Записки с Острова

В середине дня тропическое солнце особенно беспощадно. Не спасает даже близость океана: сводит горло, темнеет в глазах, ноги теряют упружистую легкость. Идти вдоль Малекона, принимая на себя освежающим фейерверком капли воды - челендж для белокожих изнеженных европейцев. Даже местных на парапете ощутимо меньше, чем вечером. Кое-где попадаются обреченные рыбаки, да шныряют вездесущие мальчишки. Надо скорее укрыться в защитной прохладе узких лабиринтов старой Гаваны, затеряться в шумном многоголосье уличной жизни города, пропахшего потом, солью и сладковатым запахом сигар. В такие моменты меня спасает мохито. Только один стакан.
- Мам, тебе можно один мохито, - строго кивая, всегда говорит моя дочь.
Два - уже перебор, когда сумма алкоголя в крови зашкаливает, и не только тело, но и мозг получает четкую команду расслабиться. Вот один бокал мохито - то, что нужно в такой день. Кубинцы не зря придумали этот благословенный напиток. Не вино, не коньяк, не шампанское, а сочный коктейль спелой зелени ласкающих листьев мяты и кипящего лайма, обжигающего рома и леденящего нёбо льда. Где бы на этом острове ты не остановился, чтобы прикоснуться губами к спасительной влаге: на дорожной заправке, в шикарном отеле или местной забегаловке - в твоем бокале всегда будет достаточно мяты, рома и льда. Кубинцы знают толк в коктейлях. Это одно из немногих дел, которое они делают от души и на совесть. Впрочем, от души они делают многое, а вот со временем и качеством - у них особые отношения.
Я спешу укрыться в ближайшем баре на самой популярной артерии Гаваны Вьехи - улице Обиспо. Седой пианист нежно ласкает пальцами блестящую клавиатуру рояля. Французский шансон не идет этому лишенному полутонов городу. Тут все через край: солнце, вода, запахи, звуки, краски, человеческие чувства. Здесь взрывные закаты сменяются роскошными ночами, окутывающими город непрозрачной темнотой с редкими зрелищными фейерверками молний над океаном. Здесь красоту колониальных дворцов приводит в чувство мозаика сохнущего на балконах белья. Здесь недостаток кукольной красоты женщин компенсирует их естественность. Я тяну из трубочки коктейль и наслаждаюсь невидимой работой кондиционеров.
Моя любовь к Гаване началась совсем давно. Тогда я не могла себе представить, что этот остров уверенно войдет в мою жизнь и отнимет часть моего сердца.
Где-то на заре 1990х мне в руки случайно попала кассета с продукцией “средней руки” Голливуда. Обычная мелодрама Сидни Поллака “Гавана”, украшенная шармом Роберта Ретфорда, зацепила меня историей, о которой чаще всего говорят “так в жизни не бывает”. Забавно, но мой опыт регулярно доказывает мне, что жизненные истории, как правило, превосходят литературные остротой и крепостью сюжета. Из всего насыщенного киноряда мне запала в душу самая тиражируемая картинка Гаваны: вид на замок Морро с набережной. Много лет спустя я любила бывать здесь, любуясь геометрией крепостных стен и маяком-шпилем. Прибрежные волны с шумом вторгались в грузное “тело” стены, надежно защищающей город от набегов Посейдона. Рожденная свободной струя, безуспешно столкнувшись с суровой действительностью, устремлялась вверх, мгновенно разбиваясь на тысячи мелких брызг. В лучах ослепительного карибского солнца морской фейерверк переливался всеми цветами радуги. Есть такие моменты, которые человеческое сознание воспринимает настолько ясно и выпукло, что они становятся ключевыми точками нашего бытия. У каждого из нас таких моментов в жизни - посчитать по пальцам рук. Один из моих - эта набережная у Малекона с видом на Морро. Не знаю, какой “третий глаз” нашептал мне тогда, что все это не случайно, но слово “Куба” оставило след в моем сердце, как мятная конфета на языке. Тогда, еще в 1990х, я точно знала: это место будет моим.
Следующим этапом на пути моей неизбежной встречи с Кубой стал кубинский писатель Алехо Карпентьер.
Я познакомилась с его книгами лет 25 назад, в разгар моего увлечения латиноамериканской литературой. Габриэль Маркес, Хулио Кортасар, Луис Борхес, Хуан Рульфо, Мигель Астуриас, Карлос Кастанеда ….Вероятно, в прошлой жизни я жила где-то в этих широтах, потому что сдобно приправленный мистикой и эзотерикой, красивый и свободный стиль письма классиков магического реализма несказанно мне ближе, чем наша отечественная до оскомины нравственная литература. Интересно, что мать знаменитого кубинского писателя на поверку оказалась русской и даже дальней родственницей Константина Бальмонта. Сама биография Карпентьера вполне соответствует духу магического реализма: колоритное детство на Кубе, романтическое отрочество в Париже. Потом - учеба в Гаванском университете, публикации в коммунистической газете, арест, заключение и тайный побег во Францию. После приключенческих парижских лет, он колесил по Латинской Америке, оттачивая свое магическое перо. Роман Карпентьера “Век просвещения”, опубликованный в период работы Маркеса над эпосом “Сто лет одиночества” произвел столь сильное впечатление на последнего, что он полностью перекроил план своего любимого детища.
После победы революции кубинское правительство пригласило Карпентьера вернуться в Гаванский университет, теперь уже в качестве профессора. В это время он делил кафедру с прадедушкой моего мужа, а может - ходил к нему на ужин, обсуждая на веранде проблемы мировой литературы. Тут время вспомнить теорию пяти рукопожатий.
Мой муж стал последним завершающим звеном в этой странной цепочке, приближающей меня к заветному месту. С него началась моя реальная Куба, ставшая плотью и кровью моих детей.
Я люблю Гавану за свой особый неспешный ритм, который созвучен ритму тела в полуденный зной. Плавный, покачивающийся на синкопах ритм африканских госпелов, подхваченный в такт движения бедер обитательниц острова. Предзакатные часы, когда полнозвучие и полноцветие ее улиц и площадей, уникальная симфония цвета и света, о которой мог только мечтать русский композитор Александр Скрябин, слегка приглушает громкость, я люблю проводить на веранде, сидеть в плетеном кресле и болтать со свекром. Особенно приятно, что можно делать это на русском, который он за 40 лет, слава богу, не забыл. У меня - масса вопросов о жизни, политике, истории Кубы. Но, главным образом, меня всегда интересуют люди. Мой свекор - прекрасный собеседник и эрудит. Он учился в СССР, и у нас есть “пища” для сравнений, анализа и дискуссий. Я люблю задавать провокационные вопросы: например, об извечном качестве кубинского сервиса. Мы, всерьез избалованные вниманием, приезжая в страну третьего мира, смотрим на окружающих с позиции Старшего Брата. Рауль, аккуратно подбирая русские слова, объясняет мне, что кубинцы считают себя, в массе своей, потомками испанцев, приехавших из Европы. Он так и говорит: "Мы - европейцы". Поэтому, общаясь с тобой, кубинец чувствует себя равным, даже если он убирает за тобой стол. И если ты приехал на Остров, чтобы позаимствовать капельку яркого солнца, голубизну океана, золото песка, сладость фруктов ( а кто-то - и женщин), то должен чувствовать и вести себя, как гость, а не хозяин.
О женщинах мы тоже много дискутировали, особенно в мои первые месяцы на Острове. Избалованная красотой и ухоженностью своих соотечественниц, я напрочь отказывалась признавать за кубинками пальму первенства. На первый взгляд, в них все - слишком много: смешений кровей, тела, мимики, движений, звуков, эмоций, запахов. Я отказывалась понимать русских мужчин в их пристрастиях. Рауль терпеливо объяснял мне на примерах, что сильная сторона кубинок - естественность. Они - свободные цветы жизни. Если на тебе круглый год не более двух полосок ткани, солнце прокаливает каждую твою пору, соленый ветер охлаждает пот в укромных местах, сухая глина застревает в сандалях, ты от рождения по-иному ощущаешь себя, свое тело, кожу, мускулы. А если до тебя было несколько поколений таких женщин? Кто опишет это лучше самих кубинцев?! Поэтому "Сесилия Вальдес" была рождена под пером Вильяверде, также, как и мятежные герои Карпентьера, полные музыки, мистики и мистерий. Но чтобы все это понять, надо много видеть, наблюдать, читать, думать, и говорить.....Чтобы понять душу народа, надо ее услышать....