Как пахнет земля

                                       Земля пахла совершенно по-разному. 

                                       В нашем палисаднике, где росла сирень, розы, голубые петушки и пара молодых орехов,  почва была всегда влажной и отдавала  легкой сыростью с небольшим привкусом горчинки.

                                       Роза была большой и звалась семейной. Небольшие, но многочисленные бутончики, расцветали постепенно,  и воздух  этого пространства , находившегося внизу, прямо под окнами нашей столовой комнаты с большой верандой, был наполнен волшебным ароматом. Из лепестков бабушки делали чудное варенье, сохранявшее в себе бесподобные волшебные тона, сказочные видения, бесконечные сокирянские облака и глубокое чарующее синее небо.

                                       Но это летом. А в мае, в мае все и вся побеждал ослепительный и волнующий запах сирени. Она заполняла своим великолепием всю правую сторону лестницы из старых-престарых ступеней центрального входа. Они торжественно поднимались над дорогой и вели в наш огромный  дом, построенный еще прадедом Аврумом Вайнзофом.

                                       Восходишь себе по этим ступенечкам, но в любой момент можешь окунуть своё детское личико в удивительные сиренево-голубые, фиолетовые, розоватые нежные соцветия. Они слегка прохладны и буквально целуют, балуя легкими быстрыми и трепетными прикосновениями.

                                       А запах?  Чудный аромат проникает в самую Душу, наполняя радостью  вечной весны и бурными вибрациями Счастья. Вот-вот, вот же оно, совсем рядом. Полный глубокий вздох и в тебе навечно застыло, запечатлелось ощущение  бесконечной Красоты и совершенства Вселенной.

                                    - Как прекрасен этот Мир...
                                    
                                       В огороде, где аккуратными рядками росли лук, чеснок , укроп и прочая зелень, запах земли был несколько суше, но бодрил сильнее. Там мир был, конечно,  намного прозаичнее , чем в палисаднике, но как-то веселее.

                                       Туда , зачастую, меня пригонял детский голод. Внезапный, как летняя гроза, и оптимистичный, словно военные марши. Несколько перьев зелёного лука и пара свежайших хрустких огурчиков  к вкусной яичнице, сотворенной быстрее быстрого  из щедрых даров курятника, пахнувшего соломой многочисленных уютных насестов.

                                       Да. И конечно немного свежего ароматного подсолнечного масла. Оно приносилось из бесконечных рядов знаменитого Сокирянского базара и медленно переливалось в большой тяжёлой бутылке из темно-зелёного стёкла. А ещё доставался порой большой бонус в виде большого
ломтя горячего хлеба. Его только что достала из огнедышащей печи бабушка Рива, раскрасневшаяся от жара и бесконечных хлопот.

                                     - О Б-же. Как же вкусно!

                                       Среди высоких и плотных кустов картофеля, занявшего наш большой огород  с тыльной стороны двора,  царствовал  аромат травы. Заросли огурца, разбежавшиеся в разные стороны, светились яркой желтизной цветков, яркой зеленью немного коловшихся вкусных плодов  и  остро отдавали особой вкусной свежестью

                                       Вдоль тропинок росли одуванчики, листья подорожника, маленькие венчики цветочков кашки, что остро и ярко пахли душистым мёдом. Они радовали обоняние и заставляли брать с собою. Я накапливал полуувядшие соцветия в карманчике штанишек, периодически доставал и подносил к носу, чтобы медленно-медленно, но очень глубоко вдохнуть, осязая дивный волшебный аромат.

                                       Запах , окружавший меня во время залегания в густой траве и забрасывания  взора высоко  в облака, совершенно особый. Только позицию надо было выбирать с умом. Если ты в Сокирянском парке и тебе аж три года, то лучше устроиться в тени, поближе к кустам ракитника. Листики там зелёные, цветочки желтые. Можно их даже пожевать. Не конфета, а вкус свежий. Говорили, что очень и очень полезно.

                                       Нет. Точно, скажу, что полезные. Ведь на тех кустах мы часто наблюдали и божьих коровок,  и  « лекарей» - небольших продолговатых  жучков. А у таких букашек, как известно, « губа не дура». Перед взлетом, у них , для сначала, поднимались плотные темные внешние крылышки. Из-под них виднелись и раскрывались , впоследствии, более объемные прозрачные и мягкие. И только после этого, жучок и мог улететь. Из-за двухступенчатого процесса, нам удавалось легко ловить насекомых и хвастаться друг перед другом. Потом, конечно, мы  отпускали. И их , и божьих коровок. Нутром чувствовали, что они очень хорошие.

                                       Лежать на траве, уставившись в синее небо Нетивота, небольшого израильского городка, можно было только с ноября по март, когда спадала летняя жара. Пение райских птиц, детские крики, думы о Вечном. Высокое небо. Близкое к чему-то важному и сокровенному.

                                       В Торонто травы, конечно, были больше, запахи гуще, облаков и цветов - полное изобилие.

                                       В Москве всегда было приятно полежать на золоте свеже опавшей листвы Нескушного Сада. Терпкий аромат, конечно, немного печалил, рождал грусть. Он всегда был глубок, очень глубок и предельно насыщен эмоциями.

                                       Земля на стареньком еврейском кладбище, в Сокирянах, неподалёку от базарной площади, отдавала особым запахом  глины. Абрама Зицера - родного брата моего деда Менделя, хоронили  именно там. Ранней осенью девяностого. Долгое время он служил  контролёром нашего старенького кинотеатра. Сменил на этом важном посту мою бабушку Риву, ушедшую на пенсию и переехавшую к нам, в Тирасполь. Всем запомнился его добрый и весёлый нрав, а также чёрная кожаная перчатка, вечно натянутая  на  руку, простреленную фашистским пулеметом. Отрывать киношные билетики с ее помощью было для него , ой, как непросто .

                                        Запах той Сокирянской, кладбищенской земли, был очень схож с духом от свежевырытых окопов . На одном из практических занятий военной кафедры родного гидрофака , нас вывезли за Кишинёв и учили, как копать защитные убежища . Работали мы с прохладцей, но тот особый запах земли я запомнил хорошо.

                                        Грунт , которым засыпали гроб моей бабушки Ривы  на Тираспольском кладбище, был мерзлым  и отдавал запахом январского снега. Так пахли ковры , вывалянные утром, после первой же зимней метели, и варежки, намокшие в результате ожесточенных детсадовских баталий в ослепительно белых сугробах

                                        Земля , к которой, при ракетных атаках из Газы, мы тесно прижимались в израильском Ашдоде, пахла песком и первоцветами пустыни, зеленевшими в том памятном декабре у  самого синего-пресинего Средиземного моря .

                                        Стоило только раз полежать на земле под обстрелами, как она, сразу же, становилась родной. Ее, Землю, действительно, было хорошо и важно обнимать, хоть иногда, как близкого-близкого человека. Сразу же доходило до мозга, до сердца, от костей и до кончиков пальцев, что наша Земля, хоть и большая, но очень хрупкая, дорогая и единственная...