Сомнения Жерара

Глава 9

Побывавший за последние годы во всех концах страны Жерар оказался на юге впервые. Он с удивлением смотрел на окружающую благость и невольно сомневался в реальности происходящего. Царила невероятно мягкая погода. Казалось, осень совершенно не тронула эти места, а захватившая страну распутица пожалела дороги южного края. Земля отдавала теплом, по-летнему одетые люди двигались неторопливо и умиротворённо.

Инквизитор покачивался в седле и совершенно не желал думать о предстоящей миссии. Он упивался окружающей гармонией, которая невероятно быстро выгнала из головы воспоминания об отравленных непогодой днях путешествия. Умиротворяюще тихо бежали прозрачные как слеза речушки, в глубокой синеве неба щебетали божьи птахи, тёплый ветер шуршал кронами могучих дерев и овевал уставших путников.

Разомлевшая в полном составе процессия неторопливо добралась до городских ворот. Стражники, уже ждавшие свиту преподобного, живо растолкали жаждущих получить разрешение на вход простолюдинов. Облачённые в дешёвые латы воины низко кланялись и бубнили почтительные слова приветствия, кто-то резво кинулся звать коменданта, чернь испуганно жалась к стенам, недовольно хрипели крестьянские кобылы. Но вот, наконец, скрипнули распахиваемые на всю ширину створки ворот, и представители святого трибунала въехали в город. Всё было столь обыденно, что Жерар не удержался от зевоты.

Но едва они оказались за городской стеной, как скука инквизитора растворилась без следа. Он, сначала с удивлением, а потом и с возмущением наблюдал бросаемые в его сторону взгляды. В них не было не то что почтения, в глазах горожан плескалось целое море нелестных эмоций — от брезгливого отвращения до чёрной ненависти.

Острый глаз Жерара моментально ловил сотни недобрых взоров. Перепачканный с головы до пят мастеровой зло глянул исподлобья и тут же отвернулся. Бойкая торгашка недовольно поджала губы и, фыркнув, поспешила прочь. Чумазая ребятня, возившаяся в уличной грязи, с воем бросилась врассыпную. А уж лица голытьбы и вовсе не сияли улыбками дружелюбия.

“Да что тут, прости Господи, происходит? Неужели весь город объят ересью? Этого же просто не может быть!” Пылающая ярость праведника то и дело перемежалась смятением непонимания. И спокойно восседать на лошади Жерару было всё труднее. Когда же процессия оказалась на рыночной площади, инквизитор испытал настоящий шок. Полыхающие ненавистью взгляды жгли столь явно, что в голове Жерара заметались мысли одна ужаснее другой. “Господь вседержитель! Да от них за версту веет адским пламенем! Они ведь сейчас бросятся на меня как свора голодных псов!”

Но опасения инквизитора оказались напрасны. Страх в людях всё же имелся и держал их не хуже стальных цепей. И потому к дому местного епископа процессия добралась без приключений. Тот уже стоял в дверях с благостным видом, ожидая прибытие святого трибунала. Его идиотски-подобострастное лицо окончательно испортило Жерару настроение. Впрочем, протокол встречи был соблюдён неукоснительно, и инквизитор со свитой был почтительно препровождён в специально выделенный для высоких гостей дом.

Жерар прошёлся по комнатам, равнодушно осмотрел очередное казённое жилище, распорядился насчёт обеда. Усевшись в неудобное низкое кресло, инквизитор сразу ощутил всю накопившуюся за дорогу усталость. Желание хотя бы на несколько минут прилечь было столь сильным, что противостоять ему было просто нереально. Но тут в дверь постучали и известили о явлении городского головы. Инквизитор едва не обложил богохульными словами неторопливого градоначальника, которого он ожидал встретить ещё в доме местного епископа. Но что взять с мирских олухов?

Втихаря проклиная всё на свете, Жерар выслушал пафосную клятву выполнять малейшие пожелания и распоряжения его преподобия, ревностно служить матери-церкви и всеми силами содействовать выкорчёвыванию ереси. Сказано всё было пунктуально и строго по форме, но инквизитор, казалось, совсем не слушал гостя. Он смотрел в лицо и за маской почтения и радушия отчётливо видел издевательскую ухмылку. “Небось сам отлично знаешь, что тут у вас настоящий вертеп богоотступников. И думаешь, что я не знаю о твоих связях в столице? Неужели ты решил, что они помогут против святой инквизиции?!” Собственные мысли словно окатили Жерара кипятком. Он вскочил и заорал не своим голосом:
— Ухмыляться вздумал?! Сытно ешь, сладко спишь и думаешь, что неподсуден? Мы не церемонимся ни с чернью, ни со знатью. Для нас нет неприкасаемых! Каждый грешник будет наказан! Каждый! Даже отступивший от заповедей самую малость. А у тебя под носом враги Господа свили гнездо! А ты и не видишь! Или не хочешь видеть?

Последнюю фразу Жерар говорил уже звенящим шёпотом. Но делать этого было уже не нужно. Ведь едва заслыша крик карающего слуги церкви, градоначальник от ужаса наделал в штаны. Этот неблаговидный поступок спас несчастного. Жерар неожиданно загоготал и пинком выдворил опозорившегося чиновника за дверь.

Комичное происшествие странным образом взбодрило Жерара, и он, отринув вяжущую члены разбитость, крикнул слуге подавать на стол. Затем вызвал секретаря:
— Не будем тратить время попусту. Сейчас же доставь мне дела, требующие немедленного рассмотрения!
— Ваше преподобие! Как же так? Ведь завтра вы будете читать проповедь! Я думал, ваше преподобие будет готовиться к ней. А вы собираетесь копаться в бумагах местных нечестивцев? На ночь глядя?
— Именно! А к проповеди слуга Господа обязан быть готов всегда.
— Ради всего святого, пожалейте ваши глаза! При свечах разбирать каракули…
Это блеяние вновь вернуло Жерара в скверное расположение духа. Но инквизитор не имел обыкновения менять своё решение, а потому коротко рявкнул:
— Бегом тащи их сюда!

***

С трудом разлепив глаза, Жерар медленно откинул тощее одеяло и поднялся. Пробивающиеся в комнату солнечные лучи казались инквизитору благоприятным знаком свыше. Он с шумом распахнул ставни — город купался в ясном южном утре. Окружающее благодушие стремительно растопило холод в сердце сурового слуги божия. Прочитанные за ночь бумаги совершенно не впечатлили Жерара. Обычные доносы переполненных завистью греховодников в подавляющем большинстве являющие собой безграмотные выдумки. Инквизитор тут же вспомнил недовольные взгляды местных, но сейчас ему казалось, что он просто обманулся, переусердствовал, готовясь к действительно суровому противостоянию с поборниками лукавого, и увидел то, чего нет. Эта мысль ещё сильнее подстегнула его оптимизм, и он энергично побежал умываться.

Праздничная проповедь должна была прозвучать со специально сооружённого к прибытию инквизитора помоста. Жерар поднялся по грубо сколоченным доскам и внимательно оглядел толпу. Ещё не сказав ни слова, Жерар понял, что его надежды на незначительность миссии рассыпались в прах. В лицах горожан явственно читалась неприязнь, страх, злость… Там было что угодно, кроме одобрения. “Значит, вчера мне не показалось…” — пробормотал Жерар и начал свою речь.

Утренняя проповедь инквизитора на главной площади не впечатлила ни публику, ни его самого. Ощущая себя словно перед ощетинившимся копьями вражеским войском, обычно не имевший проблем с красноречием, Жерар в этот день выталкивал слова с невероятным трудом. Потому и призыв заблудших раскаяться и вернуться в лоно церкви прозвучал сухо и невнятно. Когда же Жерар объявил, что в течение шести дней будет лично ожидать явления законопослушных горожан с сообщением о фактах ереси, в толпе началось недовольное ворчание. Ошеломлённый такой реакцией инквизитор отбросил все ораторские предписания, стиснул кулаки и оглушительно проорал, что в случае недонесения весь город будет предан анафеме.

Толпа замерла. Не шелохнулся ни один человек. Тишина повисла такая, что Жерар услыхал кудахтанье кур за городской стеной.

После с треском проваленной проповеди Жерар был готов к тому, что ни одна живая душа не явится к нему по доброй воле. А потому, не мешкая, приступил к подготовке скорейшего рассмотрения всех ранее зарегистрированных дел. Инквизитор не собирался задерживаться в этом насквозь пропитанном бегопротивной ересью месте ни минуты.

***

По истечении отпущенного горожанам для раскаяния срока, прибывший инквизитор с рассвета седьмого дня начал опрос доносчиков. Жерар проводил дознание столь стремительно, что секретарь едва поспевал записывать и то и дело ломал перья. Но роптать слуги церкви не привыкли, а потому через двое суток беспрерывной работы всё было готово для проведения арестов. Местный старик-епископ валился с ног, но он и не думал просить преподобного о снисхождении. Жерар же, вообще не обращал на такие мелочи внимания. Пылая праведным гневом, он направил сразу две дюжины армейских нарядов для задержания еретиков. Но скорость их действий показалась инквизитору недостаточной, и он принял самоличное участие в рейдах. И уже следующим утром Жерар допрашивал арестованных.

К исходу дня к инквизитору с почтительным поклоном приблизился местный епископ. Старик сделал знак секретарю и помощникам покинуть допросную и, оставшись с Жераром наедине, вкрадчиво заговорил:
— Да простит меня Христос, но я должен вас предупредить.
— О чём? — вспыхнул инквизитор, раздражённый непонятной потерей времени.
— Мне доложили, что ваши действия вызвали большое недовольство горожан. Велика опасность бунта.
— Да неужели? — усмехнулся инквизитор, — С вашим саном да в ваши-то годы бояться бунта?
— Отлично вас понимаю. Вы, как ревностный слуга божий, вероятно, даже ждёте такого исхода.
— С чего бы это?
— Ну… — вяло протянул старик, — Желание быть убитым, а потом канонизированным не такая уж и редкость в наших рядах.
Жерар внимательно глянул в лицо епископа. Теперь он вовсе не казался ему старым угодливым дуралеем. Выцветшие глаза тонули в горечи и боли.
— Вам кажется, что я чрезмерно жесток? Или вы думаете, что еретиков не нужно преследовать, а насилие тут излишне и даже вредно? А может, вы сомневаетесь в учении блаженного Августина?
Сказано это было в высшей степени жёстко. Но старик и не думал отводить взгляда от пылающих очей карающего слуги церкви.
— Я не на йоту не сомневаюсь в словах блаженного Августина. Как и понимаю, что статуты святой инквизиции позволяют с помощью пыток оценивать чистоту человеческой души. Но ответьте самому себе: всегда ли вы оправданно жестоки? Нет ли в вас помимо праведного гнева недопустимой бесчувственности?

Ошеломлённый Жерар, уселся на грубо тёсаную скамью и далеко не сразу нашёл слова.
— Что заставляет вас так думать?
Старик с кряхтением сел напротив.
— Видите ли, зимой здесь был ваш коллега. Я, как и сейчас, участвовал в работе святого трибунала. Как-то был схвачен человек, — епископ запнулся, видимо, вспоминая моменты прошлого, — Что показательно, он совершенно не боялся смерти. И огорчали его вовсе не предстоящие пытки и мучительная смерть на костре.
— Интересно, что его тогда беспокоило?
— Отход святой церкви от взглядов сына божия.
— Ну! — рассмеялся доселе напряжённый Жерар, — Это обычная ересь катаров.
— Ересь? Возможно. Но вот его слова, что Христос велел любить ближних, а мы стали всех делить на ближних и врагов…
— Я это слышу уже не первый год! Удивлён, что священник такого почтенного возраста столь неопытен в таких суждениях.
— Возможно, вы и правы. Но если отбросить ненависть катаров к папскому престолу и то, что богатство они считают грехом, то в их ереси вреда не больше, чем в лошадином навозе.

Слушать такое было попросту невозможно. В ярости Жерар вскочил и уже хотел самолично сорвать со старика рясу и кинуть прямиком на пыточные козлы. Но епископ неожиданно протянул инквизитору крест. Небольшой серебряный крест, но с четырьмя необычайно чистыми сапфирами по концам и удивительно тонкой резьбой. Микроскопический лик спасителя был вырезан с таким мастерством, что казался сказочным творением. Увидев в руках старика этот крест, Жерар остановился как вкопанный. Уж слишком хорошо он знал самую дорогую реликвию своего друга Николаса.
— Он просил передать это лично вам. Он был уверен, что вы здесь появитесь…

***

Последующие дни слились для Жерара в мутный поток неясных образов. Он безучастно смотрел на творящееся. Не обращал внимания на выкрики проклятий, не вспыхивал при откровенном богохульстве. Он равнодушно смотрел на обвиняемых, не читал подаваемые секретарём бумаги, не задавал никаких вопросов. Он перестал есть и спать. В конце концов он переложил все дела на своего эмиссара, а сам не выходил из покоев.

Но однажды в дверь постучали, и робкий голос слуги сообщил:
— Ваше преподобие! Мы собираемся отправляться. Есть ли у вас какие-либо распоряжения?
Жерар распахнул дверь и равнодушно оглядел стоявших на пороге монахов. Их озабоченные лица не вызывали ничего, кроме сочувствия. И молчавший уже много дней инквизитор коротко сообщил свите:
— Я еду домой.
— Но, ваше преподобие! Вчера пришло послание папского легата…
— Давай его сюда! — Жерар, не читая, сунул письмо в карман и ещё раз чётко и внятно повторил свите:
— Я еду домой.

***

Вопреки всем надеждам Жерара тепло отчего дома не смогло согреть его мятущуюся душу. Он днями и ночами сидел у камина, терзаясь воспоминаниями и изводя себя вопросами, не имеющими ответов. Он смотрел на огонь и содрогался, представляя смерть Николаса, а сапфировый крест жёг ладонь не хуже пыточных клещей. Жерару не было дела до распоряжений церковного начальства, плевать ему было и на разбушевавшуюся непогоду. Его не радовали деликатесы, что стряпала несчастная Бланш, он не слышал увещеваний старого Гастона. Жерар медленно понимал, абсолютную тщетность бытия.

В один из таких печальных дней созерцание камина было прервано самым неожиданным образом. Позади сидящего в кресле Жерара внезапно раздалось слабое шипение. Озадаченный инквизитор обернулся и обомлел: на него из пламенного круга смотрел настоящий ангел. Ослепительно белые крылья, сверкающие пуще алмазов одеяния. Но всё это не шло ни в какое сравнение с лицом — изумительно прекрасный лик посланника бога излучал такое сияние, что преображалось всё вокруг.

Тут же распростёршись ниц, Жерар со слезами на глазах начал шептать слова благодарности. Высшее существо выслушало невнятную речь и само отверзло уста. От мощи ангельского гласа Жерар ещё сильнее вжался в плиты пола. Отлично понимая, что на роль мессии он не годится, несчастный сообразил, что придётся держать ответ за свои прегрешения. Ангел неожиданно понизил голос и уже более спокойно произнёс:
— Жерар! Всевышний услышал мольбы твоего сердца. Ты призываешься на бой с армией нечистого. Дай мне твою руку!