушка, ты извини, может и не вовремя, но думаю, не обидишься. Звонил мой Серёжа и, между прочим, сказал, вопрос твоего мужа решён. Представлению дали ход. Так что с тебя причитается. Твой, поди, ещё и не знает об этом. Сергей говорит, Антона приглашают к руководству. Ну что, ты рада?
     Анна Петровна не была готова к такому разговору, в голове были другие мысли, явно не связанные с сутью сказанного подругой.
     – Тамарочка, спасибо за известие, не знаю, что и сказать. Конечно, я рада, но уж дождусь, что Антон скажет. Прости, мне идти надо, занятия, сама понимаешь. Созвонимся.
     Наскоро попрощавшись с подругой, она вернулась в класс. До конца урока оставалось пятнадцать минут. Это был заключительный урок сегодняшнего дня. Впереди выходные. Её ребятишки сидели смирно, восьмой класс, это не малята, это уже взрослые, или почти взрослые люди, они понимали, ещё несколько минут и со школой на сегодня можно будет попрощаться.
     Прозвенел звонок, всё пришло в движение, повсюду суета, беготня, шум, привычный школьный шум. Да, это был привычный шум, родной, не раздражающий и именно родной. Анна Петровна пока оставалась в классе и сейчас, под аккомпанемент этой суеты она начала осознавать: возможно, со всем этим скоро придется расстаться. В учительской  тоже было шумно, атмосфера, царящая здесь, улыбки, шутки, всё настолько привычное, растрогали Анну Седову. И с этим она тоже расстанется, расстанется с людьми, ставшими за десяток лет близкими и почти родными, расстанется с учительской, своим привычным рабочим местом, таким теплым и уютным.
     – Анна Петровна, вы не забудьте, в понедельник мне нужен отчёт по работе изокружка. Анна Петровна, слышите?
     Завуч, подошла к Седовой, положила ей на плечо руку.
     – Анна Петровна, что с вами?
     Седова улыбнулась.
     – Нет, что вы, просто задумалась. Отчёт у меня готов, в понедельник обязательно представлю. Мария Николаевна, я, пожалуй, пойду. До свидания, до понедельника.
     Новость, что по телефону сообщила Тамара, её конечно не ошеломила. О повышении мужа разговоры ходили уже года два, ещё с поры, когда он, был только назначен на должность командира части. Супруг трудяга, она это хорошо знала, знала и видела его отношению к делу ещё с лейтенантской поры. Чуть свет он на службе. А домой? Это уж как получится, бывало, и ночевал в части, хозяйство хлопотное – автомобильный батальон, отдельная часть. Антон любил говорить: «Груда железа и народ, забот всегда полон рот». Месяца два назад он намекнул, ему предложили новую должность и не в округе, а в Москве. Это после десяти лет, что они прожили в Свердловске. Не верилось. В то время в части комиссия работала, и вот после её отъезда Антон сказал о возможном переводе. Говорил именно о возможности перевода, подчёркивая, что слабо верит в назначение, мол, там своих выдвиженцев выше крыши: «Но посмотрим,  серьезный человек предложение сделал». И вот этот звонок. У Тамары супруг в кадрах округа трудится, вряд ли это шутка или розыгрыш.
     Посмотрим.
     Анна улыбнулась, прибавила шаг, до дома оставалось метров двести.
     У подъезда как всегда на боевом посту восседала Петровна, жиличка первого этажа, тучная, говорливая женщина. Её имени никто не помнил, Петровна и Петровна, а ещё Би-Би-Си её прозывали, за глаза, разумеется. Петровна всё и обо всех знала, а если и не знала, то свои домыслы выдавала за действительное. Вот и сейчас она пристально посмотрела на Анну, вроде как спрашивала: «Ну что, когда уезжаешь?»
     Седова на опережение поздоровалась с соседкой.
     – Здравствуйте, Петровна, с хорошей погодой вас. Не видели мои проходили?
     Она знала, где сейчас дети, но это был вопрос именно на опережение, глаза Петровны просто сверлили её и требовали: «Расскажи, расскажи, когда…» Но нет, соседка, поскрипев лавкой, с ласковой улыбкой успокоила Анну.
     – Нет, не приходили ещё. Леночкины подружки бегали здесь, а её не видно было и Егора не было. А ты что так рано?
     – Да, нет, не  рано, уроки закончились и домой. Теперь два дня отдыхаю. И муж скоро придёт.
     Зачем она ей всё это рассказывала? Можно было просто поздороваться и всё.   Но видимо от Петровны просто так не уйти, её глаза требовали новостей, хоть каких-то, но новостей. Анна заспешила, юркнув в подъезд. Не дай бог делится с Би-Би-Си самой главной новостью. А впрочем, та скоро всё разведает. Военный городок есть военный городок, здесь тайны недолго держатся.
     Однако новость, какая бы она свежей не была, не заменит хороший обед. Анна, напевая навязчивый мотивчик новомодной песенки Пугачёвой, засуетилась на кухне. Антон обещал раньше прийти, да и дети не задержатся.

     2.
     В конце мая в кадрах округа подполковника Седова принял заместитель начальника управления.
     – Что я вам скажу, Антон Иванович, как мы за вас не сражались, но вышестоящее командование не перебороть. Есть на вас приказ, назначаетесь командиром части в Москву.  Вы наверно знаете, что за часть. Должность хлопотная и ответственность высокая, но то Москва и возможности там совершенно иные. Кравцов за вас горой стоял, кадровик, что у вас на проверке последней был. Чем вы ему так понравились? Зная, что вы с десяток лет в наших краях служите, и корни здесь хорошие пустили, жена в почёте в школе, да и дети с первого класса в одном гарнизоне, мы пытались отговорить, мол, и здесь полковником Седов будет, но нет, в Москву требуют.  Так что готовьтесь. Когда дела сдавать команду получите и в отпуск. Дату уточним. А дальше в Москву. Будет желание, можете, находясь в отпуске, заскочить в новую часть, познакомиться с руководством, знаю, в Москве будете отдыхать. С московским руководством вопрос отпуска согласован, ваш предшественник пока трудится. По прибытию из отпуска вам должность и сдаст. Вопросы?
     Какие уж тут вопросы.
     Если до того момента как Антон переступил порог кабинета заместителя начальника управления кадров, сомнения в возможности перевода и были, то сейчас, уже за дверьми он осознал, назначение состоялось и в ближайшее время он переезжает в столицу.
     На улице распогодилось, словно по заказу из-за тучек выглянуло солнце.  Весна активно вступала в свои права. Под стать погоде было и настроение Седова.
Прочь все сомнения и переживания…
     Всё будет хорошо!
     Антон присел на лавочку в сквере. Надо перекурить это дело, хоть и ждал приказа, думал о нём, сомневался, а вроде всё и внезапно получилось.
     Надо перекурить.
     В феврале этого года часть вместе с другими соединениями, управлениями, частями и подразделениями округа проверялись комиссией Министерства обороны. Не простой была та проверка. Шёл шестой год перестройки. Эйфория первых перестроечных лет ушла в небытие. Если в 1986-м году отчитаться можно было лозунгами, докладом о количестве перестроившихся и тех, кто вот-вот перестроится, то спустя пять лет в эту болтовню комиссии уже не верили, им подавай не  слова, им дела подавай. В общем-то, правильно. Однако наш народ не глуп и уже начал понимать: все эти усилить, улучшить, добиться и перестроиться, просто слова и не более. Требуешь от людей перестроиться, так ты и базу для дела создай. А какая там база – как не было нормального снабжения новой техникой и запчастями, так его и нет, как лимитировали горюче-смазочные материалы, так по-прежнему ГСМ в дефиците. А водителей как учить, чем технику обслужить? За высокопарными словами о заботе, о людях, продуктов в магазинах больше не стало и число бесквартирных не уменьшилось. Ладно, смириться с этим можно было, офицеры, прапора находят выход из положения, и он командир знает это, живущие на частных квартирах не ропщут, смиренно ждут своей очереди. Но как выдержать то, что на армию помои вёдрами льют? И не в жёлтых газетёнках, уже и в центральной прессе. Вон в 1988 году в августовском номере «Комсомолки» напечатали интервью академика Сахарова, сей учёный муж говорит: армия сегодня – источник опасности военного переворота.
      А вслед истерика. «Огонёк», «АиФ», «Московский комсомолец», местная пресса, подхватили этот тезис, оснастили его  деталями, обвинениями и пошло и пошло… А что наш народ? И те кто газету покупал лишь для того чтобы сало и колбасу в неё заворачивать, вдруг грамотен стал. Читать стал, думать начал. Говорливых появилось масса, бурчат, бурчат, не остановишь. И впрямь перестройка. И как со всем этим бороться?
     Одним словом, проверки командиры боялись как огня. Накануне приезда комиссии командиры и политработники, как только не крутились. Своих людей все знали, знали, кто на что горазд: говорливых в отпуска услали, демагогов по нарядам и командировкам рассовали. Кому что-то обещано было: то ли дитё в сад без очереди устроить, то ли условия проживания улучшить, и так далее.
     Переживал за результаты проверки и Седов. Командир он опытный, на хорошем счету, надежду на рост не терял, батальон третий год шёл с неплохими показателями. Как он отчитается?
     И час «Ч» настал.
Проверка началась с учений. Считалось, что всё будет внезапно, но даже поварихи в столовых знали, в какую минуту прозвучит сигнал тревоги. Ожидая его, кто-то спал в сапогах, а кто отдыхать и не ложился. Ровно в пять утра, батальон поднят по тревоге. Возглавлял группу инспекторов в батальоне, сокурсник Антона по Челябинскому училищу, Александр Стеценко.  Санька за два десятка лет, что не виделись, раздобрел, седина появилась в его некогда смоляных волосах. Но был он всё тот же Санька. Хоть и щеки надувал, всё же старший среди проверяющих, но это был тот же Сашка Стец, так его звали товарищи по курсу. С задачами учений  батальон справился, подчинённые постарались. В общем-то, уговаривать никого не приходилось, и вредителей не было. Офицеры, прапорщики знали своего командира, ценили его трудолюбие, его ответственность, уважение подчиненных и не подвели.
     Стеценко после учений похвалил Седова.
     – Молодец подполковник, доложу, достоин поощрения. Теперь с дисциплинами не оплошай, особенно со специальной подготовкой и политической. Давай, Антон, дерзай.
     И он дерзал. Жена всё пять дней проверки, только по телефону мужа и слышала, но понимала, проверка дело важное.
     В эти дни Антон Иванович познакомился с кадровиком из Москвы, полковником Кравцовым. Лев Иванович был старым служакой, боевыми листками и отремонтированной ленинской комнатой его не возьмёшь и протоколы батальонных комсомольских собраний не читал, он с людьми общался. Разговаривать полковник умел, и слушать умел, а это важно. Уже через два дня обстановку в батальоне Кравцов знал не хуже Седова. Людей в кабинет не вызывал, общался прямо на рабочих местах, в курилках, учебных классах, автопарке и надо сказать, люди от него не шарахались, седой, с открытым лицом, хорошей улыбкой полковник вполне внушал доверие.
     В последний день пребывания комиссии Лев Иванович пригласил на беседу командира. Вот этот разговор был уже не на ногах, беседовали в кабинете Седова.
Полковник коротко рассказал о своих выводах по итогам работы, похвалил Седова, за дисциплину, порядок в подчинённых подразделениях. Антон, было, расслабился. Всегда приятно, когда хвалят, да ещё в хозяйстве, где «забот полон рот». Но вот Кравцов перешёл к заключению и выводам. В официальных  докладах этот раздел начинается обычно так: «Вместе с тем…» Но сейчас это «вместе с тем» поразило Седова. Как можно было за считанные дни пребывания в батальоне увидеть и понять ключевые болевые точки? Нет, не по технической части был разговор, разговор шёл о людях. Начальник штаба: пятеро детей, жена инвалид, ютятся в двухкомнатной квартире. Замполит, хороший мужик, но выпивает безмерно, частенько скандалит дома. Командир первой роты, переросток, в капитанах семнадцать лет ходит. И ещё, ещё…
     Слушал полковника Седов и хоть знал всё то, о чём говорил Лев Иванович, но такое чувство обиды его разобрало, не передать. Разве есть в этих проблемах его вина? Он что свою квартиру начальнику штаба отдаст, или замполиту «торпеду» зашьет? А с командирами рот…
     – Антон Иванович, ты пар-то спусти, не ровён час лопнешь, вон как надулся, пунцовым стал. Успокойся. Знаю много здесь и не твоих вопросов. Просто напомнил тебе, рядом живые люди, они тебе победу куют. Сам не можешь вопросы решить, руководство верхнее долби. Да, долби, через партбюро, политуправление долби.
     Антон вскочил со стула.
     – Я, товарищ полковник…
     Кравцов успокаивающе поднял руки.
     – Садись, садись… Знаю что ты вопросы ставишь, люди о тебе хорошо говорят.   Это приятно, значит ты, командир, на своём месте. Но поднимать кадровый  вопрос надо сегодня предметно. Сам понимаешь, перестройка. Да, кстати, народ говорит, ты сам частенько под машинами лежишь? Это что за практика такая – комбат сам машины ремонтирует. Что-то новое, с таким я ещё не встречался.
     Антон аж вспотел. А об этом кто полковнику доложил? И он с обидой в голосе заявляет.
     – И это что, плохо? Если они, сопляки молодые, только «ездючат», могут лишь баранку в руках держать, технику толком не знают. Так кто их учить должен? Вот и торчу под капотом, а он, молодой этот и его техник рядышком. Я-то всё знаю, нет более опытного человека в части, чем я. С десяти лет с машинами вожусь. И в училище не по зову партии пошёл, просто машины сызмальства любил. Так что не правда, ваша… А что моих офицеров касается, верно вы заметили, но не совсем. Начальник штаба. Да, многодетный он. Но ему только в прошлом году трижды переехать предлагали, в том числе и в четырехкомнатную квартиру, а он в свою двушку вцепился и ни в какую не желает уезжать. И здесь всё просто – через дорогу тёща живёт, у той не домик, а купеческое подворье, так что же ему на выселки от родных переезжать, вот и живёт рядышком с роднёй и до службы недалеко. Замполит точно вы сказали, пьёт. Но я лично, живя с такой как у него мегерой давно бы повесился. Баба дрянь, прямо скажу. Говорю, разводись. Отвечает, я коммунист, как семью оставлю. Вот и весь сказ. Или вот ещё…
     – Ладно, командир, ладно, не кипятись. Я ведь не ругаю тебя, это у нас с тобой доверительный мужской разговор.
     Долго длился тот разговор, и расстались собеседники вполне удовлетворённые. Антон Иванович выговорился, наконец, много у него на душе скопилось. А полковник выслушал «окопного» командира, это не доклад в кабинете получать, этот разговор для него был важен.
     Концовка была на официальной нотке. Лев Иванович встал, пожал руку Седову.
     – Что, командир, ещё встретимся. Я, в целом, удовлетворён вашей работой, о чём и буду докладывать руководству.
     И уже через два дня, сразу после подведения работы комиссии в штабе округа, Кравцов вызвал Седова.
     – Антон Иванович, в Москву приглашаю.
     Увидев округлившиеся глаза Антона, полковник улыбнулся.
     – Нет, не гостевать приглашаю, там у тебя, я знаю, есть, где остановиться.   Руководство предлагает вам должность командира автобазы центрального подчинения. Замыкается часть на одно из главных управлений министерства обороны. Должность ответственная, довольно сложная и специфическая и у командира ответственность на голову выше, чем в глубинке. Сам понимаешь, Москва. Ошибок быть не должно. Прежний командир срок выслужил и подлежит увольнению. Руководство считает, в части нужна, так сказать, новая кровь, человек пусть и без связей, но с пониманием дела. Я за вас поручился. Ну, что ответите сразу, или подумать надо?
     Антон был ошарашен предложением, такого он явно не ожидал. Однако думать не  стал. Москва есть Москва, второй раз может и не представиться такая возможность.
     – Спасибо за доверие. Согласен я, товарищ полковник.
     – Отлично. Ждите приказа. Всего доброго.
     И вот всё состоялось. Он назначен командиром части в Москву. Что же надо готовиться. Седов притушил сигарету, выбросил окурок в урну и быстрым шагом пошёл к ожидавшему его УАЗику.
     – Домой Виктор.

     3.
     Анна Петровна ждала мужа. Улыбнулась, подала полотенце, а в глазах вопрос: «Ну как, что там?» Антон молчал. Зашёл в ванную комнату, через пяток минут вышел посвежевший и улыбающийся.
     – А дети где?
     Глаза супруги спрашивали: «Что же ты молчишь?» И он ответил.
     – Аня, а как мы всё это хозяйство в Москву перетянем?
     Анна Петровна, в волнении присела на стул.
     – Всё же едем?
     – Едем Аннушка, едем. Только всё хорошенько продумать надо. Время сложное: школа, дети, твоя работа, вещи. Да, с тетушкой надо пообщаться предварительно и прочее…
     Хлопнула входная дверь. Антон спросил.
     – Дети?
     Да это были они, Егор и Лена. Лена сразу в комнату, а Егор к отцу.
     – Пап, а что, правда, что мы уезжаем.
     Антон с удивление посмотрел на Анну. Та непонимающе пожала плечами.
     – И кто это тебе нашептал?
     – Как кто, Петровна уже всё знает. Говорит, что мы в Москву скоро едем.
     Антон улыбнулся.
     – Ну, раз Петровна говорит, значит, правда. Едем.
     – Ура! Ленка, ты слышишь, в Москву едем!
     В кухню вбежала Лена.
     – Пап, правда? Едем?
     – Да, ребята едем, причём очень скоро.
     Лена вопрошающе посмотрела на отца.
     – А как быть со школой. У меня выпускной класс. Егорке год учиться осталось, и что, мы уезжаем. А мои девчонки, а ребята?
     Антон рассмеялся.
     – Всех заберём с собой, так им и передай. Тебя в этот год в институт, Егора в следующем году в академию Жуковского отдадим, он лётчиком давно стать мечтал. Устроит такой расклад?
     Ребята притихли, до них начало доходить, что в ухмылке Би-Би-Си у подъезда была правда: они действительно переезжают в Москву. Егор встал, посмотрел на сестричку.
     – Мама, мы обедать не будем, правда, Ленка. Мы на площадку, можно?
     Анна Петровна растерянно посмотрела на ребят. А Антон, взяв её за руку, тихонько сказал.
     – Пусть идут, не голодны, потом перекусят.
     Через секунду Седовы младшие растворились. И только топот послышался с лестничной клетки.
     Антон сел удобнее на стул, покрутил головой, потёр рука об руку.
     – Мать, а по такому случаю, найдётся что глотнуть?
     Анна Петровна поставила на стол бутылку водки, рюмки. Себе налила домашней вишнёвой настойки.
     – Рассказывай, Антон.
     После проверки, всех этих бесед и конечно новости о назначении, Антон Иванович выпил не рюмку, налил стакан и в три глотка проглотил. Помолчал.   Передёрнул плечами. Живительная влага упала в желудок. Выдохнул.
     – Всё мать. Едем. Только извини, не могу сейчас разговаривать, спать хочу зверски. Разбуди вечером.
     Покачнувшись, он встал и пошёл в спальную комнату. Анна укоризненно посмотрела вслед. Однако не обиделась, пусть отдохнёт. А пока ей есть о чём поразмышлять.
     Недели две, не меньше, уйдут на подготовку к переезду. Мебель придётся продать. Хотя кто её купит? Анна прошла в комнату, присела на диван. Конечно, мебелишка старовата, разве на дачу кому и, если толком прикинуть, лишь холодильник и телевизор нужно забирать. Всё остальное мусор. Но вот куда переезжать? Она была уверена, жильё никто сразу Антону не предоставит. Жить врозь, муж в Москве, а она с детьми здесь в Свердловске, нельзя ни в коем случае. Дети взрослые, сейчас нужен контроль над ними, и только контроль. Так что остаётся единственный вариант: переезд к тётке Наталье. Наталья Ивановна давно уже живёт в Москве.  Лет наверно двадцать не меньше. Как замуж вышла, так и уехала с мужем в столицу. Супруг её, Сергей Витальевич Смирнов, «ящик» возглавлял, ученый с закрытым именем. Умер в 1985 году, в феврале, накануне перестройки. Детей бог не дал, так что осталась Наталья Ивановна богатой вдовой, при четырёхкомнатной квартире и шикарной даче в ближнем Подмосковье. Наталья Ивановна не бедствует. У неё прекрасное музыкальное образование, огромный опыт репетитора, и немереная очередь мамаш желающих научить своих отпрысков музыке. Смирнова нарасхват, она ни кому не отказывает, со всеми берётся работать и у неё это здорово получается. Почти круглый год Наталья Ивановна проживает на даче, квартира пустует. Она не раз говорила Антону, переезжай ко мне, жить есть где. Бросай свои машины, работу найдешь, для семьи Москва, это великое дело. Наверно такое время и настало. Но это дело Антона с теткой общаться. И он видимо понимает, переезд к тётушке оптимальный вариант. Наталья Ивановна, кстати, детишек обожает. Балует, когда они у неё в отпуске отдыхают, по Москве за собой таскает, в театры, музеи и прочее.
     Эх, жаль, нет уж её родителей. Анна Петровна подошла к большой фотографии на стене. Это одна из немногих оставшихся от родителей. Отец не любил фотографироваться. И не от хорошей жизни. После того что произошло с его родными, жил он замкнутой и тихой жизнью. Вот и на этой фотографии они с мамой, словно под дулом пистолета, серьёзны и сосредоточены. А ведь красивые были, она и сейчас помнит шикарные мамины волосы, бледное лицо, голубые глаза. Да и отец был красавцем. А в 1963 году их не стало, погибли в автокатастрофе. Обстоятельства смерти до сих пор не выяснены. Собственно никто и не разбирался толком. Зафиксировали смерть, водителя грузовика, что протаранил автобус, осудили и всё. И осталась она одна одинёшенька. Деда с бабкой ещё в тридцать седьмом, осенью арестовали и тут же расстреляли. Мама сиротой была. Анну после похорон родителей в детский дом определили.
Как хорошо было сейчас к родным в отпуск, отдохнуть, отвлечься от всех забот и тревог. Но нет, нет родных, на Антона да на себя только и можно рассчитывать.
     Она тихонечко вошла в спальню. Антон, свернувшись калачиком, мирно посапывал. На лице блаженная улыбка. Ладно, пусть спит. Тяжёлые у него эти весенние дни были, пусть отдыхает.
     У двери послышался шум. Наверно дети пришли. Она вышла в прихожую. Прислушалась. Нет, показалось.

     4.
     А детям было не до переживаний матери. Радость захлёстывала. Молодые!    Зачем им думать, как переехать, что брать с собой, не об этом их мысли.
     В Москву!!! В столицу! Скорей бы.
     Выйдя из подъезда, Егор потянул Лену за собой.
     – Пойдём в тренажёрку сбегаем, я с парнями переговорю и с тренером надо пообщаться, он в Москве долго жил, может какую команду в столице посоветует.   Айда!
     И они помчались в сторону спортивного комплекса. Егор лет пять занимался боксом. Первые два года самые сложные: сплошные сопли и плач. Больно когда по лицу бьют, хоть у соперника руки в перчатках, а всё одно больно. Но понемногу втягивался в тренировочный ритм, и общефизическую подготовку подтянул, стал крепок телом, вытянулся. К девятому классу тренер смотрел на него с надеждой. Всё же столько сил вложил в этого вихрастого паренька. Он понимал, толк из него будет.
     Сегодня у Егора тренировки не было. Зал полон, работали другие группы.  Семёныч как всегда на месте. Кабинет открыт. Тренер, и это было хорошо видно от входа, разговаривал с кем-то по телефону, периодически поглядывая в сторону рингов. Увидев Егора, призывно помахал рукой, дескать, давай сюда.
     – Лена, пойдём, Семёныч зовёт.
     Егор потянул Лену за руку. Но та ловко увернулась и ускользнула к дальней площадке, где парни с упоением долбили груши. И оттуда, улыбаясь, помахала брату рукой.
     – Чао!
     Понятно. На одной из груш висел одноклассник Егора Павел, Ленкин ухажёр.
     – Я тебе дам «Чао». Без меня никуда, ясно!
     Егор зашёл в тренерскую.
     – Здравствуйте Олег Семёнович.
     – Садись. Что пришёл, ты же сегодня отдыхаешь?
     Егор присел на краешек стула.
     – Дело в том, что скоро вообще отдыхать от тренировок буду.
     – Вот как? И что это означает?
     – Олег Семёнович, уезжаем мы, отца переводит в Москву.
     Тренер, сидя к Егору вполоборота, больше в зал смотрел, чем на паренька, но после сказанного, повернулся к парню.
     – Неожиданно. И что, это уже точно?
     – Да, батя сказал, приказ есть. Через пару недель и уезжаем. Всё! Прощайте мешки, груши и платформы! Ещё год, а там учебу закончу, аттестат на руки и свободен, как птица в полёте.
     Егор хорохорился, пытался ерничать, шутить, но у него это плохо получалось. Он не знал о чём говорить с Семёнычем. Прощаться? Пока рано. Совета просить, как дальше быть? Наверно можно. А что тот посоветует? Семёныч нормальный мужик как тренер, а вот в роли фигуры, способной успокоить и поддержать Егор слабо его представлял.
     – Ну что же, счастливой тебе дороги. Если надо, могу аттестацию школы бокса написать. Всё же ты у нас в чемпионах ходил, разряд имеешь.
     – Спасибо Олег Семёнович. Я знаю, вы в Москве долго жили, тренером начинали, может, кого посоветуете, центр какой или школу. А?
     Тренер встал, прикрыл дверь тренерской.
     – Да ты сиди, Егорка, что вскочил. Сиди.
     – Посоветовать я тебе конечно посоветую. Есть у меня и адреса и, как говорят, «явки и пароли». С хорошими людьми познакомлю. Только вот что парень, учти, ты уже практически самостоятельный мужчина, да ещё с хорошей боксёрской выучкой. На таких сейчас спрос есть. Уж тем более в столице. Секрет тебе открою, уже могу сказать. Меня парочку лет назад местные братки пытались на службу поставить, мол, подавай им парней умеющих морды квасить, причём за деньги предлагали работать. Послал я их. Чуть не покалечили, помнишь, я в больничке месяц валялся. Вы-то не всё знали, вам и не к чему всё это знать было. Потом вроде, как и отстали. Всё же у нас гарнизон, генерал начальник, да и милиция ещё не скурвилась. А в столице всё по-другому. Так что берегись, парень и это главное в моём напутствии. Зайди через парочку дней, а впрочем, ты ещё на тренировки будешь ходить? Да?
     – Конечно, Олег Семёнович, конечно. Спасибо, я вас понял, до свидания.
     Егор встал и быстро вышел из кабинета. Последние слова тренера он слышал, но не очень их понял. Причём здесь бандюги? Он спортсмен. Этим всё сказано.   Ладно, где Ленка? Надо идти, поздно уже. А ещё на площадку бы забежать. Маринка там, она ещё ничего не знает.
     Лены в зале не было. Егор вышел во двор. Сестрёнка и Павел сидели на лавочке в глубине двора. Паша привстал, призывно махнул рукой.
     – Егорка! Давай сюда!
     – Паша, привет.
     – Привет. Семёныч тебе нотации читал, что ли, уж больно долго сидел у него.
     – Да брось ты. Просто говорили о боксе, он пообещал адрес школы в Москве подкинуть. Рассказал ему что уезжаю. Расстроился старик. Ещё бы, пять лет у него тренируюсь. Я с батей за эти годы реже встречался, чем с Семёнычем. Привык к нему, хороший он дядька.
     Друзья медленно пошли в сторону площадки. Паша положил руку на плечо Лены. Та улыбнулась и доверчиво посмотрела на товарища. Елене нравился Паша и не потому что боксер, как братишка, нет, Паша умница, он и отличник и интересный вообще человек, с ним поговорить можно практически на любую тему. Музыку любит, сам неплохо поёт, с гитарой дружит. Дом для него всё, и не то чтобы он мамкиным сыночком был, просто он естественен в отношении с родными, и это видно всегда. Мать он никогда мамкой или мамашей не называет, только мама. И отец у него не батя или хуже то «он», папой Павел его называет и в его устах это звучит естественно. Такие парни как Павел, на вес золота. Это мама Лены так говорит. Наверно она и права. Но вот с Пашкой придётся расстаться. Его родитель здесь надолго застрял. Уже лет десять майором трудится. В городке их семейство обжилось, на огороде дачку поставили. Не велик домишка, но в два этажа. Деревянный. Паша говорит, родители ни за что не уедут отсюда, прикипели навечно. Жалко с Павлом будет расставаться. Лена видела,  неравнодушен к ней парень, и у него это серьёзно. Что же жизнь впереди большая, может ещё и пересекутся их судьбы.
     Егор прервал молчание.
     – Хорош горевать, ещё не уехали, будем деньки считать и каждым часом дорожить. Согласны?
     Лена кивнула, посмотрела на Павла, теснее прижалась к его плечу. Егор увидел это движение и ему завидно стало. Хорошая пара, эти ребята. Но не будем горевать. Надо на площадку, Маринка ждёт.
     – Что ребята, вы здесь будите, или как. Я на площадку. Павел ответил не сразу, помолчал, теснее прижал к себе Лену.
     – Иди один, нам с Леной поговорить надо.
     Вот, Пашка, вроде простые слова сказал, а как значимо они прозвучали: «…нам поговорить надо…» Егор ухмыльнулся.
     – Ну, поговорите, только ты Лена долго не задерживайся, мама будет переживать.
     В присутствии Павла он волей-неволей и свою мать мамой называл. Ох уж этот Павел…
     Маринка ждала  Егора. Народу на площадке мало. Одноклассников не было, мелкота: восьмиклашки и моложе. Ребята общались, собравшись группками. И что интересно, Егор давно заприметил, чуть светлее было бы, на площадке шум, гам, мячи, скакалки и прочее. Только солнышко спрячется: тихие разговоры, приглушённый смех, гитары.  Наверно все дворы такие. И площадки такие же. Что в них особенного? Да ничего. Парочка качелей, горка с металлическим настилом, все поколения детворы штаны на ней рвали в клочья, отцы чуть ли не с фонарями искали гвозди в ней. Но этих «вредителей» не видно и визуально и на ощупь, а как только задницей кто заскользил с горки, металл прогибается и гвоздики наружу. Плач, слёзы… и смех. Ничего в этой площадке примечательного нет, но тянется сюда народ, утром и днём мамаши с детишками, к вечеру молодняк собирается.
     Егор шлёпнулся на лавочку рядом девушкой.
     – Маринка, привет, извини, у тренера был, только отпустил.
     Марина,  молча, отодвинулась от него.
     – Ладно, не обижайся, я весь в новостях, после школы присесть не успел, даже не обедал. В спортзал и к тебе. Не дуйся.
     Марина, повела плечиком и ещё дольше отодвинулась от Егора.
     – Конечно, мы уже московские, что нам с деревней общаться.
     – А ты откуда знаешь, что мы уезжаем?
     – Да откуда, весь городок уже знает. А я последняя узнаю.
     Егор смотрел на подружку с удивлением и непониманием.
     – Послушай, я узнал об этом часа четыре, нет, пять часов назад и сразу в спортзал, и не один, с Леной там был. Что ты обижаешься. Ишь, какие мы обидчивые…
     Маринка поняла что переборщила.
     – Ладно, проехали. Рассказывай, куда, где жить будешь, адрес хоть дашь?
     – Маринка, веришь, ничего не знаю. Знаю только, что на отца есть приказ о переводе, а как уж всё сложится дальше, не представляю. И отец ещё не готов эту тему дома обсуждать. Так что позднее всё расскажу. Пойдем, пройдёмся, в парк сходим, к пруду. Пойдём?
     Они поднялись и медленно пошли в сторону пруда.
     С Маринкой Егор был знаком давно, они в параллельных классах учились. Но парень её не замечал, уж больно незаметной, да и неказистой казалась девчонка. А вот за последних года полтора она расцвела. Вытянулась, похорошела. Егор заметил эти изменения в девушке на школьной дискотеке в начале прошедшего года. Он даже не понял, что это хорошенькая брюнетка учится с ним в одной школе и её класс на том же этаже, что и класс Егора. Удивительно, но это именно так и было. И Маринка давно мечтала иметь такого защитника как Егор, высокого, статного, сильного. Так что здесь всё сошлось, ребята подружились. С родителями познакомились, отцы те по службе знали друг друга. Так что радостные крики малышей вслед парочке – «Жених и невеста!» не очень и огорчали. Одно только не понятно: «тили-тили-тесто» причём тут?

     5.
     Все последующие дни Седовы готовились к переезду. Младшее поколение сдавало экзамены, это была их главная задача, они её понимали. Кроме того с друзьями и подругами ежедневно обсуждали одну  и ту же тему: как они будут жить в Москве и как им будет плохо без гарнизонных друзей. Однако слёз и взаимных обид при этом не было. И клятв в вечной любви не было. Несмотря на юный возраст, дети были реалистами, всё же дети офицеров, а офицерская жизнь, это сплошные колёса: переезды, новая обстановка, новые друзья и новые соседи. И это всё они знали и понимали. Переезд Седовых к новому месту службы отца – реальность, ни слезы, ни крики или плач, не помогут. К тому же современные средства коммуникации позволяли общаться с друзьями. Но если Егор менял школу, но не уклад жизни, ему ещё год предстояло учиться, то Елене было вдвойне тяжело. Здесь она завершала обучение в средней школе, прощалась с одноклассниками и друзьями, а вот что делать дальше, она, собственно как и родители, пока не представляла. Если бы не переезд, она, безусловно, пошла на юридический факультет в институт Руденко. Дорожка туда их выпускниками проторена, улица Комсомольская, где находится институт не так уж и далеко от городка, и общежитие предоставляют. Ну и самое главное в эти первые перестроечные годы профессия юрист оказалась очень востребованной.
     А в Москве куда пойти?
     Другие заботы были у старших Седовых.
     Антон Иванович на следующий день после разговора в кадрах округа позвонил тётушке. Вокруг, да около не ходил, прямо сообщил, так мол, и так, любимая тётушка, получил назначение в Москву. Квартиру не обещают. Придётся жильё или снимать или проситься к вам, родная наша, на постой. Тетушка немедля отругала Антона и заявила, если он не будет у неё жить, то она продаст квартиру и деньги отдаст в детский дом. Она, кстати, не первый раз такое заявление делала. Антон поспешил успокоить обещанием, обязательно поселиться у неё.
     – Район у нас хороший, Антоша, ты же знаешь, а летом у меня на даче будите жить.
     После этого разговора можно было уже принимать решение и по срокам уезда и по вещам и прочим делам.
     Анна Петровна с тяжелым сердцем несла в школу новость о переезде. До обеда она и не решалась сказать, что вынуждена уволиться. Может, кто из учителей и знал о предстоящем переезде семьи Седовых в Москву, но народ в школе был тактичен, никто и словом не обмолвился. Однако когда она принесла директору заявление об уходе из школы, Эмме Соломоновне стало плохо. Она было вскрикнула: – «Что вас не устаивает? Что это за демарш?», – и лишь узнав причину увольнения Седовой, успокоилась и даже всплакнула. И не в том дело, что Анна Петровна незаменима, нет, просто в школе коллектив учителей был чрезвычайно профессиональным, сильным и уход одной единички, а все они, учителя, были штатными единичками в сознании директора, была серьезная потеря для школы. Эмма, как её за глаза звали учителя, да и ученики, последние годы, что только не делала, что бы удержать своих учителей. Времена подвижничества прошли, простой репетитор английского языка за одно занятие зарабатывал столько, сколько учитель иностранных языков получал в месяц. Ну чем можно удержать своих преподавателей? И физкультурник на сторону смотрит, историк тот политологом стал, в политике баллы набирает, да и вообще учителя в сезон подрабатывают репетиторством. Вроде и незаконно, но Эмма закрывала на всё глаза, лишь бы не уходили. Однако движение всё же было, жизнь течёт, люди уезжали, на пенсию выходят и прочее. Вот и Анна Петровна уходит. А с ней кроме учителя русского языка и литературы уходит замечательный художник, руководитель внештатной школы искусств. Что директору остаётся, только плакать.
     Но слёзы слезами, а подписать заявление директор была вынуждена.
     У Антона Ивановича эти последние дни были суетливыми. Подчинённые, за два года, что он командовал батальоном, привыкли к нему, и уже не представляли, как работать под началом другого командира. Конечно, свято место пусто не бывает, поставят кого. Но это уже будет другая часть. Другой командовать будет, плохо ли, хорошо, одно ясно, такого спеца как Иваныч, не будет, кончились такие.  Антон всё в части знал, а главное технику знал. Где, какая неразрешимая неполадка, а как в жизни без них – бегом к командиру. Так, мол, и так, выжимной вышел из строя, на складе нет, что делать. Крякнет командир, на часы глянет  и в автопарк. И сразу всё в норме, всё крутится и вертится.
     – Товарищ командир, и как я до этого не додумался?
     – Учись. Учись, пока я жив.
     И ни ругани, ни увещеваний. Всё. Показал, научил. Главное что бы дело шло, чтобы колёса крутились. И они крутились. Техника в батальоне всегда была исправна. И это при отсутствии снабжения запасными частями и оборудованием.  Вышестоящее командования и снабжающие органы с начала перестройки, только митинговали, и разводили руками, дескать, ты перестраивайся, нечего пенять на кого-то, с запчастями просто, взял, поставил и отдыхай, а ты без этого как-нибудь проживи. Учись работать в сложных условиях.
Пока за Седова обязанности исполнял заместитель, но командира обещали скоро подослать. Офицеры вздыхали  – что-то будет.
     «Поляну» для проводов командира накрыли в боксе тяжёлой техники. Был у них здесь закуток, где можно было собраться на мероприятие, как говорят «по случаю…»  Этот закуток работал со дня создания части. Работал во все времена: собирались в годы оттепели, в застойные времена и в перестройку. Ни сухой закон, ни другие издержки политической конъюнктуры не меняли ассортимент стола и традиций. В оттепель, конечно, стол был более обилен и интересен, разной водки было много. Исчезла водка, появился спирт, бражка, самогон. В Лигачёвские времена всё было, только дверь крепче закрывали, а для маскировки кефир посреди стола стоял. 
     Чужих не приглашали, а свои, батальонные, были в полном составе, кроме больных и дежурной службы. Традицией были и тосты. Что бы ни произошло, первым был тост командира. И слова были о коллективе, о дружбе и будущем. Казалось бы, командир уходит, о нём надо сказать. Но традиции не нарушали. Первым своё слово сказал Седов. А вот дальше слово держал замполит, он же и тамадой работал. Столько добрых слов услышать о себе Антону Ивановичу было приятно. Он восседал во главе стола с блаженной улыбкой, кивал в ответ на очередной тост и пожелания, чокался с сослуживцами и выпивал. Выпивал до дна, не мог иначе, люди, которые говорили ему добрые слова, говорили всё от души, искренне и он их любил. И пригубить водку не мог, этим обидел бы коллег. Он выпивал каждый тост.
     В середине июля Седовы улетали. Накануне загрузили контейнер. Был он полупустой, взяли лишь холодильник и телевизор, две раскладушки, парочку легких, ещё с курсантских лет столиков, четыре табуретки и несколько чемоданов домашних вещей. Комплектованием контейнера руководила по телефону тётя Наташа.
– Ничего лишнего, всё выкину, если лишнее притащите. Понятно? Не вздумайте абажуры тащить и бра. Выкину. Антоша, ты же знаешь, у меня всё есть.
     Она, конечно, была права, однако как раз абажур, тот самый, первый предмет их лейтенантской жизни, Анна и собиралась взять с собой. Куплен был на первую зарплату мужа по её настоянию. Анна тихонько зарыла абажур в вещи, авось доедет, не сломается. А уж в Москве, как-нибудь, уговорим тётушку. Больно вещь хороша.
     Проводить семью пришли многие. Седовых знали в городке, знали, любили и уважали. К машине, что везла семью в аэропорт, даже Петровна со своей клюкой подтянулась. Паша, Елены друг закадычный, обняв, что-то шептал ей на ушко. Девчонка ревела, спрятав лицо на груди парня. Маринка, вела себя сдержано, взяв Егора под руку, смущенно молчала и улыбалась, а он с серьёзным видом, обращаясь к ней, говорил: «Ладно, ладно, я на каникулы обязательн6о приеду, ты жди, подруга».
     Соседи, сослуживцы в разнобой что-то говорили, улыбались, желали здоровья, но Анна и Егор уже не слышали те голоса, головы были другим заняты, да и самолёт ждать не будет.
    Антон Иванович постучал рукой по капоту машины.
    – Заводи Виктор. Поехали.
    Машина привычно заурчала, командир с семейством выехал в аэропорт. Впереди их ждала новая жизнь.
     Продолжение следует.