Смычок

Больше сорока лет Зосимыч держал гончих. Каких только собак у него не было: и пегаши, и эстонки, и родные, русские. Был даже бигль, брошенный горожанином, но бигля можно и не считать: его в ту же осень убил другой горожанин, приняв второпях за зайца. Но Ивану Зосимовичу эта бойкая собачонка успела так понравиться, что он внёс её в свои собачьи святцы, а тех двоих на охоту больше не брал, отбрехиваясь, как он сам, бывало, говаривал Славке, всевозможной занятостью: то у коровы ветеринар педикулёз, дескать, обнаружил, то сап у лошади. Лошади, кстати, у Зосимыча никогда не было...

А на тот момент, о котором будет наш рассказ, было у Зосимыча два выжлеца, то есть два гончих кобеля. Гончие – это те собаки, что гоняются за зайцами. Но не за самими длинноухими, как говорят охотники, «в видок», а упорно идут по следу зверька, отставая от косого иной раз на полкилометра – слишком сложные узоры рисует заяц, уходя от собаки. А вот от пары гончаков скрыться ему, знамо, сложнее – где обмишурится один, там выправит другой, и погоня пойдёт с прежним азартом, по свежему, а не стылому следу, да с такими голосами, что, кажется, гонят не одного зайца, а стадо слонов.

Так вот, умудрённый охотничьим опытом, Зосимыч назвал своих мальчиков-побегайчиков схожими именами: Заливай и Наливай. В ту пору я только ещё учился у старого егеря специфике охоты, так вот, мне он объяснил созвучность кличек так:
- Знаешь, Слава, - сказал Зосимыч, сидя на здоровой валёжине, когда косой увёл собак в такую даль, что даже восьмёрочные их голоса стали перекликаться с криком дальних ворон, смазав всю картину начавшегося с яркого подъёма гона, - созвучные клички я выбрал неспроста: когда ребята рядом, они отличат кого я зову к себе, а когда далеко, им кажется, что зову обоих. Ведь собака слышит интонацию и протяжные гласные. Так что хоть «Заливай», хоть «Наливай» они услышат как «Ай-ай-Ай», и оба сочтут, что я зову именно его.

- А как же твоя знаменитая труба, - спросил я. – ведь ей подчиняются не только твои собаки, но и половина леса?

- Знаешь, Слав, бывают случаи, когда нужно обращаться только по имени, лично. И при этом не упоминать никого другого – иначе всё: тебе веры больше не будет, а нужно отозвать обоих сразу.

- Когда, например?

- Волки. Они перехватывают гончих по их голосу на гону. Не трогают даже зайца, дожидаясь серьёзной добычи. Представь: одну собаку они сняли, осталось две. Труба трубой, но сейчас нужен разговор по душам, накоротке. И сразу со всеми. Чтобы бросили своё забористое дело и шли под защиту моей двустволки. А как сказать так, чтобы каждый понял, что зовут именно его?

- Как звали третью собаку, Зосимыч? – спросил я в ответ.
 
- Рассвет, - ответил он, но так, словно горло старика вмиг охватила страшная ангина.

- Так ведь не созвучно, - вырвалось у меня, но в этот момент я понял, что именно благодаря этой собаке, старый охотник всех последующих собак стал называть именно так, как сейчас.

Помолчали. Гона всё ещё не было слышно. Только ветер трепал лысеющие макушки берёз, забивая их шумом дальние звуки. Старик не торопясь развязал свой сидор, явив на Божий свет знакомый мне «самовар» - старый термос, история которого уже была рассказана ранее, или будет рассказана чуть позже – не в том дело. Главным сейчас было то, что Зосимыч чутко прислушивался к окружающему нас эфиру, словно чукотский шаман к звукам своего бубна.

Нежно обняв свой «Зауэр», я тихо сидел, благоговейно глядя на охотника, пытаясь уловить хоть сотую часть того, что слышит он. Но ничего, кроме вороньего гвалта мне не далось и в этот раз. Старик же, напротив, повернулся левым ухом к западу и через пару минут прижал пальцем правое. Просидев так пяток минут, Зосимыч вдруг встрепенулся, и, разворачиваясь на подъёме, прошептал:

- Идут, Славка, идут.

Продолжение: https://www.proza.ru/2020/03/08/653