Театральные страсти

Космоопера, глава 4

***
– Может быть, покажешь ей город вечером, если у тебя найдется время? – осторожно спросил внучку Отто Ланге. – Пройдетесь по мастерским одежды, подскажешь ей, что где можно выбрать?
Инель засмеялась:
– Ты хочешь, чтобы я проследила, чтобы она не заказала к завтрашнему вечеру что-нибудь леопардовое или алое обтягивающее?
– И это тоже. И не волнуйся так. Мадлен Лефевр не такая уж страшная.
– Ага, читала я ее статьи, – Инель передернула плечами и картинно скривилась, словно откусила лимон. – Ядовитая дама. Но каждое слово в точку, не отнять.
– Тебе нечего бояться, ты написала отличную пьесу. Яркую, легкую, очень смешную. Лефевр, конечно, злоязычна, но она искренне любит театр.
– Это видно. Нет, я ее совсем не боюсь. Слишком долго я держала все внутри. Теперь уже ничего не страшно.
– Вот и славно. Ники наверняка еще в театре. Заберешь ее?
– Хорошо. Заодно и себе закажу что-нибудь новое на выход, я ж теперь подающий надежды драматург – и должна соответствовать образу.

Перед приемом и пресс-конференцией Инель придирчиво разглядывала себя в зеркале. Хорошо, что они вчера зашли в мастерскую вместе с Ники, – теперь можно было не опасаться, что у той окажется платье такого же цвета или похожего кроя. Склонная к крайностям Ники выбрала черное, а Инель остановилась на небесно-голубом. Сейчас она снова внимательно осмотрела себя с головы до ног. Белокожая синеглазая блондинка в голубом. То, что надо. Может быть, слишком молода для того, чтобы быть успешным драматургом, – но с каких это пор молодость стала недостатком? Пусть завидуют.
Она вышла из кабинета Отто Ланге и спустилась вниз, в фойе театра, где стояли накрытые фуршетные столы и уже начали собираться первые приглашенные. Надо познакомиться с этой Мадлен Лефевр. От деда Инель знала, что Лефевр предельно пунктуальна, не набивает себе цену и не заставляет себя ждать. Незаметно посмотрев по сторонам, она увидела стайку коллег, что-то обсуждавших за одним из высоких столиков. Вместе с другими актерами там стояла и Ники Нильсен. Черное платье, которое они вчера вместе заказывали, смотрелось на ней почти безупречно, разве что узкие покатые плечи были открыты чуть больше, чем позволял хороший вкус, – но Инель смирилась с этим еще вчера: Ники была бы не Ники, если бы не переборщила хоть с чем-то. Инель повернулась, собираясь подойти к остальным, но тут увидела на другом конце зала своего деда. Рядом с ним стояли Мадлен Лефевр и какой-то рослый мужчина, которого Инель не знала. Впрочем, она пока и с Мадлен Лефевр не была знакома, но много раз видела ее выступления в сети. Вживую грозная акула пера оказалась очень стройной шатенкой. Инель невольно залюбовалась: балетная осанка, безупречный костюм жемчужно-серого оттенка, прекрасно подходящий и для солидного приема, и для вечеринки, яркий шелковый платок и крупное эмалевое кольцо ему в тон, – эту Мадлен Лефевр можно было хоть сейчас печатать крупным планом на обложках любых модных журналов. Инель рассматривала бы ее и дальше, но вдруг поймала на себе взгляд спутника Мадлен, поймала – и сама невольно засмотрелась в ответ. Это был высокий, плотный, хорошо сложенный мужчина с темными, чуть вьющимися волосами и темными глазами. Заметив, что Инель тоже на него смотрит, он едва уловимо улыбнулся ей – улыбнулся так, что Инель отчего-то стало неловко. Отчего, она и сама не могла понять, ведь приветливо переглянуться с незнакомцем на каком-нибудь мероприятии – совершенно обычное дело.
– Вот и ты наконец, – подошел к ней дед, оставивший на несколько минут гостей. – Идем, идем. Давно пора тебя представить госпоже Лефевр.
Отто Ланге галантно взял Инель под руку и, прихрамывая, повел внучку через весь зал. Мадлен Лефевр, заметив их, повернулась, и ее спутник – тоже. Он снова посмотрел на Инель и неуловимо ей улыбнулся – улыбнулся так, словно у них уже была какая-то общая тайна, о которой никто другой не знал.
– Госпожа Лефевр, – Ланге вежливо кивнул и Мадлен, и незнакомцу возле нее. – Спасибо, что нашли время приехать. Давно хотел вам представить Инель Ланге – актрису нашего театра и автора одной из тех двух пьес, о которых сегодня пойдет речь.
– Замечательно, – Лефевр ответила ледяной змеиной улыбкой. – Мадлен, – негромко и очень четко представилась она, потом обернулась, кивком указывая на спутника, – а это Марк, мой давний знакомый.
– Очень давний, – согласился мужчина.
Голос у него был решительным и вкрадчивым, и Инель удивилась, как одно сочетается с другим.
– Вы тоже пишете о театре? – спросила она.
– Боже упаси, – Марк засмеялся. Мадлен Лефевр тут же включилась в беседу:
– У Марка своя частная компания, он занимается, – она на мгновение замялась, – занимается изучением фауны дальних миров.
Отто Ланге снова взял внучку под руку.
– Пойдемте к столу. Выпьем шампанского, а потом я расскажу обо всех новостях.
Он направился к накрытым фуршетным столам, ведя Инель рядом. Мадлен вместе со спутником шли сзади, и Инель каждой клеточкой тела чувствовала взгляд этого Марка.

***
– Трил, ну что ты. Не волнуйся так, все будет хорошо, и скоро ты ступишь на свою планету.
Рик пытался подбодрить биолога, но тот словно места себе не находил. С того дня, как «Артемида», оторвавшись от взлетной полосы космопорта Каструп, взмыла над Копенгагеном и растаяла в небе, прошло уже десять дней. За это время звездолет совершил сверхсветовой переход, снизил скорость и, пробравшись к четвертой планете в системе Ню Волка, крутился на орбите.
И чем меньше времени оставалось до прибытия – тем больше волновался Трил Харс. Алекс, Рик и Клара старались его поддержать и отвлечь, как могли. Каждый из них мог запросто прилететь в родные места, когда захочется: добраться до Тобольска, Торонто или Мишкольца из любой точки Земли – вопрос нескольких часов, не больше. А вот до родины Трила было почти пятьдесят световых лет пути, и биолог не был на своей планете с тех пор, как покинул ее в последней волне эвакуации. Сейчас он пытался с головой уйти в работу, тем более что работы перед посадкой на планету у него было по горло. Трил в сотый раз проверял, готовы ли все зонды для взятия проб воздуха и фильтры для воды, все ли нужное есть в лаборатории. Хотя все это было проверено еще перед вылетом.
Место посадки выбрали заранее – брошенный старый космопорт недалеко от берега океана. Конечно, он много лет не обслуживался, потому что на планете не осталось людей. Но в нем было главное – шестикилометровая взлетно-посадочная полоса, которой с запасом хватило бы не то что «Артемиде», но и кораблю намного крупнее. За двадцать с лишним лет с бетонной полосой, конечно, могло случиться все что угодно, но Клара, придирчиво рассмотрев снимки, которые только что были сделаны с орбиты, решила, что все в порядке. Безлюдный запущенный космопорт выглядел страшно, но полоса казалась целой и ничем не была перекрыта.
Еще полтора часа – и «Артемида» остановилась на этой полосе.
– Ну вот, – Клара быстро обернулась к Трилу. – А ты боялся, не хватит. А там еще больше километра осталось.
– Не привык, что такие большие садятся. Мы жили рядом, но большие корабли тут никогда не садились, только в столице.
– Это «Артемида»-то большая? Да она крошка. Все, зафиксировались, стоим намертво, сейчас вас всех отстегну.
Прочные широкие дуги, которые мягко удерживали каждого, с тихим звуком разомкнулись и втянулись в кресла. Алекс рывком вскочил на ноги.
– Клара, ты мастер, – улыбнулся он девушке. – Трил, нужны пробы воздуха, воды, всего прочего. Рик, проверим шлюпки. Может, уже сегодня получится выбраться и осмотреться.
Трил заворчал:
– Никаких сегодня. Ты как в первый раз – вечно впереди паровоза мчишься. Сначала посмотрю, что там с атмосферой вокруг. Потом будет ясно, какие иммуностимуляторы нужны. А то, может, вообще уже нельзя без защиты. Мало ли что. Мы-то тут жили и этим воздухом дышали, но двадцать с лишним лет прошло. 
Алекс, который действительно был готов хоть прямо сейчас в пекло, кивнул.
– Ладно. Запустим камеры на беспилотнике, посмотрим, что к чему. Говоришь, ты тут жил неподалеку?
Он смотрел на большой, во всю стену, монитор, на котором было изображение с внешних камер корабля. Заброшенный, давно покинутый людьми космопорт выглядел неуютно.
– Во Франкфурте, да. Ну, Франкфурте-Дальнем, но мы-то никогда это «Дальний» не говорили. На шлюпке – меньше часа отсюда. Это еще на тех, старых. На наших-то нынешних и за полчаса можно добраться.
Алекс снова покосился на мониторы.
– Брррр, то еще зрелище.
– Да. Я помню, что сначала все пытались законсервировать – и порты, и производство, и жилье… Люди думали, что еще вернутся. А потом стало ясно, что никто сюда уже не вернется, и все просто бросили. Будь она проклята, эта Проксима, – Трил не выдержал. – Это из-за нее отсюда всех переселили.
– Да, помню, ты рассказывал. Пока там не было пригодных для жизни мест – селились сюда. Хоть и у черта на рогах… ох, прости…
– Да что прости, так и есть. Селились сюда. Сначала – ссыльные, левши и прочий сброд. Потом и приличные люди. Планета жила, развивалась. А потом обустроили другую, у Проксимы. В десять раз ближе. И все, и нас забросили.
– Хочешь добраться до места, где раньше жил?
– Не знаю, – Трил растерянно покачал головой. – Когда ты сказал, что взял заказ на двух мантикор и что мы сюда полетим, я несколько дней спать не мог нормально. Мечтал, что увижу свой дом. А сейчас и сам не знаю.
Алекс посмотрел на растерянное лицо Трила и ободряюще приобнял биолога за плечи.
– Понимаю. Ну все, за работу.

***
Еще со школы, со старших классов, Инель Ланге была избалована мужским вниманием. Ее – золотоволосую, синеглазую, похожую на фею из волшебной сказки – всегда окружал рой поклонников, но связывать с кем-то свою судьбу Инель не торопилась. Куда больше ее интересовал театр, которому она и отдавала все силы, – хотя и романы, конечно, случались.
И никогда раньше не было такого, чтобы она две недели не могла забыть мимолетное знакомство и несколько долгих взглядов. А сейчас, как ни старалась Инель не думать об этом Марке, спутнике Мадлен Лефевр, а все равно нет-нет да и вспоминала его. Темные глаза и мягкая, только ей одной предназначенная улыбка. Ох. Но нет, думать о нем она не станет, лучше вместо глупых мыслей наконец разгрести комнату, выкинуть все старое и подумать, что нужно из нового. У нее целых два часа до выхода из дома на репетицию. Успеть она не успеет, но хотя бы начнет. При мысли о репетиции Инель взбодрилась. Ее пьеса скоро станет не просто текстовым файлом, а ярким живым спектаклем, каждый раз разным. Декорации и костюмы были почти готовы, а премьеру назначили на открытие сезона, на последние дни августа. Оставалось меньше месяца – но спектакль уже жил, перебрался из-за стола сначала в репетиционный зал, а потом и на сцену, и Инель не сомневалась, что все получится. У деда всегда все получалось. Сейчас Отто Ланге быстро собирал разрозненные куски в одно целое, и пару дней назад, во время первого прогона – как водится, со множеством косяков и сбоев, – Инель видела в зале Мадлен Лефевр. Значит, та готовит рецензию, которую собирается опубликовать сразу после премьеры, опередив всех коллег. Инель, сидевшая на другом краю зала, поздоровалась с Мадлен кивком и не стала подходить, но до конца репетиции тайком присматривалась к гостье. Что в ней можно было найти? Обычная молодая женщина, каких миллионы. Стройная, подтянутая, очень ухоженная, но обычная. И злюка, по лицу ведь видно, что злюка, да и каждая фраза в статьях – наотмашь.
Инель быстро открыла шкаф, отложила васильково-синий свитер и черные джинсы, которые собиралась сегодня надеть, и вывалила прямо на пол все остальные вещи. Давно пора было разобраться. О, вот и голубая кофточка, а она-то ее обыскалась. Как можно было потеряться в небольшом шкафу?
Внизу, под вешалками с одеждой, лежала стопка журналов. Инель фыркнула – совсем про них забыла, а еще в прошлый раз ведь хотела разобраться и все выкинуть. Все материалы есть в сети, удивительно даже, что некоторые журналы до сих пор выходят в парадном виде на настоящей бумаге. Она вытащила стопку, смахнула с верхнего журнала пыль (обновить программу домашнему уборщику!) и кинула все прямо на пол, рядом с ворохом одежды. Ладно, с платьями она разберется потом, а сейчас быстро просмотрит журналы. Это все дед насобирал. Инель в очередной раз подумала, что надо наконец приучить его читать не с бумаги, а с телефона, но тут же махнула рукой. Даже во времена дедова детства бумажными изданиями уже почти никто не пользовался – но он с ранних лет любил именно бумагу. Если не переучился за всю жизнь, то теперь и вовсе бесполезно. Инель взяла верхний журнал – это оказалось «Театральное обозрение», вышедшее аж шестьдесят лет назад. Большая, на два разворота, рецензия на один из первых спектаклей деда. Оставить. Конечно, оставить. Отто Ланге не собирал все издания с откликами на свои постановки, иначе ему давно было бы негде жить. Но эту рецензию, одну из первых, хранил до сих пор. Что там дальше? Несколько буклетов о морских путешествиях. Сколько Инель себя помнила, мама и дед собирались в следующий отпуск отправиться в круиз, – но ни разу даже просто на кораблике по каналам не покатались. Выкинуть. Буклет свадебного салона с фотографиями счастливых нарядных невест. Наверное, валяется с тех пор, когда мама в последний раз выходила замуж. Выкинуть. «Театральное обозрение» пятилетней давности. Выкинуть-выкинуть, как она вообще могла это хранить? Фраза из рецензии помнилась до сих пор: «…юная Инель Ланге в роли сказочной царевны поразила зрителей красотой и свежестью». Красотой и свежестью, тьфу. Выкинуть. А про эту Нильсен Мадлен Лефевр уже написала, что она – актриса редкого накала, в самый раз для античных трагедий и шекспировских страстей. И ни слова про красоту и свежесть. Так, дальше. Еще несколько совсем старых журналов со статьями о ранних работах Отто Ланге. Большое интервью с ним – наверное, самое первое. Это оставить. Популярная брошюра «Как распознать левшу?». Тьфу, мерзость, выкинуть. Пара журналов об охоте – дед, когда боли в ноге усилились, всерьез задумался о собаке, чтобы не жалеть себя и почаще выбираться на воздух. Задумался, но не завел, а журналы остались. Господи, ну кому может быть интересна эта охота, о чем там можно писать? Инель наугад раскрыла один из журналов – и замерла. С разворота на нее смотрела фотография. Темные волосы, темные глаза, прямой и решительный взгляд. Легкая улыбка, словно предназначенная только ей одной.
«Марк Лефевр. От простого егеря до одного из лучших охотников в мире» – прочитала она заголовок.
Инель захлопнула журнал. Марк Лефевр. Значит, они женаты. В театральном мире ничего нельзя было скрыть, и Инель краем уха слышала о романе Мадлен Лефевр с актером то ли венской, то ли мюнхенской драмы. Вот же змея. И статьи у нее змеиные.
– Уборщик! – позвала она.
Робот с тихим жужжанием вполз в приоткрытую дверь.
– Отнеси. Все это. На помойку, – четко проговорила Инель. Работал уборщик неплохо, но команды ему надо было отдавать как можно яснее.
Она убрала в сторону те несколько журналов, что были дороги деду, а остальные положила в большой мешок, который робот уже держал наготове. А журнал об охоте, прежде чем швырнуть в мешок, порвала на мелкие клочья.
– Ступай. Выкинуть. Немедленно.
Пора было уходить. Инель, оставив на полу ворох так и не разобранных вещей, надела отложенные джинсы и синий свитер, быстро расчесала волосы, схватила телефон и выбежала из дома. У крыльца она свистом подозвала машину, и, пока та выруливала из гаража и облетала дом, Инель быстро глянула на экран телефона. Нет, никто не пишет, ничего срочного. На миг у нее мелькнула мысль почитать что-нибудь о Марке Лефевре в сети, но Инель тут же ее отмела. Вот еще. Не хватало ей читать про мужа этой змеи. Машина, обогнув дом, зависла напротив девушки и открыла дверь. Инель устроилась внутри.
– Драмтеатр.
Управлять сама она не любила, предпочитала довериться автоматике. Дверь закрылась, и машина начала плавно подниматься.

***
– По-хорошему, надо было тебе заранее обо всех рассказать, но не оставалось времени, – Мадлен посмотрела на брата. – Ну хоть будешь знать, с кем общался.
– И с кем же? – без особого интереса откликнулся Марк.
– Высокий шатен, похожий на павлина или индюка, – герой-любовник из мюнхенской труппы. Всегда ужасно одинаковый. Хромой старик в дорогущем костюме, который нас встречал, – Отто Ланге. На сегодняшний день – лучший театральный режиссер. Тощая рыжая девица в желтом комбинезоне – рецензент из «Мира искусства», та еще любительница приемов и фуршетов, ничего не упустит. Яркая брюнетка с тонкой талией и здоровенной задницей – похоже, новая ведущая актриса имперской драмы. Кто еще? – сама себя спросила Мадлен. – Вроде больше никого из интересных.
– Еще какая-то блондинка в голубом.
– А, да. Внучка Ланге. Редкой никакущести актриса. К чести Ланге, он никогда ей не помогал. Пожалуй, даже наоборот. И вот поди ж ты – девица пишет пьесу, от которой не оторваться! Откуда что взялось?
– Если уж ты говоришь, что не оторваться…
– Отличная комедия. Я улыбалась, еще когда просто пьесу читала. А когда Ланге позвал на прогон уже почти готового спектакля – еле сдерживалась, чтобы не смеяться в голос. Я-то думала, эта его новая звезда лишь для кровавых страстей годится, но оказалось, не только.
– И внучка его, как выяснилось, талантлива, – словно невзначай уточнил Марк.
– Да. Вот уж не ожидала.
– Как ее зовут?
– Ники Нильсен. Там на самом деле какое-то непроизносимое инуитское имя…
– Внучку Ланге.
– А, ее? Инель, – Мадлен взглянула на брата. – Спасибо. Ты меня правда выручил. Очень.
– Да брось. Были несколько свободных дней, так что не проблема.
– Улетишь сегодня?
– Нет. Раз уж выбрался в Копенгаген – встречусь с Лео Бринком. Переговоры по сети – прекрасная штука, но живая встреча всегда лучше.
– Это кто?
– Основатель крупной зообиржи и мой постоянный заказчик. Ладно, мне пора, – Марк Лефевр поднялся с небольшого дивана и, оставив сестру в гостиничном холле, вышел на улицу. До встречи с Лео Бринком оставалось еще немного времени. Беседовать с Мадлен не хотелось – общих тем у них никогда не было, и Марк знал, что в глазах своей утонченной сестры он – мужлан и дубина. Его это не задевало, но говорить с Мадлен им было не о чем.
Он повернулся к стоянке прокатных машин, вынул из кармана джинсов телефон, вошел в сеть.
– Инель Ланге, – негромко произнес он, обращаясь к телефону. – Покажи-ка все, что найдется.

***
Кофейный робот быстро сновал вокруг маленького стеклянного столика.
– Господину Лефевру – со сливками и двойным сахаром, – приказал Лео Бринк. – Пора бы уже запомнить. Марк, я рад вас видеть. Да и заказ для вас есть. Надеюсь, вы возьметесь.
– У меня расписаны ближайшие две недели. Если не срочно – посмотрим. Что за заказ?
– Центаврийский крылокот. Это для бестиария в Москве. Все животные там в прекрасных условиях, так что соглашайтесь.
– Знаю, знаю, – кивнул Марк. – Никаких этических заморочек против московского бестиария у меня нет. Да и крылокот – зверь приятный, и лететь недалеко. Если не срочно, возьмусь.
– Хотелось бы побыстрее, но я надеюсь, что в Москве согласятся подождать. Они хотели крылокота к осени – чтобы он к тому времени уже прошел и карантин, и акклиматизировался бы, – словом, чтобы его можно было пускать к публике.
– Успеем.
– Признаться, я собирался поначалу отдать этот заказ господину Нестерову, – Лео Бринк замер у панорамного окна, любуясь городом внизу. – Но он уже который день не откликается, а время не ждет.
– Алекс-то? Как он может откликнуться, если вы сами отправили его к Ню Волка за мантикорой?
– Что?!
– Ну не брежу же я, – Марк, рассмеявшись, достал телефон. – Вот наша переписка, он еще поддразнивал меня этим заказом.
– Марк, вы всерьез считаете меня идиотом? И меня, и господина Нестерова? Принять заказ на полет к Ню Волка, на неуловимую волчью мантикору? Заведомо провальное дело.
– Да ладно. Я бы взялся.
– Да, в этом вы с Нестеровым одинаковы, – Лео Бринк задумчиво кивнул. – Только помани вас чем-то недостижимым. Охотники. Но это вы охотники, а я человек деловой и за нереальное не берусь. И, разумеется, ни за какой мантикорой я Нестерова не посылал – мне бы такое и в бреду в голову не пришло. 

Продолжение следует...