Центнер интеллекта

 Из цикла "Петрович и Соболюк"

      Есть у меня добрый старый приятель, Петрович. Сошлись мы с ним ещё в годы учёбы в военно-морской академии. Причём не где-нибудь – не за партой или, скажем, в курилке, как это случается с обычными людьми, а на волейбольной площадке – оба мы тогда увлекались этой игрой и выступали за сборную факультета.
      
      Надо сказать, что Петрович – человек одарённый. И даже немало. Прежде всего физически. Правда, когда он в шинели или в тужурке, этого не скажешь: выглядит он этаким увальнем, от спорта человеком далёким. Но это впечатление обманчиво: стоит ему только остаться в одной рубашке, как под лёгкой тканью сразу же угадывается могучий рельеф мускулатуры тяжелоатлета. И если простым смертным такую груду мышц обычно удаётся нарастить за годы упорных тренировок, то Петровичу она досталась от природы. И он её только поддерживает, особо себя в этом не утруждая. В чём это выражается? Поясню на примере.
      Оказавшись рядом с тем или иным спортивным снарядом, он тут же «примеряет» его на себя, будь то турник или гимнастический обруч. Играючи, он подкидывает и ловит за ручку кувыркающуюся полуторапудовую гирю, и как-то обмолвился, что в лучшие годы мог подтянуться с помощью только одной руки.

      В такое обычно веришь с трудом, но когда видишь его на перекладине, сомнения тут же исчезают. Он легко перекрывает положенные для его возраста  нормативы, по-юношески лихо накручивая на турнике подъёмы переворотом и выполняя склёпки. Но, что парадоксально, при всей своей недюжинной силе, внушительной комплекции и некоторой мешковатости он обладает отменной прыгучестью, что в вкупе с завидной реакцией делает его незаурядным волейболистом. И даже очки - последствие пристрастия к чтению - ему в этом ничуть не мешают.

      При всех его физических особенностях по натуре он добряк. И здесь природа не допустила промашки – наделять силача жестоким нравом непозволительно: расправившись с тварями послабее, он доберётся и до себе подобных, и планета вмиг опустеет. Но, что самое удивительное (а многие привыкли слепо доверять пословице «сила есть – ума не надо»), с интеллектом у него тоже всё в порядке. Хотя ничего удивительного тут нет: примеры подобного сочетания качеств в дикой природе встречаются нередко – взять хотя бы тех же слонов. Умнейшие животные, и совершенно не свирепые. Не задирай их попусту, и будет тебе счастье. Поэтому я склоняюсь к тому, что такого рода поговорки – плоды обыкновенной людской зависти.

      Следует отметить, что мне в жизни редко приходилось встречаться с людьми такого масштаба мышления, целеустремленных и обладающих энциклопедическим складом ума, но в то же время несколько наивных, верящих во вселенскую справедливость и торжество добра. Он умудрялся – когда только успевал – почерпнуть знания в различных сферах знания. Коньком Петровича была история, причём не только современная, но и древнеримская. Но особенно его увлекала военная тематика. Авиация и бронетехника времён второй мировой были ему известны поистине досконально. Он мог часами говорить об особенностях устройства отечественного и немецкого стрелкового оружия, о принципах отвода в нём порохового газа и особенностях устройства шептала одиночного огня, о судьбах изобретателей и конструкторов военной техники.

      При всём при этом некоторая его рассеянность и небрежность по отношению к мелочам, казалось бы, второстепенным и совершенно никчёмным для человека, мыслящего глобально, нередко приводили к забавным курьёзам и давали повод для подтрунивания над ним в среде тех же завистников. А последние всегда находились. Ну как не задеть личность неординарную, выделяющуюся на фоне безликого окружения и не попытаться принизить её достоинство? Такова уж природа человека.
      Всё это отчасти отражалось и в отношениях Петровича с сослуживцами в академии. При всём уважении к его статям он неизменно оставался объектом их шуток и дружеских розыгрышей. Впрочем, все они, как правило, были вполне незлобивы и безобидны. И это понятно – позволить себе лишнее никто не рисковал.

      Излюбленная тема для подобных шуток – вес Петровича. Потому как свои килограммы уже с первых дней обучения он попытался взять под контроль. Как я уже упоминал, даже в юные годы он был человеком весьма габаритным. А здесь и обстановка спокойная, можно даже сказать, энергосберегающая, и столовая рядом, поэтому любой здоровый организм, проводящий за партой львиную часть рабочего дня, легко набирает вес даже при стеснённом рационе питания. У Петровича же организм здоровый во всех отношениях, и толк в еде он знает. А то, что живот служивого человека не красит, знают все, и поддерживать стройный вид в меру своих сил старается каждый, будь ты хоть тыловиком, у которого доступ к продуктам ничем не ограничен и на боевой пост по тревогам бегать не приходится по причине его отсутствия, хоть почтенным адмиралом, у которого тоже всё есть да и спешить тоже особо некуда. Другая причина его борьбы с килограммами – давнее увлечение волейболом. И здесь оно оказалось как нельзя более востребованным. В академии эта игра всегда в почёте, и одно первенство сменяет другое. А для волейболиста прыжок – наипервейшее дело.

      Видя, как Петрович мечется между буфетом и весами, кто-то из доброхотов предложил товарищам общими усилиями и, по возможности, не афишируя этого, довести его вес до центнера и торжественно отметить это событие. Потому, что на факультете другого такого слушателя с подобными массогабаритными характеристиками вряд ли сыщешь, а у них в группе – вот вам, пожалуйста!

      Идея одобряется всеми – какое-никакое, а всяк развлечение в условиях монотонного и небогатого на события прозябания в стенах бурсы. И с этого дня товарищи начинают как бы невзначай подкармливать Петровича сайками, пончиками и разным прочим печевом – знали ведь, подлецы, его слабость. А надо сказать, что отсутствием аппетита он и раньше никогда не страдал, а потому противостоять этому соблазну оказался не в силах.

      Тайным контролёром веса к нему отрядили Валеру Альбертова, его закадычного приятеля. Ему вменялось незаметно, чтобы не вызывать лишних подозрений и, не дай бог, не вспугнуть дичь, наблюдать за процедурой взвешивания своего товарища. Петрович, как все уже успели заметить, регулярно проделывал это в раздевалке спортзала после очередного занятия по физподготовке и каждый раз при этом неудовлетворённо покачивал головой. Полагалось, что то, что теперь за его спиной будет маячить фигура Валеры, смутить его никак не должно было.

      На первых порах всё шло довольно гладко. Но вскоре Петрович стал подозревать что-то недоброе. С чего бы такое трепетное внимание к его персоне? Вроде, раньше этого не замечалось. А тут чуть ли не в каждом перерыве между занятиями кто-то принимался шуршать упаковкой, разворачивая очередной бутерброд или свежеиспечённый пирожок, который тут же начинал источать вокруг себя пленительный аромат домашней еды. 
      – Петрович, будешь?
      Ну как тут отказаться! Да нет, какие подозрения, ребята ведь от души предлагают, вполне искренне.

      И всё бы ничего – намеченная цель была уже не за горами, если бы не досадный прокол, допущенный кем-то из одногруппников. А, может быть, не выдержал тот же Валера, которому стало как-то уж совсем неудобно перед товарищем. Петрович вознегодовал.
      – Экие вы негодяи, господа! Какое низкое коварство! – Пушкин, да и только.

      В порядке извинения пилюлю ему решили подсластить. Согласно новой концепции процедура достижения намеченной цели, которая стала носить название «Центнер интеллекта», должна была выглядеть следующим образом. Вес Петровича подлежал ежедневной, теперь уже легальной регистрации. Кто-то для этих целей даже принёс в класс напольные весы, позаимствовав их на время у жены. Ну, а главным стимулом для достижения Петровичем круглой цифры была определена бутылка водки, которую спрятали в напольном ящике-сейфе, предназначенном для хранения партийной документации. Что называется, от греха подальше. И на этикетке бутылки после названия «Особая» была сделана соответствующая приписка: «Центнеру интеллекта, титану экономической мысли».

      Далее процедурой предусматривалось, что при достижении Петровичем веса девяносто девять с половиной килограммов он должен был торжественно встать на весы и опустошить извлечённую парторгом из сейфа поллитровку. Заветная цифра на весах встречалась бы при этом бурей оваций. За последствия этой церемонии никто не опасался – Петрович мог себе легко позволить и не такую дозу, что уже неоднократно было им продемонстрировано.

      Покачав головой – ну прямо дети малые, – наш герой смирился с неизбежным, тем более что до заветной цели недоставало всего лишь несколько килограммов, а угощение причиталось «за счёт заведения».

      К сожалению, достичь намеченного так и не удалось. Не то водка оказалась слишком слабым стимулом, не то желание повысить свою прыгучесть оказалось весомее. Скорее, последнее: предстояла финальная встреча с ракетчиками, и Петрович всё свободное время не вылезал из спортивного зала.
      «Усугубило» ситуацию и то, что после игры, которая, кстати, закончилась победой, у него внезапно проснулась давняя тяга к утренним пробежкам, выработанная им ещё в училищные годы и утраченная за годы службы на сквере. 
Большой круг, на который в курсантские времена каждое утро выгонял себя молодой крепыш, тогда, наверное, ещё не Петрович (хотя мне кажется, что его так уже звали если не самого рождения, то как минимум с первых самостоятельных шагов) пролегал вдоль набережной Невы, через Петропавловку и Троицкий мост и далее, к Зимнему дворцу, где его кровь начинала усиленно насыщаться стайерскими эндоканнабиноидами. Это забытое ощущение эйфории, испытанное им как-то после очередной изнурительной тренировки, вновь напомнило о себе, и он снова вернулся к своему юношескому увлечению. Так зачем же тут водка?

      Бороться с этими пробежками товарищам оказалось не под силу, и у всех вскоре опустились руки. Потому как с этих пор стрелка весов стала неуклонно ползти вниз, и пончики не помогали, образно выражаясь, ни на грамм, хотя это выражение сюда подходит просто идеально. Как говорится, не в коня корм.
      Так бы он и бегал себе вплоть до выпуска из академии, если бы не одно неожиданное обстоятельство под названием «Соболюк», которое, к сожалению, вмешалось в ситуацию, когда о центнере стали уже забывать. Но об этом речь пойдёт ниже. А что касается не оправдавшего надежды стимула, то о нём, похоже, все так и забыли. Возможно, эта бутылка до сих пор покоится в сейфе и исправно передаётся по описи следующим поколениям слушателей. Ожидая пришествия наиболее достойного её «титана экономической мысли».