Уха

Жил с нами по соседству дед Николай, юморной старик, руки золотые. Страшно он любил рыбалку и готов был целыми сутками пропадать на Енисее. И была у него еще одна страсть - уха. Любил он это, на первый взгляд, простое блюдо и знал множество рецептов ухи. Родился и вырос, женился и до сорок восьмого года жил в уже несуществующем селе Тархово, что находилось на реке Кеть, которая является притоком Оби, совсем другой водораздел, не Енисея, где мы живем. И рыба в Кети другая, чем в Енисее. Привык дед по молодости «морды» ставить, запруды делать и, конечно, сети ставные ладить. Рыба всякая ловилась в Кети - сорога, окунь, язь, щука, чебак. Щуки в тех краях ловились матерые, которая до полутора метров, пасть как у акулы, зубы крючками, старая такая, что аж мхом речным порастет, такая в еду не идет, если только собакам на корм. И уха в тех краях другая. Вот что рассказывал дед как-то на рыбалке, помешивая енисейскую уху:
- На Кети рыба другая, белая, жирная и червя в ней нет. В ночном, бывало, проверишь «морды», а там сорога с ладошку блестит, чешуя чистая, почистишь ее, вспорешь, но с потрошками аккуратно, жирок мал-мало снимешь - и в сторонку. Как вода в котелке закипит, нужно бросить туда головы и хвосты рыбьи, да вынимать не торопись, пусть минут десять покипят. А потом луковицу меленько покрошить, но сразу не бросать ее в котелок, косточки из вываренных голов подцепить - и в миску, иной едок до страсти рыбьи головы любит, а там уже и лук можно добавить. А уж потом чищеные рыбины бросай, соли, перец, если имеется, так и его можно, а для сытости брось в котелок пшена с горсточку, а картошка в ту уху не идет. Как рыба побелела и всплыла, зелени добавь побольше. Ту, что по берегам растет - лук, дикий чеснок, можно и саранку покрошить, она вкуса не испортит. Минута - и хлебать можно, уха знатная получается, наваристая, а если хлеб имеется, так вообще до обеда сытый.
  В детстве Николаю мальчишки рогаткой глаз подстрелили, и по здоровью не взяли его на войну, с бабами в колхозе работал, лес валил и, конечно, старался всех накормить, пропадая ночью на реке. В Сибири природа богатая, и если умело, с умом к ней подойти, голода знать не будешь. Вот и Николай наш умел природу ценить, отец в детства научил его лишнего в тайге не брать. Если червивый гриб, переросший, то пройди мимо, не пинай, тебе не пригодится, так в лесу других обитателей полно, зверь, птица, букашка какая – ведь им тоже пропитание необходимо. Ягод бери столько, чтоб сохранить смог, и шишки тоже, а уж про зверя особый сказ. Матку беременную иль с маленьким тогушем даже в голодный год не смей трогать, а вот рогача, того можно, хоть мясо и грубее, зато вреда лесу никакого. Зайца, белку, колонка - того только выходного, чтобы польза со шкуры была. А вот рыба – это другое дело, в икромет не жадничай, бери, сколь съесть можешь, зимой впрок можно взять, заморозить.
- Зимой уха особый вкус имеет, рыбу из сетей выпутаешь, на лед бросишь, она вмиг околеет и ледком покроется. Дома ее оттаивать совсем не нужно, чуть отойдёт, шкуру с нее вместе с чешуей чулком снять удобно, кишочки пальцем подцепил - и готова рыбка, можно уху варить. Зимой уж можно с картошкой, луком. А рыбы можно больше, чтобы густая уха была, сытная, жирная, с морозца похлебать - одно удовольствие, - рассказывал дед, покряхтывая и щуря единственный глаз.
После войны он женился и в Енисейск перебрался, долго привыкал к большой реке, долбленку пришлось поменять на лодку побольше, и снасти завести совсем другие, сети сам плел, додумывал, мастерил «морды», ладил крючки на самоловы, всему учился у местных мужиков. А они и рады помочь, парень смешливый, все на лету схватывает. Енисей в шестидесятые годы радовал уловом. Таймени ловились как бревна, сиги жирные, чешуя с ноготь, блестит так, аж жаром дает, когда повезет, так и осетришка килограммов на сорок поймать можно, стерлядка опять же.
- Уха из стерляди добрая, иная рыбка жирком оранжевым вся покрыта, с такой уха на загляденье - царская. Ее никакой картошкой портить не надо. На стерлядь самый улов в конце июня - начале июля, когда чуйка на топляке плывет, а в огороде первые овощи поспевают. После закипания воды в котелке бросаем в него рыбу большими кусками, пусть варится минут десять, чтобы жирок в юшку перешел, потом солим, перчим и зеленушки побольше - лук, укроп, а уж потом время потрошкам, еще минуты две - и все готово. Такую уху с осторожностью есть надо, чтобы ложку не откусить. Вот!
Богат Енисей, а если к нему с почетом да уважением относиться, то всегда накормит. Окунь, сорога, елец – все это и за рыбу не считали, сором называли, из сетей выпутывают и ругаются мужики, мол, сор всю сетку забил, одна морока с ним, курам да свиньям на корм. А вот тугун - то рыба знатная, хоть и маленькая. Невод заведешь, а коль на косяк попал да вывел к берегу, то такой огуречный запах стоит, аж слюну выбивает, свежий тугун - он сильно огурцом пахнет, рыба нежная, летом не терпит жары, солить ее сразу надо. Вкусная, летом икряная, едят ее чуть подсоленную прямо с головой и костями, а кто начинает куражиться и косточки выбирать, местные страсть как не любят. Тугунят рано утром на зорьке или вечером, как жара спадет.  Дед с нее наваристую уху готовил.
- Тугун - рыба нежная, кипятка особого не любит, как вода закипит в котелке, тугуна промыть в миске, животик у жабр пальцами надорвать и кишочку вытянуть. В кипящую воду бросить лук, укроп, лаврушку, если такая имеется, а потом рыбу, ее много надо, чтоб похлебка густая получилась, ароматная и тугун во рту чувствовался. Как пенка соберётся, посолить и перца можно покруче. Рыба всплыла, побелела - уха из тугуна готова, в кашу не развари, а то все добро пропадет и вкуса никакого и пользы ноль. Есть такую уху надо медленно, под стопочку и байки рыбацкие, ночь летом хоть и короткая, а время коротать до зорьки надо.
Жена Пелагея у Николая - от мужа не отстает, все у бабы в руках горит, на станке ткать коврики мастерица, они у нее ладные и веселые выходят, соседи в очередь встают, зимой дранку на половики рвет, сучит и поет. Знатная певунья, первая на деревне была. Родила два сына и дочку, жили все дружно. Всей семьей с работой справлялись, сыновей отец к реке приучал, чтобы в рыбацком деле толк знать. Да дети быстро растут, женились, и у каждого своя семья, работа, дела.
А тут Сергей - сосед новый, для него рыбалка тоже страсть, подружились с Николаем, тогда он уж дедом стал, но сила еще была и с реки его не выгонишь. Поехали как-то тугунить на другую сторону, рядом с деревней Епишино. Утро раннее, деревенские мужики каждый своим делом занят, только парнишка лет двенадцати на угоре сидит, за рыбаками наблюдает. Завели невод, дед по берегу идет, сосед на лодке, подвели невод к берегу, чувствуется, что-то тяжелое в неводе.
- Топляк поймали, осторожней греби, - кричит дед.
Сергей спрыгнул с лодки на мелководье и осторожно, так, чтобы не порвать невод, стал подтаскивать его к берегу, тут топляк стал рьяно сопротивляться, хлеща мощным красным хвостом.
- Таймень! Таймень! - закричал сосед.
Мужики вытащили невод, быстро достали тайменя, завернули в мешок, и дед уложил рыбу в багажник машины. Довольный дед возвращается к лодке.
- Смотри, дед, мальчишка-то исчез.
Дед с соседом выпутывали тугуна, страстно обсуждая богатый улов, как со всех улиц деревни появились мужики с ложками, веслами, неводами.
- Ой, дед, гляди, отберут они у нас тайменя.
Дед огляделся по сторонам, посмотрел на машину, потом на спускающих лодки мужиков и с деловым видом хозяина изрек:
- Они что ли его растили? В то утро рыбалка выдалась знатная, таймень на девятнадцать килограммов, ведро тугуна и масса впечатлений.
- Таймень лучше посолить, а вот из головы, хвоста и плавников уха получится наваристая. Картошку сваришь крупно, морковь целиком, луку побольше, потом рыбу опускай. Сперва голову и хвост, через минуты три плавнички, повари минут десять, затем время потрошков. В конце соли, перчи и добавь зелени побольше. На стол ставят такую уху по-разному, кто рыбу отдельно в миску достает, а кто картошку с морковкой в отдельную чашку. Главное, как ни положи, а уха свою прелесть имеет из головы тайменя, уж больно она вкусная получается.
Пелагея быстро собралась у деда, не болела совсем, утром нездоровилось, а к вечеру померла. Дед страшно горевал, почти пятьдесят лет вместе прожили, а тут один, осиротел. Дети, конечно, это хорошо, но у них своя жизнь, и хозяйство у деда свое. Мужики сети заказывают, шкуры выделывать, лыжи охотничьи под камус. Остался дед в доме один, работал много, за делом забываешься и о горе думать некогда. С соседом на реку часто ездили, в лес по грибы, шишку, на охоту. Весной ставили сети на Кеми. Дед всю зиму плел новую сеть на ельца, мечтая о свежей рыбке. Как только старица освободилась ото льда, они поставили сеть, утречком следующего дня, проверив банки с берёзовым соком, спустили лодку и в надежде на хороший улов принялись проверять. Дед поднимает одну и видит дыру, поднимает веревку чуть дальше - опять огромная дыра, сеть вся порвала и спутана. От возмущения старый встает в лодке и, грозя кулаком куда-то вдаль, в сердцах кричит:
- Вот если поймаю тебя, сначала все зубы через один выбью, а потом глаза выколю.
- А глаза-то зачем? - рассмеялся сосед.
- А что б знала, паразитка, куда плыть, не видит, что ли, мужики сеть поставили.
То ондатра, путешествуя по вскрывшейся ото льда старице, порвала всю дедову сеть, лишив его свежей рыбки. Слава богу, в других сетях улов был, и весенняя уха порадовала старика.
- А весной на берегу ушица особенно хороша, сваришь рыбу, луку туда, молодой крапивы, конечно, посолишь, поперчишь, а в последнюю очередь сырок плавленый «Дружба» добавишь, все время помешивая, раскрошишь. Вкус у такой ухи сливочный, рыбный, согревает желудок и душу, а со стопочкой на «ура» и весь котелок уходит.
Осенью дед решил себе протез зубной новый сладить, субсидию на него выбил, три недели к врачу ходил, наконец, поставил новые зубы, белые и ровные, во рту сели, как там и были. Дед соседу хвалится, рот в улыбке тянет.
- Ну ты, дед, на десять лет помолодел, - смеется Сергей, беседуя с довольным стариком. - Теперь и жениться можно.
На третий день после того, как дед вставил зубы, с утра пораньше он стучит соседу в дверь.
- Пошли, - шепелявит старый.
- Чего? - не понимая спросонья, что происходит, спрашивает сосед.
- Зубы пропали, пойдем искать, поможешь.
- Куда они у тебя пропасть могли, ты чего, старый!
- Иди, не зли меня.
Огромный сибирский кот Василий, задрав пушистый хвост, встречал их на пороге. Обыскав весь дом и не найдя дедов протез, мужики решили вскрыть в спальне пол, Сергей с фонариком прополз под всем домом и вернулся ни с чем.
- Все, прибивай половицы обратно, видать, ей нужнее, вот ведь пакость какая, а я слышу ночью - гремит что-то в стаканчике, да думаю, Васька рядом в ногах спит, еще ногой его потрогал - рядом. А он, срамота, с вечера рыбы нажрался и посыпохивает, ему и дела до моих зубов нет.
- Кто зубы-то стащил, на кого ты ругаешься?
- Кто, кто? Крыса, конечно! Теперь будет мои челюсти носить в два ряда. Чего на меня смотришь? Не получишь завтрак, не заслужил, - резко поменял собеседника дед и скинул с кровати кота, наблюдавшего за происходящим.
Дед еще долго жил, он и правда еще раз женился, Нина, его новая избранница, навела в доме порядок, она пекла деду пироги и поддерживала его любовь к рыбалке.  Когда ему было уже далеко за восемьдесят, он жалел только об одном - что не воевал и не бил фашистов и мало был на реке. Он до самого последнего часа любил и радовался Енисею, его богатствам и, конечно, наслаждался вкусом и ароматом наваристой енисейской ухи.