Детство моё, постой

              Дороги в ушедшее вдаль детство нет. Это закон природы, но вернуться туда можно с помощью воспоминаний о нём. Писать мемуары о своём детстве – нет благородней задачи. Ибо пишешь их – и невольно оказываешься… в детстве.
Мы говорим «детство», подразумевая период жизни человека от 4 до 14 лет, далее до 21 года идёт отрочество. Но возникает вопрос: а куда делись первые три года? Нет, они на месте, просто их принято именовать «младенчеством». Это совершенно правильно. События первых трёх лет в памяти не сохраняются. Как, впрочем, и с 4 до 7 лет, хотя некоторые эпизоды того времени иногда всплывают. Однако
в основном радости они не приносят.
                  Я хорошо помню, как в шестилетнем возрасте оказался
в Запорожье, нашем тогдашнем областном центре, в больнице, где мне сделали операцию по удалению полипов. Как я ни пытался забыть тот детский ужас, не смог до сих пор. Посадили меня в кресло, руки привязали к нему, как и ноги.
Кричи не кричи – не поможет. Кроме адской боли меня угнетало и беспомощное моё состояние. К моему несчастью, процедуру повторили дважды: первый раз удалили не все полипы. Как я вытерпел, понятия не имею.
                 Ещё помню, как в дошкольном возрасте мы с братом убегали в огород, прятались в траве, которую выращивали для нашей коровы. Убегали не просто так: в это время по сельским дворам ходили медсёстры из сельской больницы, делая детям прививки. А уколов я тогда боялся, как огня.
                 Начиная с семилетнего возраста я уже стал запоминать не только плохое в своей жизни, но и хорошее.
                Первого сентября 1963 года я вообще-то, как рождённый в 1956-м, должен был идти в первый класс. Однако со своими одногодками в школу в тот памятный год не пошёл: до семи лет мне не хватало ровно полтора месяца. Зато
с утра до вечера я принимал участие в сносе своего старого саманного дома с соломенной крышей. Несмотря на то, что рядом уже стоял построенный новенький дом из белого шлакоблока, на фасаде которого до сих пор красуется вырезанная из дерева цифра «1963», мне было жаль дома, в котором я родился и провёл первые семь лет жизни.
– Ищи, Петя, там клад,– помогая залезть мне на чердак дома, говорила прабабушка Марина.
– Да, да, внучек,– присоединялась к разговору бабушка Дуня,– ищи хорошенько. Дом построили в начале девятнадцатого века запорожские казаки, выходцы из-под Полтавы, основавшие наше село Туркеновка по фамилии старшего казака Турко.
Можно представить, с каким упорством после этого я лазил по чердаку, заодно проверяя и соломенную крышу. К моему огромному разочарованию, клад я не нашёл,
но находил старинную посуду, серп и другой инвентарь старинной работы. Но самой ценной находкой для меня оказалась старинная подкова, которую я хранил как талисман до самого нашего отъезда из села в августе 1971 года.
                Но вот незаметно наступил сентябрь. Как ни странно, я до сих пор лучше помню несколько последних дней августа, чем первые школьные дни сентября. Потому что словосочетание «Первый раз в первый класс» всегда звучит как
набат. В эти дни мама, работавшая в колхозе «Родина» дояркой, специально отпрашивалась с утра на работе, чтобы
съездить со мной, будущим первоклассником, в Гуляйполе, расположенное в восемнадцати километрах от нашего села Малиновка (бывшие Туркеновка и Новосёловка), за учебниками, портфелем и школьной формой. Всего этого в селе
тогда не было, приходилось и потом каждый раз ездить в районный центр.
            Написал и подумал: хорошо, что я пошёл в первый класс
в 1964 году, а не в 2018-м. С этого года власти современной Украины Гуляйпольский район упразднили, передав подчинённые сёла в соседний Пологовский район. А это ещё плюс двадцать километров, если не ошибаюсь.
           Здания школы, где я учился в первом классе, давно уж нет.
Но его я помню хорошо. Это – бывший дом дьяка. Мне повезло: здание находилось недалеко от моего отчего дома, на перекрёстке двух сельских улочек. Недалеко… но тогда первый раз я возвращался из школы, и мне показалось, что прошла
целая Вечность. В школу-то я шёл с мамой, обратно – один. Но тем не менее сочувствовал тем моим одноклассникам и одноклассницам, которые жили на других окраинах села. Как и я, невдалеке от школы проживали только Надя Ткачун,
Коля Плетень и Витя Беляк. Когда вспоминаю свой первый класс, перед моим мысленным взором почему-то в первую очередь предстаёт торжественное построение во дворе школьного здания. До сих пор мне приятен запах цветов из букетов первоклассников.
               Село отличается от города тем, что ежегодно первого сентября не требуется тратить деньги на покупку цветов, их мы рвали с разрешения родителей в своих домашних садах. Более того, к сентябрю специально выращивали наилучшие сорта цветов. Таких в городе не купишь.
             Первый урок оказался организационным: наша первая
учительница Наталья Тихоновна рассаживала всех по партам. Чем она руководствовалась, не знаю, но думаю – ростом учеников и учениц. Мы с Сергеем Золотько, как самые высокие в классе, удосужились от учительницы последнего места
в левом ряду. Своего решения она так и не отменила до окончания 3-го класса, когда с нами распрощалась. Да, тогда нам «повезло»: на Украине в новый учебный 1966/67 год начали эксперимент по сокращению начальной школы на один
класс. В четвёртом классе у нас появился классный руководитель. Хотя, думаю, не я один, получив этого руководителя на два года (четвёртый и пятый классы), пожалел о том, что Наталья Тихоновна нас рано покинула. Кстати, она в своё
время обучала и мою маму Лену.
             С первого класса у нас закончилось босоногое детство, перешедшее в детство школьное. С одной стороны, мы стали «грызть гранит науки», с другой – исчезла до минимума личная свобода. По утрам уже сколько захочешь не поспишь.
По вечерам надо было перед сном обязательно ежедневно
мыть ноги. Сегодня, спустя десятилетия, я с улыбкой вспоминаю одну проверку, которую внезапно во втором нашем классе устроил наш директор школы Плетень Александр Григорьевич, появившийся в классе под конец уроков. Приказал снять
обувь и носки. После этого начал ходить и проверять, с его слов, гигиену наших ног. Мне бояться было нечего, ибо, пока не помою перед сном ноги, моя бабушка Дуня под контролем прабабушки Марины отправиться в постель не разрешат. Однако нарушителей гигиены проверяющий всё же выявил. Как можно догадаться, ими оказались некоторые мальчишки. К девчонкам у директора вопросов не оказалось.
            Один школьный день сменял другой, дни тянулись друг за другом как маленькие черепашки, но первый «свет в конце тоннеля» мы дождались. Речь о первых ноябрьских краткосрочных школьных каникулах. Как же нам не хотелось после них снова идти в школу и садиться за знакомые парты, которые толком и не успели от нас отдохнуть… А вот вторым зимним каникулам мы обрадовались несказанно: десять дней, гуляй – не хочу. Тогда в отличие от нынешних времён не было моды задавать школьникам на каникулы заданий. Мы отдыхали по полной программе,
не думая о невыученных уроках. Сегодняшним российским школьникам (про украинских не знаю) можно только посочувствовать. Конечно, в этом во многом виноват бушующий
в стране второй год подряд коронавирус.
Единственное, что я помню из школьных заданий на лето, так это чисто физическую работу, не влияющую на умственную. В 5-м классе все учащиеся Малиновской восьмилетней школы из разрозненных зданий перебрались в общее вновь построенное двухэтажное школьное здание. Обучаясь в 6-м классе, мы под руководством нашего нового классного руководителя (прежняя руководительница
с семьёй выехала на постоянное место жительства в соседний Донецк) Пилипенко Фёдора Васильевича посадили вдоль Центральной улицы села, на участке возле школы,
саженцы деревьев. Каких именно – я уже не помню, но хорошо помню, как учитель закрепил за каждым учеником (девчонки не привлекались) посаженное дерево и велел
на летних каникулах приходить и периодически их поливать. С этим поручением мы успешно справились. И делали это от чистого сердца. Секрета не было: Фёдор Васильевич – учитель-фронтовик пользовался у нас огромным авторитетом и уважением. Если меня спросить, кого я могу поставить за десять лет обучения в школе рядом с учителем Пилипенко, то я сразу и не отвечу. Были у меня
и другие хорошие учителя, но такой, Учитель с большой буквы, был, пожалуй, один.
Не передать, как я переживал и грустил, когда он у нас не появился в следующем 7-м классе. Тогда думал, что он к нам ездил в школу из соседнего села Полтавки, расположенного в трёх километрах от нашего. Но, как мне сообщила недавно моя бывшая одноклассница Надя Ткачун, продолжающая его нелёгкое учительское дело, Фёдор Васильевич проезжал через Полтавку, но ехал из села Успеновка.
Как-то на сайте «Одноклассники» я вышел на группу школы села Успеновка, увидел там групповое фото учителей местной школы 1968/69 учебного года. В то время Пилипенко должен был работать в Успеновской школе, к нам он пришёл на 1969/70 учебный год. Долго рассматривал лица, но за давностью лет не смог узнать, к моему стыду, лицо дорогого мне учителя. Успокаивало только то, что, возможно,
его на фото нет. Писал комментарий к фотографии, спрашивал, но, к сожалению, мне никто так и не ответил. А жаль.
               Детство, однако, – это не только ходьба в школу и обратно.
Летом, когда жара становилась невыносимой, я отправлялся в тень. За домом у нас стояла кушетка. Ложился на неё, брал в руки книгу и читал. Когда же чтение меня утомляло, откладывал книгу в сторону и свой взор устремлял вдаль.
Благо за нашим огородом других не было. При мне там находилось пастбище. Чуть выше росла кукуруза или подсолнух. Однако последние культуры мне не мешали разглядывать на трассе Гуляйполе – Новозлатополь проезжающий транспорт. Любовался же не только автомобилями и рейсовыми автобусами. Меня влекло голубое мирное небо над ними, в которое иногда вмешивались тучи. Дождь в селе не сравним с городским дождём. В последнем случае он смывает с улиц и тротуаров пыль, разгоняет в воздухе на время выхлопные газы от транспорта, заставляет пешеходов прятаться или пользоваться зонтиком. Проживая на селе в детстве, я не припомню ни одного случая, чтобы кто-то ходил с зонтиком. Потому что сельский дождь – это не только полив огородов и садов, полей за селом, но он как-то по-особому
очищал души сельчан, поднимал им настроение. Бегать босиком под дождём по лужам, устраивать непроизвольные танцы, петь песни – ничего лучшего из детства я припомнить не могу.
             А вот всё же один неприятный случай, связанный с дождём, мне памятен. Было это, кажется, летом, когда я, окончив четвёртый
класс, перешёл в пятый. С братом Федей мы во время летних каникул любили
проводить время на прудах с удочками в руках. Два пруда находились далеко за селом, а один, названный в честь тогдашнего председателя колхоза Рекотовским, располагался в центре села, за его огородом. Ездили на рыбалку на велосипедах. По очереди: то на один пруд, то на другой, то на третий.
              В тот воскресный июльский день очередь была за Рекотовским прудом, что спасло меня от более тяжких последствий. С утра мы с братом и сельскими ребятами уже сидели на берегу пруда, считая пойманных карасей и одного сома.
Но со временем стал замечать, что ребята потихоньку покидают насиженные местечки рыбаков.
– Давай, Петя, и мы уедем,– предложил брат.
– Не понял, ты о чём, Федя?
– Посмотри на небо – и всё поймёшь.
Вдалеке прямо на нас надвигалась грозовая туча.
– Ладно, ты езжай, я тебя догоню,– посоветовал я брату.
Однако караси тучи не видели и попадали мне на крючок по очереди. Я так увлёкся ими, что не заметил, как стал накрапывать мелкий дождик. Вот тут только до меня дошло, что надо сматывать удочки. То, что случилось дальше, нынче у меня вызывает улыбку, но тогда мне было не до неё. Привязав удочки к велосипеду, разместив на нём улов, я тронулся в обратный путь. Но не успел отъехать и несколько метров, как пошёл сильный дождь. Укрытия никакого не было. Вначале надеялся добраться до главной нашей сельской, единственной в селе асфальтированной, центральной
улицы с названием «Космическая». Но велосипед сразу же перестал меня слушаться: колёса оказались забиты грязью из чернозёма. Улочка-то грунтовая. Первая мысль была у меня бросить велосипед на обочине и спасаться бегством. Дело в том, что на этой сельской улице не было домов, кроме одного, их, саманные, в своё время снесли, когда хозяева ушли в мир иной. Но до этого дома расстояние составляло
метров пятьдесят. Пришлось изо всех сил тащить по грязи велосипед к спасительному дому. «А если хозяева не пустят в ворота, тогда что?» – пронеслась мысль в детской голове. К счастью, во двор вышла женщина приятной внешности
и без лишних слов показала место, куда следует поставить транспортное средство. Сам же я спрятался под домом под навесом. Когда дождь закончился, я ожидал, что хозяйка скажет: «Забирай велосипед и езжай домой». Однако ехать по грязи
не было никакой возможности. Страхи мои оказались преждевременными.
– Иди домой, пусть отец придёт и заберёт твой велосипед, его для начала надо хорошо почистить,– после этих слов хозяйки меня как ветром сдуло.
В тот же вечер отец его забрал со словами: «Тебе, Петя, повезло, что попал ты в беде к хорошим людям».
– А что, есть и нехорошие?
– К сожалению, встречаются. Хотя и не часто.
Кем была эта женщина-спасительница, отец мне так и не сказал. Об этом я узнал только спустя четыре десятилетия, проживая уже в России.
20 августа 2015 года я случайно вышел на сайте «Одноклассники» на мою бывшую сельскую одноклассницу Надю Ткачун. Разговорились. Стали вспоминать наше детство.
Я вспомнил и ту неудачную рыбалку.
– А ты знаешь, Петя,– спросила меня Надя,– кто была
та женщина?
– Понятия не имею. Отец мне не сказал, только отругал,
чтобы я в следующий раз по пустякам не беспокоил хороших людей.
– Этим хорошим человеком была… моя будущая свекровь. Сейчас я как раз проживаю в её доме, во дворе которого ты тогда нашёл спасение.
– Спасибо ей огромное от меня.
– Увы! Благодарность запоздавшую от тебя она принять не сможет: годы и война взяли своё.
– Тогда, Наденька, низкий поклон от меня и Царствие Небесное твоей замечательной свекрови!
               Поскольку я заговорил о велосипеде, то не могу не вспомнить время, когда я учился на нём ездить. Научился до школы в семилетнем возрасте.
Улица у нас длинная, в конце её находилась молочная ферма. Однако родители мне разрешали учиться ездить только на небольшом её участке: от улицы Космическая до бывшей центральной улицы. Но, как говорится, «аппетит приходит во время еды». Чем больше ездил, тем лучше у меня получалось. И однажды я, нарушив родительский запрет, пересёк «красную черту», то есть переехал Космическую улицу, а там
также учились ездить мои одногодки, но в отличие от меня уже первоклассники. Кто-то предложил устроить велогонки. В итоге мы все оказались возле владения коров. Была золотая осень, их содержали на улице в загоне, возле которого мы и остановились отдохнуть. Стали любоваться коровами. Однако не учли, что это могло кому-то не понравиться. Нет, речь не о доярках или пастухах. Наше наглое любопытство явно не понравилось быку, который, злоупотребляя своими
рогами, устремился на нас. Чем бы всё закончилось, если бы в это время не проезжал мимо сам председатель колхоза, успокоивший «хулигана», а нам давший хорошего пинка?.. Не знаю, как ребятам, но мне за это самоуправство пришлось вечером постоять в углу. Выдал нас председатель.
            Случилось с моей стороны в детстве ещё одно нарушение
запрета родителей, связанного с велосипедом. Правда, случилось это где-то летом по окончании шестого класса, когда мне шёл четырнадцатый год. То есть подросткового возраста я ещё не достиг, это произошло 15 октября 1970 года. Вот
в этом и была проблема. Катаясь с ребятами на велосипеде по селу, потом на его
околице, нам вздумалось, как и несколько лет назад, устроить велогонки. К нашему удивлению, финишем оказался памятник перед въездом в районный центр Гуляйполе, а это от села… восемнадцать-девятнадцать километров. По тогдашним детским меркам это настоящий марафонский заезд. К счастью, никто из ребят не додумался устроить гонки по Гуляйполю. Мы взяли обратный курс в родное село. Опять же, к счастью, на этот раз наши родители об этом не узнали.
               Сейчас, когда за спиной остались почти шестьдесят пять
прожитых лет, думаешь: откуда у нас в детстве бралась смелость, отсутствие страха? Видимо, сказывалась сельская природа и жизнь, в отличие от городской. В селе не было светофоров, но не имелось и много транспорта, этого повышенного источника опасности. Когда мы ехали в Гуляйполе на велосипедах и обратно, то нас обогнало не больше двух рейсовых автобусов и с десяток легковых автомобилей. Чего
не скажешь о городских улицах. Их не только не сосчитать, но и ездят они порой на «космических скоростях». Поэтому мы ехали и не столько смотрели на дорогу, как
любовались окружающей природой. А она прекрасна и неописуема пером. Вдалеке располагались утопающие в зелени хутора, которые не успели ещё уничтожить по вине Хрущёва, а вокруг колосились хлеба, радовали глаз подсолнухи, созревала «царица» полей – кукуруза. Но меня больше привлекали водонапорные башни, ибо поблизости ни пруда, ни речки не было. А вода есть жизнь. Без неё «ни туды и ни сюды».
                В начале 1960-х годов на республиканском уровне (в Киеве) был утверждён план застройки села Малиновки. В итоге появился новый центр с улицей Космической и административными и другими общественными зданиями на ней. Без постройки жилых домов тоже не обошлось. Семья кумы моей мамы одной из первых туда переселилась. Нам этого делать не стоило, ибо проживали совсем рядом.
До перепланировки села центр находился, как я уже сказал, с левой стороны нашей улицы, на перпендикулярной улице. Моя детская память хорошо сохранила всё то, что там находилось, что делает село населённым пунктом. Сельская почта расположилась прямо в конце нашей улицы – улицы моего детства. Поэтому всю корреспонденцию (письма, газеты, журналы) мы получали в первую очередь. Не будет же почтальонша носить их по всему селу, прежде чем бросить в наши почтовые ящики?! Аптека находилась с левой стороны, чуть подальше от нашей улицы. Что мне из неё запомнилось? Так это, разумеется, гематоген. О котором современные дети вряд ли догадываются, поскольку в наше время появилось множество его заменителей. К тому же «Марс» или «Сникерс» куда вкуснее гематогена. Здесь же находился саманный продовольственный магазин. Кстати, магазинов в селе имелось несколько. По количеству на тот момент колхозов. Я до сих пор не понимаю: село одно, а колхозов много. Хотя, если знать, что они организовывались добровольно-принудительно, то вопрос отпадёт сам по себе. Организовать в начале колхозного строительства на селе одно большое коллективное хозяйство не представлялось возможным из-за сопротивления зажиточных крестьян. Слово «кулак» неприличное, оно мне не нравится. Позже построили промтоварный, но уже кирпичный магазин. Здесь же находились церковные здания и дома священников. По одному из зданий, превращённому в школу, в котором я начинал учиться в пятом классе, можно представить, что на Руси церковные служащие жили не хуже помещиков. К счастью, в нашем селе последних никогда не было, ибо в нём жили потомки запорожских казаков. Здание семилетней школы за сельским парком я уже не застал, оно сгорело после войны от пожара. Не забыть мне и прежний саманный сельский клуб. Поскольку я являюсь кинолюбителем с детства. Однако самой большой достопримечательностью старого центра села являлся, без преувеличения, парк. Там проводились все сельские мероприятия, самым памятным из которых считалось празднование Дня Победы и День освобождения села от фашистских захватчиков. Как же мне больно было видеть в мае 1991 года при посещении родного села, как на месте прежнего парка росла кукуруза. Неужели для неё места за селом не нашлось? Скорей всего, по той же причине сегодня и на месте хуторка на окраине села, где несёт свои воды Янчул, приток реки Гайчур, растёт подсолнух. А ведь каким чудесным был
этот райский уголок. Его я часто посещал, там проживал родной младший брат моей прабабушки Марины Пётр Кононович. Нам с братом он разрешал хозяйничать на огороде. Сорванные с грядки огурчики и помидорчики куда вкуснее казались, чем с нашего огорода. Хуторок состоял из одной улицы с домами по обе стороны, он весь утопал в зелени. Вот где можно прятаться от летнего зноя. Правда, такой роскошный, как у моего дедушки Ефима, сад там отсутствовал. Но окружающие хуторок поля с золотистой пшеницей или рожью очаровывали гостя, каким являлся часто я.
Со слов мамы, хуторок этот появился уже после войны. До неё там стояли дома в сторону соседнего села Полтавки. При мне сохранился только один дом на перекрёстке двухдорог: в Полтавку и Новозлатополь.
              Запомнился огромный бассейн во дворе дома, а также рассказ отца, как он однажды, проезжая на тракторе в сторону поля, вынужден был оказаться спасателем. Хозяйка дома, потерявшая мужа на войне, решила почистить бассейн, но не рассчитала ветхость деревянной лестницы, которая под её тяжестью
переломилась пополам, и она превратилась в пленницу. Хорошо, что там воды набралось к тому времени немного: долго не шли дожди. Подробностей спасения я уже не помню, а спросить не у кого, отца я потерял ещё в 2006 году. Но помню, что та спасителя благодарила до самого нашего отъезда из села.
             Доказательством того, что вокруг хуторка когда-то теплилась жизнь, служило старое сельское кладбище, оказавшееся уже при нас за селом. В мае 1991 года на его месте я нашёл только одну чью-то могилу с оградой, а вокруг
неё колосилась пшеница. Мне стало грустно от увиденного: ведь там похоронены люди, жившие в селе, а нынче от них не осталось, в прямом смысле слова, и следа. В связи с этим стоит вспомнить мудрость того же брата моей прабабушки
Петра, похоронившего жену по её просьбе на том кладбище, но написавшего завещание похоронить его на другом сельском кладбище в центре села, рядом с могилой его любимой племянницы, а моей бабушки Дуни. Он ушёл из жизни вскоре после неё. Его могила сохранилась до сих пор, в отличие от могилы жены.
                По вечерам, когда солнышко, уставшее за день, садилось
за селом, сельские мальчишки вместе с подростками собирались на месте быстро высохшего при отсутствии родника пруда вблизи улицы Космической. Сбор касался игры «Казаки-разбойники». Я часто попадал в число победителей. Но не потому, что был «самый крутой». Причина заключалась в моём напарнике. Их дом стоял первым на Космической, там жила семья Кошарных. Старший сын-подросток и выручал меня. Выше его ростом, кажется, среди «казаков-разбойников» не было, да и я не обижен ростом. А, как говорят, «волка ноги кормят»: догнать нас – это проблема
для остальных. К огромному сожалению, в живых моего напарника-«разбойника» давно нет. Об этом я узнал ещё находясь в селе, в 1991 году. Я нашёл у пруда то самое место, где мы с ним прятались, поклонился и положил цветы. Возможно, он с Небес и наблюдал за этой моей процедурой.
                 Я люблю золотую осень с детства, потому что в эту прекрасную пору появился на свет. Однако с нетерпением ждалкаждый раз и весну, чем старше становился, тем с большим нетерпением. А всё потому, что когда снег тает на сельских улицах, то появляются весенние ручьи, бегущие куда-то вдаль. К морю, очевидно. Так вот, нам, мальчишкам, нравилось пускать по этим ручейкам бумажные кораблики. В некоторые из них мы вкладывали приветы для тех, кто этот кораблик поймает. В том числе писали записки и русалкам Азовского моря, до которого «рукой подать». К сожалению, наши кораблики не достигали моря Чёрного, так как плыть самостоятельно без водного течения они по морю Азовскому никак не могли. Сейчас я те детские бумажные кораблики вспоминаю с улыбкой на лице, покрывшемся морщинами, но тогда мы искренне верили, что они достигнут места назначения. Детство – волшебная страна.
                  Пока у нас не отобрали огород в связи с выходом родителей из колхоза, мы держали корову, которую летом отправляли на пастбище за селом, но не одну, а с «подругами» по нашей улице. То есть пасли уличных коров мы по очереди.
Каждый раз я с нетерпением ждал своей очереди. Описать испытываемое пастухами на пастбище удовольствие трудно. Во-первых, аппетит на чистом воздухе вдалеке от сельской суеты удваивался. Однажды мне даже приходилось бежать за дополнительными продуктами в магазин соседнего села Полтавки, ибо до своего магазина я добирался бы полдня: так далеко мы удалялись с коровами. Во-вторых, за день я там прочитывал страниц в книге столько, сколько дома не мог прочитать и за неделю. В-третьих, можно загорать не хуже, чем на берегу Азовского моря.
                   Его я посетил дважды: летом после второго класса и после
пятого. На всю жизнь запомнил его волны и морской запах. Когда въезжаешь в Бердянск и подъезжаешь к морскому берегу, дышать становится легче. Уже взрослым я дважды загорал на морском песочке в Одессе, но Чёрное море на меня произвело не такое впечатление, как некогда море Азовское. Почему – не знаю.
               Иногда слышишь, что на селе скучно жить. Не знаю, взрослым, может, так оно и есть. Взрослым я там не жил. Но проводить детство на селе – веселей не бывает. Конечно, у нас отсутствовали аттракционы и «чёртово колесо». Их
нам заменяли бескрайние поля за селом с рощами. В одной из них мы как-то с другом обнаружили белые грибы. Наши родители нам сразу не поверили, понесли их в школу на экспертизу учительнице ботаники. Та подтвердила их съедобность. Может, родители этому эксперту и не поверили бы, ибо до этого никто за селом в рощах грибов не находил. Но… учительницей ботаники на тот момент оказалась какая-то
родственница матери моего друга. Поэтому грибы мы съели и глазом не моргнули.
                       Я уже упоминал нашу детскую рыбалку. Но то было
на пруду и с удочками. Но несколько раз по весне мы с братом ловили рыбу голыми руками… у нас на огороде. И это не первоапрельская шутка. Когда зима выдавалась снежной, а весна ранней, то высохший пруд возле улицы Космической наполнялся на время водой сверх нормы. Вода перебиралась с шумом через плотину прямиком в огороды. А наш находился четвёртым от плотины. Рыба же бралась не с неба, она
попадала вместе с водой из пруда за селом. Тот пруд тоже не мог при разливе удержать лишнюю воду в своих берегах. Мы надевали болотные сапоги и ловили рыбу прямо в огороде. На радость нашим родителям, бабушке и прабабушке, которые не успевали рыбу жарить, солить и сушить.
                 Сегодня, слушая песню «Ты погоди» в исполнении Ларисы
Мондрус, я вслед за ней повторяю:
Ты погоди, погоди, погоди
Уходить навсегда,
Ты приводи, приводи, приводи
Нас сюда иногда.
Детство моё, постой,
Не спеши уходить,
Дай мне простой ответ,
Что там впереди?
                  Увы, детство моё не послушалось меня, ушло навсегда,
оставшись в моих тёплых и ностальгических воспоминаниях.