Предсказание

Говорят, что в 33 года каждый человек начинает новый жизненный цикл. Только кто-то его и не замечает, а для кого-то он становится переломным в полном смысле этого слова. Ломается прежний жизненный уклад, меняется судьба, распадается семья, режется по живому. А если к личным переломам добавляются социальные… Смена формаций, к примеру. Социалистический строй отправлен на свалку под зад коленом хищными и алчными младореформаторами, дорвавшимися до власти. Бывшие союзные республики ртом и …опой хватают суверенитеты, кто сколько может, по совету верховного алкаша. И вот под свист и улюлюканье бывших сограждан тянутся на свою историческую родину толпы русских, полурусских и совсем не русских мигрантов. Но родина сурово вопрошает: «А на фига вы сюда претесь? Здесь вам не рады. Всего на всех не хватит, так что устраивайтесь, как знаете…»

Марина оставила там, в далеком Самарканде дом, сад, новенькие «Жигули» и, по большому счету, свою семью. Муж, абсолютный трезвенник, прежде сторонник здорового образа жизни, после их переезда в небольшой центральночерноземный городок запил по-черному. Объяснял очень убедительно, что пьет он от неустроенности. На те деньги, что они смогли привезти с собой (дом и машину продать не удалось - бросили), и собачью конуру не купишь. Приходится снимать с семьей угол у деда «за уход». "Святые" девяностые на пороге. Работы и у местных-то нет, производства - фабрики и заводы – закрываются один за другим. И куда ему, дипломированному инженеру, податься? Так, у бабок на огородах пошабашить за сумарёк картохи да бутылку мутного самогона. Вот и приходится горе этим пойлом полировать.

Марина, конечно, пыталась бороться, но зеленый змий как всегда победил. На ее счастье в здешнем детском доме освободилось место библиотекаря и ее диплом историка вполне подошел. Зарплата копеечная, зато тепло, работа нетрудная и даже интересная. Не голодно - можно с детками в столовой поесть – поварихи сердобольные всегда половник супа плеснут и кашки шлепнут. Митеньку – сынишку – в детский сад взяли – присмотрен, пристроен, накормлен. Дед-хозяин, правда, чудит не по-детски: то уйдет бродить по улицам и дорогу домой не найдет, то всю их еду (сколько там той еды!) из холодильника подъест, то вещи на улицу повыбрасывает. А то повадился дома голышом разгуливать. А потом… Вернулась Марина вечером с работы, дверь открыла, а в прихожей дед стоит, к трубе привязанный и с петлей на шее. Синий, страшный. Как уж он ухитрился стоя повеситься? Что тут началось! Милиция, допросы… Дочка с сыном дедовы, которые за ради Христа просили с сумасшедшим стариком пожить, накинулись с обвинениями чуть ли не в убийстве любимого и дорогого папочки. Хорошо, что следак попался разумный и сразу их осадил: «А ей-то это зачем? Это вы наследники и дома, и денег припрятанных». Пока эта темная история с дедом-самоубийцем просветлела, другая беда прилетела: муж пропал. Искали его недели две, а потом выяснилось, что подобрала его (в полном смысле этого слова) одна сердобольная одинокая бабенка из ближнего села.

- Сама, - говорит, - виновата! У хорошей бабы мужик на улице не валяется. Не отдам!

- Ну не отдашь да и ладно! – решила Марина и подала на развод. Нашла к тому времени съёмное жилье у бабули одной. Ухаживать за ней не нужно – на своих ногах, бойкая, веселая, просто ей одной скучно. Дети-то повырастали, у всех свои дела и заботы. Ну в праздники забегут, в день рождения, а ей в трех комнатах пусто. Жили девки-студентки - закурили всю квартиру, парней втихаря к себе таскали. Срамота одна! А Маринка хоть и с дитем малым, но воспитана в восточных традициях уважения к старшим и подчинения в семье. А Митяй после того как увидал деда синего и вовсе тише воды ниже травы стал, даже заикался чуть-чуть. Не мешал он бабе Тане вовсе. Так что зажили они тихо и мирно.
Хоть и плакала Марина иногда в подушку по ночам от одиночества и безысходности, но понимала в то же время, что лучше уж так, чем волоком с улицы тащить от людских глаз подальше когда-то любимого человека, отца своего ребенка. Да и черт бы с ним, с позором, наплевать! А вот отчаянный рев сынишки, его искривленный, раззявленный рот и крупные, как горох, слезы били в душу больнее всего. Тут и развод, и угол у бабули раем покажутся.
Душевные раны постепенно затягивались, уходили в прошлое воспоминания о былом в теплой и доброй (когда-то), а теперь чужой стране. Однажды вечером Марина решительно распрощалась с прежней жизнью, изорвав в клочья старые фотографии. Черно-белой и цветной горой лежали они перед ней; то тут, то там виднелись фрагменты былого счастья: смеющийся рот, рука в руке, кусочек фаты… Она решительно смела весь этот хлам в мусорное ведро.

***

- Ты где Новый год встречать собираешься? – поинтересовалась у Марины в середине декабря бойкая и разбитная Олечка-кладовщица.

- Дома с Митенькой. Баба Таня к детям уходит, ну а мы с ним вдвоем.

- Ты послушай. Давай мы и твоего и моего к маме моей отправим, а сами на вечер к мужчине одному пойдем. Меня недавно с ним познакомили. Он с другом будет, а мы с тобой вдвоем.

Олечка наклонилась поближе и заговорщицки зашептала:

- Я ж с ним пока плохо знакома, а одной к двум мужикам как-то не с руки. Мало ли… Так-то он вроде ничего…А все равно арбуз арбузом.

- Какой арбуз?

- Мужик, говорю, как арбуз. Сроду не знаешь, что внутри. Пойдем, а?

- Нет, не хочу. Насмотрелась я на здешних кавалеров. И бывший не лучше. Я уж так, одна…

- Что ж ты за подруга такая! Ну просто за компанию пойдем. Не понравится – уйдем.

- Сказала – нет, значит, нет!

***
К бабе Тане частенько заглядывали подружки-погодки. Была она у них заводилой, хоть и чинные были те посиделки. Чайно-конфетно-пирожковые. Состав «клуба» был весьма разнообразен: тут и бывшие работницы местного кирпичного завода, заработавшие силикоз в цехах и грыжи на «садке» кирпича, и бухгалтерша на пенсии, и старый культорг местного ДК. И сама Марина, и Митяй были тепло приняты в их кружок, обласканы и обогреты, как могут обогреть только люди старшего (ныне уже почти ушедшего) поколения.
На одной из таких посиделок Ираида Германовна – бывшая завклубом – вдруг вытащила из кармана байкового халата (сидевшего на её фигуре как царское парадное платье) потрепанную колоду карт и ловко ее перетасовала. Аудитория замерла в предчувствии.

- В «дурака» сразимся или в «ведьму»? – пошутила Марина.

- Тсс! Тихо ты! – зашикали на нее обычно лояльные бабульки. – Германовна гадать будет. Редко это с ней бывает. И всю-всю правдочку скажет, ни словечка не соврет. Уж проверено.

Марина заулыбалась и закивала головой, не желая тратить время и силы на борьбу с суевериями. Ираида Германовна шлепнула колоду на цветастую клеенку и на мгновение задумалась.

- Карту достань! – скомандовала она. Марина послушно вытянула из колоды … червонного короля.
Гадалка решительно взяла Марину за руку. Та от неожиданности и сопротивляться не стала. Пока Ираида Германовна всматривалась в линии на ладони, лицо ее (довольно простецкое, если честно) стало строже, резче, даже таинственнее. Она подняла глаза, внимательно всмотрелась в лицо Марины. Той показалось, что по коже пробежал холодок.

- Ну, вот! Через месяц или даже меньше ты от нас уйдешь. Замуж ты выходишь, значит. И жить тебе с ним до конца ваших дней…

Марина расхохоталась.

- Вот прям-таки и через месяц?

- Не хочешь – не верь, - обиженно пожала плечами гадалка-самоучка.

- Ты с ней не спорь, Мариночка. Она так моей внучке судьбу открыла. И не смейся.

- Да я и не смеюсь. Я дни считать буду. Кто ж от счастья отказывается! – говорила Марина, посмеиваясь все же в душе над чудачеством милой старушки, которая хотела придать себе весу хотя бы в кругу своих приятельниц.
За предновогодними хлопотами забавное предсказание было благополучно забыто. В детдоме вовсю шли репетиции новогоднего праздника Марина играла Бабу-Ягу, Митенька (почти свой среди ребят) тоже получил крохотную рольку: петушка, что прокукарекает приход Деда Мороза. После генеральной репетиции к Марине, еще не снявшей парик, горб и нос, опять подкатила Олечка.

- Ты про Новый год не надумала? Вот не пойдешь, а у меня из-за тебя жизнь может разрушиться. Ты и будешь виновата…

- Черт с тобой! Ладно! Пойдем, - устало выдохнула Марина.

- Нет, правда? Пойдешь? – не сразу поверила Олечка, а поверив, полезла целовать и обнимать приятельницу. - С мамкой я договорюсь. Она с нашими мелкими посидит, спать их уложит. Всё путем будет!

***
Городок хоть и небольшой, но дом, куда подружек пригласили на вечеринку, находился на самой окраине. Раздолбанный, промерзший автобус эпохи динозавров старчески кряхтел и скрипел всеми суставами, преодолевая нечищеную дорогу в последнем рейсе. На конечной остановке старичок ткнулся в сугроб и облегченно выдохнул. Две искательницы новогодних приключений побрели по темной улице на огоньки в дальних домах, таща за собой сумки с салатами и нарядными туфельками с недавней распродажи.
Пока дошли до намеченной цели превратились не то в снежных королев, не то в снежных баб – китайские модные пуховики и мохеровые капоры плохо грели и не очень-то украшали, говоря по совести. Дамы были встречены тепло и радушно. В углу у окна любовалась собой елка, щедро украшенная разноцветными шарами и замотанная гирляндами. Стол тоже радовал глаз обилием разномастных (ну что с мужиков возьмешь!) тарелок с соленьями, закусками и батареей винных бутылок. Винных – это было приятной неожиданностью. Марина была уверена, что на столе будут красоваться в лучшем случае бутылки с самогоном на апельсиновых корках – был уже такой печальный опыт на чьей-то деньрожденной вечеринке.

Постепенно атмосфера потеплела, стала более непринужденной. Может, оттого что коленки, задубевшие от мороза в капроновых чулочках, отогрелись и зубы перестали выстукивать «В лесу родилась елочка». А может, оттого что Олечкин ухажер хлопотливо угощал и развлекал свою зазнобу, а Марине досталось общение с его другом. Друг «задержался» во временах хиппи: длинные волосы, собранные в густой хвост, на запястьях красуются фенечки, которые, наверное, что-то да значат, брюки с намеком на клеш.

- Мужчины, давайте мы вам поможем шашлык приготовить, - влезла с ненужной инициативой Марина.
Хиппи Павел решительно отверг эту идею.

- Ни в коем случае! Женщин к мясу даже подпускать нельзя – это мужская работа.
Вот после этих слов Марина начала рассматривать «хиппи» повнимательнее. Нет-нет, не в качестве "объекта", а просто… Ну, просто интересно же услышать такое утверждение посредине заснеженной России, под самый Новый год и от такого неординарного субъекта. Дальше все чудесатее и чудесатее. Ну надо же! К мясу наливает красного вина. Салатик подкладывает, сам, говорит, готовил. И рецептик грузит подробно – не врет ведь, похоже. Ну, да. Разведен, она так и подумала. Детей двое... Алиментщик... А руки чистые, без наколок. Не то, что у этого Володи Олечкиного. И не наглый – рукам воли не дает, хотя обстановка располагает… Нет, телефон она дать не может. На квартире живет, а хозяйка будет против. Всего хорошего, приятно было познакомиться.

***
Олечка радостно тарахтела по телефону, рассказывая, какой Володя замечательный, внимательный, нежный. И работящий – на двух работах пашет, в доме ремонт затеял - все своими руками. И детей любит, наверное… А женская душа, она нежнее воска, податлива, нежна…- вспомнилось Марине, но разубеждать приятельницу не стала. Дай Бог, всё у них получится.

Вечер. Митеньку уложила спать. Длинные темные реснички бросают кружевную тень на смуглые щеки. Правильно говорят: сын - единственный мужчина, которого нельзя разлюбить. Спи, родной, все будет хорошо…

Телефонный звонок разорвал сонную тишину квартиры. Ну кто там еще, на ночь глядя...

- Алло! Здравствуй, Марина. Это Павел. Помнишь Новый год? Раздобыл твой телефон, решился позвонить. Ты только трубку не бросай. Может, я это зря… Я тут поспрашивал… Ты, наверное, из-за сына встречаться не хочешь и потому что я разведен. Так это… Жена уж три года назад с новым мужем на Сахалин завербовалась и детей забрала. Так что твой Митя – так ведь его зовут? – не помеха нам будет. Ты меня слышишь?

- Слышу…

- Ты ошибиться боишься, боишься жизнь заново начать? Давай все же попробуем… Слышишь?

- Слышу...

***

- Алло, Маринка! Мы тут с девчонками на вечеринку собрались у Татьяны на пельмени. С тебя твой салат фирменный. Ждем. Как не можешь? Почему? Куда-куда переезжаешь? К какому мужу? Как замуж вышла? Ну ты даешь! А ты его давно знаешь? Две недели… Маринка, ты чокнутая!

Эпилог.

Семнадцать лет спустя.

- Паша, ну надо же что-то с Митькиной свадьбой решать. Может купим им путевки и пусть катят в путешествие. Мир хоть посмотрят. К чему все эти шарики, куколки? С нашей стороны родни – ты да я да мы с тобой, с ее стороны – мать, отец и брат. Давай с ними поговорим. А то нам еще на следующий год Катьку в институт «поступать»…

- Ой, мать! Это у тебя не голова, а госдума. Ты и решай. А я – как ты. Я один раз за нас решил надцать лет назад – хватит. Правь теперь сама!

Павел привычно уткнулся в телебоевик, герою срочно требовалась его моральная поддержка. Сын не то писал диплом, не то «рубился» на компьютере. Из комнаты дочери доносился смех Катерины, болтавшей с подружкой по телефону. Марина привычно звякала спицами, считая петли и обдумывая трудный разговор с будущими родственниками. Жизнь – просто жизнь – шла своим чередом, быть может, исполняя предначертанное судьбой.