О луке, варениках и... любви

Со мною что-то происходит... Вчера еду по городу, усталая и голодная. Мечтаю приехать домой,  сбросить осточертевший деловой костюм, а вместе с ним и все, что в течение недели выносило мозг,  наесться чего-нибудь вредного, вроде  вареников с капустой, и чтобы много-много жареного лука, слегка подгоревшего. Запить все это безобразие горячим чаем, огненным, обжигающим. Кружка обязательно большая, сиротская. Держать ее обеими руками, согревая ладошки, и пить, пить, пока не забулькает в глотке. А потом упасть усталым объевшимся мешком в кресло, включить телек и сонно смотреть что-нибудь про страстную любовь  в мире животных, ни о чем не думать, не шевелиться. И даже не моргать - не тратить силы. 

Со всего размаха въезжаю в пробку,  жду! Пробки имеет странную особенность обострять мечты.  Они, мечты, обрастают деталями и подробностями, приобретают реальные  очертания: верите или нет, но я ясно чувствовала аромат поджаренного лучка и кисловатый запах квашеной капусты.

Пытаюсь стряхнуть наваждение,  оглядываюсь. Рядом завис красный "форд" , за рулем блондинка.  Спинка прямая, словно по линеечке выверена, в руль вцепилась, как в спасательный круг. Или поет, или говорит сама с собой: губы шевелятся и головой кивает, будто  знаки препинания расставляет. А может все-таки поет? Да нет, для песни слишком  напряженное лицо. С такими лицами не поют. А если разговаривает, то с кем? Заглядываю в салон и вижу кудрявую макушку с большим бантом, а рядом - макушка поменьше. В чепчике. Кукла! Теперь понятно. Мама воспитывает дочь. Все правильно,  где же еще и заниматься воспитанием, как не в пробке! Как реагирует бантик на мамину речь, мне не видно, а блондинка  все также энергично кивает и безмолвно говорит, говорит.

Мы встретились совершенно случайно, и вряд ли когда-нибудь встретимся вновь. Нас вынесло навстречу друг другу стечение многих обстоятельств, причем блондинка и бантик о моем любопытстве и не догадываются. Они в своем маленьком мире, ограниченном  от большого тонким металлом авто.  Это я пытаюсь проникнуть в их мир. Я уже забыла о варениках и чае, я думаю об этой расстроенной женщине, до которой мне вообще-то совершенно нет дела. Но я думаю  о ней, гадаю, о чем она так взволнованно говорит, жалею ее. Жалею! И сама себе удивляюсь. Я представляю, как она с дочерью приезжает домой, захватив сумки с едой, они молча поднимаются по лестнице, девочка прижимает куклу и обиженно сопит. У двери женщина долго ищет ключ в сумочке, неловко прижимая ее коленом к стене. Держать пакеты в одной руке неудобно,   и она сердито выговаривает уже себе, что надо было достать ключ раньше, а не теперь, когда рука сейчас оторвется от этих авосек.  Наконец, ключ находится на самом дне сумочки.  В открывшуюся дверь выскакивает болонка, повизгивая, прыгает, норовя лизнуть девочку в нос. Радостным клубком они вваливаются в квартиру. Бросив пакеты в коридоре, женщина устремляется к телефону, но автоответчик пуст. Никто не звонил, не оставил сообщения. Женщина устало возвращается за пакетами, впереди долгий унылый вечер и такое же долгое унылое ожидание.

А может, все совсем не так, как я нафантазировала. Пробка рассасывается,  "форд" стремительно вырывается вперед и сворачивает налево. Бантик исчезает в половодье машин, а я еду дальше, приближаясь к своей  вареничной мечте. Взгляд выхватывает из потока жизни еще одну фигуру. На высоком крыльце банка стоит молодой человек. Курит. Стильный деловой костюм,  длинные черные волосы развеваются по плечам. У него хорошее настроение. Это видно. Получил повышение? Или премию? А может,  у него вечером свидание? И сейчас, докурив сигарету, этот современный Иван Царевич прямо с этого крутого крыльца вскочит на серого волка в виде крутого джипа и помчится к своей Елене Прекрасной. 
И моя голодная фантазия, не зная удержу, приводит Ивана Царевича  к знакомому дому по знакомой лестнице, где за дверью звонко лает болонка и светловолосая женщина, улыбаясь, бежит на нетерпеливый звонок...

Я думаю об этих не знакомых мне людях с нежностью и остро жалею,  что никогда, никогда больше не увижу их, И миллионы других людей так и пройдут по жизни мимо меня, и я никогда их не узнаю. Я желаю им счастья, и от этих теплых мыслей, я совсем размякаю и уже не думаю ни о варениках, ни о чае в сиротской кружке. Я думаю о людях, которых никогда не увижу,да и они не узнают о моем существовании. Но нам выпало жить вместе на этом отрезке времени. И я так хочу, чтобы все эти незнакомые мне люди были счастливы. Хотя бы иногда. Я пытаюсь понять, почему я вдруг озаботилась счастьем человечества. Впервые в жизни, да еще на голодный желудок. Может, потому, что завтра удивительный праздник — День объятий. . И впервые в жизни я чувствую себя причастной к этому празднику.  Вот так, необычно причастной:  любовью. И это невесть откуда взявшееся чувство любви заполняет и переполняет меня, как  пустой сосуд, и изливается. Слезами. И я плачу в очередной пробке от великой любви и жалости к людям, которые суетятся,суетятся, так нелепо растрачивают себя на обиды и ссоры, на ненужные разговоры и бессмысленные дела, когда надо просто жить. Просто радоваться птицам и небу, солнцу и дождю. 

Друг другу радоваться...

Жизни радоваться...

Просто радоваться, потому что она такая хрупкая, жизнь... Потому что все,мимо чего мы так равнодушно проходим сегодня, может исчезнуть в огне войны, например. Я представляю, как блондинка, раскинув руки, лежит на проклюнувшейся веселой молодой травке, широко раскрытые глаза безжизненно смотрят в небо, уже ничего не видя... А девочка с бантом, прижав к себе куклу, кричит...

Я не могу и не хочу видеть эту жуткую картинку. Я хочу, чтобы все были живы и,вцепившись в руль,  я прошу Бога только об одном, чтобы все мы были живы...

Все...

Живы!

Я люблю вас, люди...