Не оглянись назад

  Глава 12

Рассказ журналистки

Я иду по улице одного из сибирских поселков. По заданию редакции мне надо написать очерк о молодом председателе передового колхоза «Рассвет». Спрашиваю у первого встречного, как мне пройди к дому председателя (мне хочется поговорить не в правлении колхоза, а в домашней обстановке). Пожилой мужчина с готовностью мне объясняет, как пройди к дому, а потом говорит:

   — Но только дома председателя нашего вы не застанете, Александра Витальевна с самого раннего утра поехала в близь лежащий колхоз делиться опытом, приедет только поздним вечером. А Ирина Ивановна, ее мать, наверняка дома, если не торопитесь, можно, подождать до вечера, а заодно и отдохнете с дороги. Их дом всегда открыт для добрых людей.
 
   Я благодарю приветливого старичка и направляюсь к дому. "Ничего не поделаешь, придется подождать, назад ходу нет. Завтра на столе редактора должен лежать очерк о молодом председателе колхоза, Поспеловой Александре Витальевне".

   Дверь мне открывает стройная, среднего роста, красивая женщина. На вид ей где-то лет пятьдесят, но, как я потом узнаю, ей уже шестьдесят три.
Прекрасные густые, черные волосы подернулись лишь кое-где сединой, лицо почти без морщин, приветливые голубые глаза, окаймленные черными, бархатистыми ресницами, не утратили яркости и блеска.

   Приветливо поздоровавшись со мной, она приглашает меня пройти. Я вхожу  и представляюсь, кто я такая.
   Узнав, о целе моего приезда, она не удивляется — привыкла уже к заезжим гостям из газет.

    — Но Сашеньки нет дома, она будет только поздно вечером, — говорит она с улыбкой.

    — Меня об этом уже успели известить — улыбаюсь я в ответ, и добавляю, — мне непременно нужно встретиться с ней, вы позволите мне дождаться ее у вас?

    — Конечно, конечно, раздевайтесь, отдыхайте и чувствуйте себя, как дома, а я поставлю самовар будем пить чай с вареньем из земляники.

    Я вешаю куртку на вешалку, снимаю кеды, с уставших и давно требующих отдыха ног и, надев, предложенные мне домашние тапочки прохожу в горницу и плюхаюсь на диван.

   Со стены, что против дивана смотрит на меня небольшой портрет с невнятным изображением пожилой женщины. Он, очевидно, был сделан на заказ со старой выцветшей фотографии.

   Добрые глаза ее устремлены куда-то вдаль, будто стараются рассмотреть что-то. Натруженные, старческие руки сложены на коленях, седые волосы, прячутся под черным платком. Я не слышу, как подходит Ирина Геннадьевна.

   — Это наша любимая бабушка, — говорит она, — снимок сделан давно, когда погиб ее единственный сын. Фотокарточка изрядно выцвела, мы еле уговорили фотографа увеличить ее для портрета, другого снимка не было, а нам хотелось оставить о ней память.

   Я вижу, как Ирина Геннадьевна, отвернувшись, украдкой вытирает слезы. Но уже через минуту, справившись с собой, бодрым голосом сообщает:

   — Самовар готов, прошу к столу.
 
   Мы сидим и пьем душистый чай с земляничным варением и тихо беседуем. Я прошу Ирину Ивановну рассказать о своей дочке. Она с удовольствием откликается на мою просьбу. Достает ее детские фотографии. Их целая куча, они не все уместились в альбоме. И более поздние, где Александра Витальевна, школьница и студентка сельскохозяйственного института, размещены в двух больших пакетах.

   Ирина Геннадьевна, как бы извиняясь, говорит:

   — Все никак не соберемся купить альбом. Надо такой, чтобы все уместилось в нем.

   Затем на несколько минут удаляется в кухню, она готовит обед, а я с удовольствием продолжаю рассматривать фотографии.