Зажигалка

   Хлопок, что послышался из недр белья, которое крутилось белкой в колесе барабана стиральной машинки, был не слишком громким, но неожиданным и резким. Мать опрометью кинулась в ванную. Из приоткрытого люка на пол стекала серая мыльная вода.
- Отец! Беги сюда! Что ты копаешься? Скорее же!
Он тут же пришёл, и, растирая заспанное лицо, недовольно проговорил:
- Ну, и что ты кричишь? Сколько раз я просил, не взывать ко мне из другой комнаты. Неужели так сложно подойти самой, и тихо, без нервотрёпки сказать, в чём дело?!
- Откуда же я знаю, в чём оно!? - С места в карьер заистерила, распалясь, мать, - Слышу хлопок, бегу сюда, а тут - вот...
- Ты воду-то сперва собери, а после будем разбираться. Вон её уже сколько натекло, соседей опять зальём.
- Ой, и правда, - заохала мать и принялась вытирать воду с пола.- В прошлом году, помнишь, чайник вскипел, пролилось на пол немного, да так неудачно, за плинтус брызнуло. Нижние вперёд крика бежали к нам, в четыре кулака стучали, что мы их затопили. А там и было-то,- пятнышко махонькое. Помнишь ли, отец?
- Помню. - Усмехнулся он. - Слышишь. Я вот только что заметил, давно ли ты меня не Васильком стала величать, не Васей даже, а так, как теперь?

   Жена разогнулась, поднялась, бросила мокрую тряпку в ведро и, отвернувшись к рукомойнику, стала мыть руки. В зеркало над краном мужу было видно, как она кусает дрожащие губы, и слёзы ручьём стекают в мыльницу.
- Эй, ну, чего ты, перестань! Мыло раскиснет. Любишь ты сырость разводить.
- Да не люблю! - В сердцах воскликнула женщина. - Не люблю я плакать! У меня глаза от того краснеют и нос становится похожим на сливу! Но если не расплачусь - живот заболит.
- От чего это ещё?
- От горя...

   Муж внимательно посмотрел на жену и покачал головой:
- Эх, не знавала ты настоящего горя, чтобы так говорить.
- Да ты, ты сам, давно ли меня Машенькой-то называл?! - Шёпотом спросила женщина.
- Я?.. Наверно. Не знаю. А как же я тебя зову?
- Мать. И никак иначе.

   Мужчина поднял брови, и, совершенно не зная, что ответить, хотел было уйти, но жена остановила его:
- Вася... Машинку-то глянь, пожалуйста, а?

   Радуясь возможности переменить разговор, мужчина принялся перекладывать бельё в подставленный женой таз, и, когда показалось, что в машинке уже пусто, нащупал рукой горсть маленьких исковерканных кусочков, среди которых едва узнал части зажигалки, доставшейся ему от деда.
- Ну, вот вам и причина, Мария Александровна! Не велите казнить... - Почти шутя, склонил Василий голову перед женой. - Забыл в кармане брюк, она и взорвалась. Что ж вы, любезная моя, в карманах-то не посмотрели?
- Не лажу я по чужим карманам... - Ответила жена.
- Так мой же карман-то! Не чужой!
- Тем более... - Улыбнулась женщина. - Ты у меня мужчина видный, мало ли кто записочку подложит. Тебе решать, что с нею делать, не мне.

   Василий, то ли всхлипнул, то ли вздохнул, да  обнял жену крепко и прошептал на ушко:
- Вот, за что я тебя люблю...
- Что в карманы не лезу? - Перебила она с улыбкой.
- Дурочка ты. - Рассмеялся он и прижал её к себе ещё сильней, до лёгкого хруста, с которым рассыпались камни, собравшиеся было на сердце у обоих.
   Вечером, когда вся семья собралась за столом, Мария Александровна всплеснула вдруг руками:
- Васенька, а зажигалка-то, что ж теперь с нею, не починить?
- Нет. - Покачал головой супруг. - Совсем пропала. По косточкам разошлась.
- Как же жалко-то, памятная вещица была, не пустячная.
- Не жалей, Машенька. Она не за просто так пропала, за делом. Вразумил меня дед. Как, случалось, в детстве, за столом деревянной ложкой по лбу. Чтобы в ум вошёл.

   Бывает так, что, привыкая друг к другу, люди забывают, из-за чего они вместе. Это не делает их посторонними, но обращает в удобных, неродных соседей. Совершая усилия, чтобы понравиться случайным знакомым, мы редко стараемся для близких, неверно рассудив, что завоевали их раз и навсегда.