Король мечей

Глава двадцать седьмая

Розалина, возлюбленная Зигфрида Мазера – теперь Робин не сомневался, что это именно она – явно была не из робких и трепетных, но сейчас она смущенно отводила взор в сторону. Робин прекрасно понимал, почему. Он знал силу своих глаз, знал и умел приглушать взгляд, если не хотел лишний раз волновать нежные девичьи или женские сердца. Но сейчас он, наоборот, старался распалить хозяйку. И видел, что это удается.
– Держи еще похлебку, – Розалина, не поднимая головы, поставила на стол миску, от которой шел ароматный пар. – Точно говорят, самые тощие – всегда самые прожорливые.
– Я разве тощий? – улыбнулся он, ловя ее взгляд.
Робин придвинул миску к себе, но не склонился над едой, а наоборот, выпрямился, отбрасывая со лба отросшие вихры. В полутемном зале харчевни седина в его светлых волосах была почти незаметна. Он знал, что Розалина обращает внимание вовсе не на седину, а на блеск глаз, веселую уверенную улыбку, на жесткие вьющиеся волосы на груди, которые мелькали в свободном вороте рубахи, и на длинный старый шрам от запястья до локтя – Робин словно невзначай закатал рукава, открыв взору хозяйки крепкие сильные руки.
– Спасибо, красавица. Сама готовишь, или кухарку держишь?
– Сама.
– Очень вкусно. Руки у тебя золотые.
– Да ладно, – совсем смутилась Розалина. – Похлебка как похлебка, ты просто голодный.
Хозяйка со всем управлялась без прислуги, и дел на кухне у нее сейчас было полно, но она, сама не понимая, почему, никак не могла уйти от этого путника. Да что там уйти – глаз отвести не могла.  Еле-еле она заставила себя развернуться и двинуться к печке и свои плошкам и скалкам, но через пару минут, не выдержав, опять заскочила в зал. Вроде бы для того, чтобы забрать у крестьян за соседним столом опустевший кувшин с пивом и принести новый. Но этот белобрысый сероглазый незнакомец сидел куда ближе к кухне, чем крестьяне, и до них Розалина даже не дошла.
– Спасибо, – снова улыбнулся гость, отодвигая пустую миску. – Держи, красавица. Пора мне дальше, раз у тебя негде переночевать.
Серебряная монета, брошенная на стол, явно с лихвой перекрывала и обед, и даже незадавшуюся ночевку, но о сдаче гость и не подумал. Он легко поднялся с лавки, повернулся, забирая плащ. Розалина снова залюбовалась осанкой и необыкновенной отточенностью каждого движения.
– Я...
– Что, красавица?
У нее перехватило дыхание.
– Я могу быстренько прибраться в кладовке и постелить там. Но там холодно и сыровато, тепло от печки туда почти не доходит.
– Всяко лучше, чем в лесу, в ноябре-то, – ответил он. – Спасибо, красавица, у тебя не только руки золотые, но и сердце доброе. А как согреться ночью - не переживай, придумаю. Не привыкать.
Розалина почувствовала, что у нее пересохло во рту.
Гонец едва дышал, от коня валил пар и летели хлопья пены, и ноттингемский шериф сразу понял, что добрых вестей ждать не стоит. С добрыми вестями на взмыленных лошадях не прилетают. Издалека шериф не сразу узнал всадника, но, подойдя ближе, нахмурился: перед ним был посыльный Зигфрида Мазера.
– Что-то случилось?
– Не знаю, милорд. Мне велели передать вам письмо. Как можно быстрее.
Гонец вытащил из седельной сумки измятый свиток, и шериф тут же развернул клочок самого дешевого пергамента. Посыльный стоял совсем рядом, но лишнего взглядв через плечо шериф не опасался – едва ли кто-то из подручных Мазера знает буквы.
Через минуту ноттингемский шериф снова свернул письмо.
– Прикажете дождаться ответа и передать? – осторожно уточнил посыльный.
– Да. Подождешь в комнате прислуги, тебя заодно накормят. Лошадь оставишь здесь на конюшне, обратно она не доедет. Дадим свежую.
Держа в руке свернутое письмо, шериф поднялся в большой, вечно холодный зал, где был единственный во всем замке удобный стол.
Задумка Мазера не удалась. Зря торговец бахвалился, что по его приказу Робина Локсли легко отправят на тот свет. Значит, старый разбойник жив, и люди, на которых рассчитывал Мазер, не взялись за расправу с шервудским главарем, а отказались от заработка. Что теперь делать с тем крестьянином, которого поймали, чтобы вздернуть на городской площади при всем честном народе? Все-таки повесить его, выдав за Локсли? Но ноттингемский шериф был осторожен, не любил решительных действий – и поэтому предпочел пока не торопиться. Он потребовал чернильницу и перо, быстро нацарапал на обратной стороне пергамента короткий ответ и застыл, дожидаясь, когда строчки просохнут. Потом кое-как свернул толстый, плохо гнущийся лист, снова подозвал кого-то из прислуги и велел передать письмо посыльному Мазера.
Локсли наверняка появится в Ноттингеме. Он, конечно, мастер изменить внешность, – но едва ли он сейчас догадается, что на него снова охотятся. Скорее всего, явится, как ни в чем не бывало. Поэтому каждый привратник, каждый стражник должен назубок выучить, как выглядит бывший главарь шервудской шайки.
– Командира стражников ко мне. Быстро, – рыкнул шериф.
Изабелла чувствовала, что лицо уже опухло от слез, но не могла взять себя в руки и остановиться. И рядом не было ни бабушки, ни верной Катрин, – никого, кто успокоил бы девушку. Она заперлась в своей комнате, упала на кровать и теперь рыдала, потому что не могла уже держать в себе все, что накопилось за последнее время. Еще совсем недавно, еще несколько недель назад она была веселой и счастливой девушкой. Пусть и не любимой отцовской дочерью, но все же – богатой, благородной, красивой и уверенной в том, что впереди – только самое лучшее.
Сейчас ни богатство, ни красота, ни древность рода никуда не делись. Но с тех пор, как отец объявил Изабелле, что собирается ее выдать за ноттингемского шерифа, все словно пошло наперекосяк. И теперь она в ссоре с отцом, ее хотят силой выдать замуж, а сама она влюблена в человека, который даже не смотрит в ее сторону, несмотря ни на какие приворотные зелья. Когда граф, оказавшийся знаменитым разбойником, был рядом, Изабелла так терялась, что не могла спокойно рассуждать, хотя всегда считала здравомыслие своей сильной стороной. Теперь же, когда Робин Локсли покинул замок, мысли девушки постепенно улеглись. Нет, Изабелла не остыла к нему, она по-прежнему мечтала о взаимности и была готова за нее бороться, – но теперь она вспомнила обо многих мелочах, на которые раньше не обратила внимания.
Редкий узор – вязь из тонких жасминовых веточек, украшавшая оба ножа и меч. Почему именно жасмин, он ведь не растет ни в Англии, ни во Франции. Что значит этот жасмин? Оберег? Напоминание о чем-то? Или, может быть, о ком-то? Изабелла помнила слова старой деревенской знахарки Мадлен – граф, он же король мечей, думает о другой женщине, и даже если приворотное зелье подействует – Изабелла никогда не станет в его сердце единственной, она будет лишь второй. Зелье не подействовало. Изабелла до последнего отказывалась в это верить, но теперь не признавать очевидного было глупо. На все ее слова граф откликался лишь из вежливости, а на помощь пришел только потому, что не мог оставить человека в беде. И теперь Изабелла поняла: все эти дни, с того первого вечера в лачужке старой Мадлен, она упорно отгоняла от себя мысль про ту, первую. Единственную. А теперь эта мысль словно высверливала сердце изнутри.
Почему Мадлен сказала, что та женщина уже не с ним?
Почему маленькая Жанна так уверенно сказала, что граф никогда больше никого не полюбит?
Все, что Изабелла глушила в себе, все, чего она изо всех сил старалась не замечать, не принимать, – все это теперь стало ее изводиить.
Она поднялась на постели, отодвинув в сторону мокрую от слез подушку. Посмотреть на себя со стороны девушка пока не могла, но Изабелла и без этого прекрасно понимала – не стоит выходить из комнаты в таком виде, надо немного подождать. У нее нежная сливочно-белая кожа, на такой следы слез видны очень долго. Но ждать, медлить она больше не могла ни мгновения. Изабелла вскочила и бросилась к стене, возле которой на маленьком столике всегла стояла глубокая глиняная миска для умывания. Есть ли там еще вода? Миска была почти полной, в чистой воде плавали лепестки сушеных цветов. Изабелла несколько раз плеснула себе в лицо холодной водой, постояла, дожидаясь, когда щеки и лоб высохнут. Теперь, наверное, она не такая красная и опухшая. В коридорах и в большом зале в ноябре все равно всегда полумрак, и едва ли кому-то так уж будет заметно, что она только что плакала.
Открыв дверь, Изабелла вышла в коридор и спустилась в большую общую комнату прислуги.
– Мадемуазель Изабель? – удивленно повернулась к ней одна из кухарок. – Что-то вам принести?
– Нет-нет, спасибо, я дождусь обеда.
– Уже скоро, – кивнула кухарка.
– Послушай, Лоранс, – Изабелла наконец вспомнила имя кухарки, – а где дочка коновала? Ну эта, тощая, конопатая... как ее там?
Имя девочки она прекрасно помнила, но отчего-то не могла его произнести.
– Жанна?
– Да, точно. Она еще тут?
– Нет, что вы. Да и что ей тут делать?
– Я... я забыла спросить у нее состав одной мази для лица, а она убежала и не вспомнила. Надо кого-нибудь за ней послать.
– Я буду вечером в деревне и спрошу, мадемуазель Изабель.
– Нет, мне нужно сейчас. Это срочно, – нахмурилась девушка и, смущаясь, добавила, – эта мазь должна настояться, а мне она понадобится уже скоро. Мы приглашены на обед к богатому судовладельцу в Гавре, и эта мазь нужна поскорее. И мне, и бабушке. Будут гости со всей округи, музыка, жонглеры...
– Ох, мадемуазель Изабель, и вы, и мадам Аньес такие красавицы! Но понимаю, – кивнула кухарка. – Сейчас сын принесет масло и творог, и я отошлю его в деревню за этой Жанной.
– Спасибо. Приведете ее потом прямо ко мне.
– Хорошо, – снова кивнула Лоранс.
Теперь Изабелла заволновалась. А если вдруг кто-то догадается, зачем именно она зовет Жанну? Состав мази Изабелла легко могла придумать и сама – старая травница Матильда научила ее, как смешивать растения, какая травка от каких болезней помогает. Так что тут никто не придерется. А сама Жанна наверняка будет молчать. Она из тех, кто слова лишнего не скажет – только прищурит молча свои синие глазищи, да так, что не знаешь, куда деться от этого взгляда.
Сколько времени понадобится, чтобы найти эту девочку и привести сюда? Деревня совсем рядом, но сын кухарки еще не вернулся, и его пошлют только потом. Изабелла кружила по комнате. В зале накрыли обед, но Изабелла отказалась от еды, – ей совсем не хотелось сейчас ни с кем говорить, даже с бабушкой. Тем более все разговоры будут сводиться лишь к одному – успеет ли Бернар Вексен помочь графу, или ничего сделать уже нельзя.
Поздней осенью за окном толком и не рассветало, но Изабелла заметила, что уже начинает темнеть. Она зажгла несколько свечей, расставила их по комнате, опустилась на кровать – и только потом в коридоре послышались наконец шаги. Изабелла поднялась, стараясь казаться как можно спокойнее. В дверь постучали.
– Да?
– Мадемуазель Изабель, вы велели позвать Жанну, – раздался из-за двери голос кухарки.
Шагнув вперед, Изабелла открыла дверь – и тут же задрожала под взглядом синих глаз.
Не надо было ее звать. Что за глупость. Не надо было за ней посылать, что может знать эта тощая пигалица?
Изабелле понадобилось несколько мгновений, чтобы собраться.
– Спасибо. Ступай, Лоранс. Обратно Жанна вернется сама, она же знает дорогу.

Продолжение - двадцать восьмая глава: http://proza.ru/2020/12/09/722