Старые счеты

                                                    
                                         На счётах удавалось отлично кататься. Ими  можно было не только громко щелкать. Их удавалось ещё и отлично разгонять, а затем упасть на них и нестись-нестись по всему нашему длинному сокирянскому коридору.

                                         Протянулся  он на целых тридцать метров и разделял наш большущий десятикомнатный дом, построенный ещё прадедушкой Аврумом Вайнзофом и разделённый на две одинаковых половины.

                                         В одной, принадлежавшей бабушке Риве, жили и мы с родителями, а во второй, напротив, через коридор, жила Роза - младшая бабушкина сестра.

                                         Кроме того, через весь наш коридор можно было пройти с улицы Горького на соседнюю улочку, где находились дома Ткачуков - моих больших друзей, Алексеихи - поповской жены, выращивавшей красивейшие цветы, прямо к маленьким одноэтажным зданиям  младших групп нашего детского сада. Туда мне пришлось ходить несколько лет, зачастую, против желания, как на докучливую и нудную работу.

                                         В самом начале коридора стоял большой бак с колодезной водой и большой алюминиевой кружкой. Утолить жажду там мог любой прохожий, кому вздумалось бы сократить путь и пройти на соседнюю улочку через наш дом. Дверь коридора закрывалась только на ночь.

                                         Мама работала тогда бухгалтером на знаменитом сокирянском пивзаводе. Говорили, что пиво там было очень вкусным, ароматным и славилось даже в самих Черновцах.

                                         То ли вода была тому причиной - в Сокирянах она была бесподобного качества, то ли виной тому был старый технолог-немец, который учился варить пиво ещё в довоенной Баварии.

                                         Трудилась мама на пивзаводе еще до моего рождения. Бабушка Рива  рассказывала, что, когда после родов прошёл всего месяц, декретный отпуск закончился. Пришлось маме, несмотря на очень слабое состояние, тащиться на работу.

                                         Бабушка бегала к ней по нескольку раз в день, чтобы поднести меня к маминой груди. Осенью, в период дождей и бесконечной распутицы, это было очень нелегко. Завод находился от нашего дома совсем-совсем неблизко.

                                       - Ну ещё, ещё немного поешь,- уговаривала бабушка маму, меня и самого Господа Б-га, надеясь, что перерыв между кормлениями можно будет хоть немного увеличить

                                         Ту дружную бухгалтерию, в которую меня носили ещё грудным, а также всех женщин, встречавших меня с такой любовью, радостными охами и улыбками, я помню в мельчайших деталях.

                                         Поэтому, и щелканье счетов, и перестук печатной машинки, смешанных с шумом аримфометра, для моих ушей всегда были привычными и родными.

                                         Очень нравились ещё промокашки , которыми были обтянуты пресс-папье -  специальные устройства с  круглыми блестящими ручками. Они могли раскачиваться, как самый настоящий Ванька-встанька.

                                         Порой, я долго упрашивал маму, чтобы она наливала на лист бумаги хотя бы по нескольку чернильных капель из специальной загадочной темно-синей бутылочки.

                                         Перекатывая промокатель , я важно осушал чернильные пятна и вновь брался за бесконечную работу со штампами, штампиками и прочими печатями.

                                         К концу дня, мои ладони покрывались множеством синих отметин.

                                         Активное катание на счётах началось где-то с двух лет. Я с шумом приволакивал их к Розе, хлопотавшей, по обыкновению, по одному и тому же маршруту - между кухонной плитой, примусом и швейной машинкой.

                                         Опрокидывая  счёты на костяшки-колесики, я усаживался на их внутренней стороне и требовательно протягивал Розе край полотенца.

                                         Она тянула за него и мы с визгом проносились по всему темному коридору. На шум выбегала бабушка и тут же впрягалась на смену Розе.

                                         Ривка была намного сильнее и неповоротливее. Моя импровизированная телега, из-за неё, зачастую , с размаху врезалась в стену, вызывая писки, крики и взрывы детского хохота.

                                         Шло время. Я перестал помещаться, и в своей старой кроватке, и , конечно, во внутренней части старых счет. Разбежавшись побыстрее, я со всего маха бросался на них плашмя и катился-катился по коридору . Разгонялся уже до приличных крейсерских скоростей.

                                         Зачастую, мне уже приходилось часто задирать ноги, чтоб не тормозили, а также внимательно смотреть вперед, дабы и голова не пострадала от возможного столкновения со стеной либо тумбочкой. Это было бы опасно. Там находился  массивный старый керогаз и пара примусов.

                                         Вскоре я научился считать.

                                         Считал без перерыва. То на русском, то украинском, то на идише или румынском.

                                         Одновременно я мог звонко щёлкать на счетах. Разряды единиц, десятков, сотен и тысяч знал , казалось, всегда.

                                         Потому  я складывал и вычитал на счётах, ещё задолго до школьных лет.

                                       - Милику, помоги, пожалуйста, - обращалась мама, когда я был ещё третьеклассником

                                       - Проверь. Что-то  цифры в колонках годового отчета не сходятся. Снова копейку придётся искать по всем горизонталям и вертикалям

                                         Мне это очень нравилось. Помнил даже многие бухгалтерские проводки. Первым выучил счёт «Пятидесятый». Так обозначалась, ее Величество, Касса.

                                         Этот счёт был одним из самых строгих и ответственных. Ошибка с кассой могла, в те времена, стоить даже свободы. И не только для работников бухгалтерии.

                                       - Странно. Отчего же я не стал бухгалтером?

                                         Правда, девчонки, с которыми дружил  в институтское время, все, сплошь, были из экономфака. Красавицы и будущие гениальные бухгалтера.

                                         Жаль, очень жаль, что в суете наших многочисленных переездов, прежние старые счёты куда-то исчезли.

                                         Может, остались охранять наш старый родной сокирянский дом? 

                                         А может, до последнего,  верно ждали меня в нашей маленькой тираспольской квартирке?

                                         И все же. Как же здорово, звонко  и жизнерадостно они щёлкали. Особенно в руках моей дорогой и вечно молодой мамы...