Голубые розочки

История шестая

Про старых и новых соседей из одиннадцатой квартиры

Однажды мы с мамой пошли в гости к нашим новым соседям. Мама с тётей Алей разговаривали о своих делах на кухне, а я смотрела по телевизору балет «Лебединое озеро», в самой дальней комнате и была безмерно счастлива. Мне не мог никто помешать: ни Аринка, старшая дочь тёти Али, ни Каринка — средняя, ни Маргоша - самая маленькая. Арине было лет семь или восемь, я не помню, но знаю, что в школу она уже ходила точно. Карине было лет пять, а Маргоша ещё только училась ходить, ей было чуть больше года, она была совсем маленькая. Они не понимали моего интереса, почему это я не с ними играю и всячески пытались мне мешать, привлекая к себе внимание. Арина, на правах старшей, входила в комнату — ей срочно что-то было надо, Каринка бежала за ней следом и они начинали шуметь, толкаться и ссориться. И всё это, конечно, передо мной - телевизор, соответственно, мне не было видно. Они, тем самым, очень мне мешали видеть каждый жест, каждое движение. Я придвинула тогда стул совсем близко к телевизору, чтобы они уже не смогли протиснуться и продолжала смотреть. Глазам было больно и видно было плохо, но мне очень хотелось досмотреть. Арину явно злило, что я веду себя сдержанно и ничего им не говорю и она это не скрывала. Ей, конечно же, было бы интереснее поиграть со мной, новым человеком, чем со своими мелкими сёстрами, но я смотрела балет, а ей не уделяла должного внимания. Она и обиделась.
Наши новые соседи жили в этой квартире уже больше месяца, но мы так толком и не познакомились. Я только слышала через стенку их шум, их голоса, но они были всё равно какие-то другие, эти новые соседи, чем те, что жили раньше. Они были спокойные, культурные, ласковые и никогда не ругались. Прежние-то, Мирончуки, вечно ругались. Они постоянно что-то выясняли, спорили, делили и преимущественно на украинском языке. Когда они ссорились на улице, то всем было в диковинку слышать их говор, да ещё они смешно размахивали руками, что не сразу и поймёшь, что происходит. Люди проходили мимо с улыбкой и никто к ним не вмешивался, хотя они явно хотели, чтобы их кто-то рассудил. Их просто не понимали. А я понимала и мне было их жалко, они ведь просили, чтобы их рассудили соседи. Видимо, сами не могли разобраться. Но я же маленькая была, кто бы меня послушал, да и нельзя во взрослые разговоры вмешиваться.
Так вот, у Мирончуков было две девчонки: старшая - Галка, ей лет шесть было тогда и младшая — Наталка, той года четыре, не больше. Жили они в этой квартире совсем недолго и мы мало и поиграли-то вместе. Поселились они в конце лета, а зимой уже уехали.
Тогда же, в конце того лета, приехали и мои бабушка с дедушкой жить в наш городок и поселились они на соседней улице. Однажды мы пошли к моим бабушке с дедушкой вместе с Галкой и Наталкой.
Когда мы пришли, дедушка кушал. Он сидел один за столом, бабушка хлопотала рядом. Мы прошли на кухню, но бабушка попросила нас подождать в их комнате, пока дедушка покушает, а потом она покормит и нас всех. Мы с Галкой собрались выходить, а вот Наталка прислонилась к печке и стала смотреть на дедушку. Мы ей махали из коридора, звали, но она завороженно смотрела на дедушку.
Надо сказать,что дедушка у нас был очень видный такой — высокий, крупный, красивый, с седой шевелюрой волос. А бабушка — очень маленькая, худенькая, миниатюрная. Дедушка при этом был своенравный, властный, а бабушка тихая и скромная, но они прожили всю жизнь вместе при такой внешней и внутренней разнице и никогда не расставались, всё делали вместе. Он звал бабушку «мамочкой», а она его «батькой», а мы только удивлялись и радовались, наблюдая за их отношениями.
И вот дедушка ест, а Наталка стоит и смотрит на него. Дедушка ел очень аппетитно, смачно так, а Наталка смотрела,смотрела и невольно стала за ним повторять. Может,она тоже есть хотела, а может, её дедушка так вдохновил, но она стала открывать рот и звучно чмокать да чавкать. Глаза её при этом расширились от усилий и Наталка старалась изо всех сил. Мы с Галкой тоже невольно уставились на неё — это было, как в передаче «Нарочно не придумаешь!» Мы зажали рот ладошками, чтоб не расхохотаться во весь голос. Тут надо ещё добавить, что все Мирончуки были очень маленького роста и довольно полные. И Наталка тоже была этаким четырёхлетним круглым шариком с толстыми щёчками и маленькими глазками, которые теперь заметно увеличились от её стараний. Но всё быстро закончилось, не пришлось насладиться зрелищем! Дедушка вдруг всё это заметил: и Наталку, которая увлечённо продолжала копировать дедушку, и нас с Галкой - мы еле держались от смеха и бабушку, которая смотрела и тоже улыбалась. Всем было весело, кроме, конечно, дедушки.
- А ну, сатанча такэ, геть витсиля! - недовольно сказал дедушка, бросив досадливо ложку на стол. В переводе это означало: «А ну, сатанёнок такой, уходи отсюда!» Бабушка быстро замахала на нас полотенцем, мол, вот, шутки закончились, дедушку рассердили, идите лучше в комнату пока поскорее!
Мы-то с Галкой быстро вышмыгнули из коридора в комнату, а вот Наталка испугалась сердитого дедушкиного голоса и заревела на весь дом во всё горло. Теперь досталось и нашему могучему дедушке от маленькой бабушки:
- Ах, ты, зануда така! Зовсим дытыну злякав! (Зануда такой, совсем ребёнка испугал!) - и бабушка захлопотала возле Наталки — стала её утешать,отвлекать и успокаивать, а растерянный дедушка с виноватым видом смотрел на них. Потом он извиняющимся тоном сказал:
- Ну, мамочка, ты же разумиешь,шо я биз зубив-то сив исты! (Ты же знаешь,что я кушал без зубных протезов!) - дедушка стеснялся и испытывал большую неловкость.
Натка быстро успокоилась — бабушка уже положила ей вареников в тарелочку и привела к нам в комнату. Нам же велено было подождать, чтоб больше не смущать дедушку. Бабушка сказала, что не надо обижаться — у пожилых людей свои привычки, а смеяться и подавно не хорошо! А сама засмеялась, назвала нас разбойницами такими и снова пошла к дедушке.
Но мы не стали ждать — нам было очень весело и хотелось от души похохотать. Мы вручили Наталке по варенику в обе руки и потащили её скорее на улицу. Мы, честно говоря, тоже немного испугались. Сначала было очень весело, а потом неудобно даже как-то. Мы потом с Галкой ходили к бабушке на вареники, но Наталку с собой уже не брали. А дедушка только с виду такой грозный был, а так он меня очень любил, жалел и называл «кетечкой» - конфеткой то есть. Я ведь и жила раньше с ними на Украине, когда была совсем маленькая и они меня растили, нянчили. А потом мама получила эту квартиру и мы стали с ней жить вместе. Вот и бабушка с дедушкой теперь тоже живут рядом. Дедушка уже начал болеть тогда и, конечно, его многое раздражало от нездоровья. Да и воспитаны они были на старых устоях, которые мы уже не очень и понимали, а они жили по-своему и им так было хорошо и правильно.
Я тогда ещё переживала, что девчонки расскажут родителям, что дедушка крикнул на Наталку и она плакала, а те обидятся на моих дедушку и бабушку. Они-то, конечно, наябедничали, за что сами и получили от своего отца — нечего дразнить пожилых людей и толочься возле стола, когда глава семьи кушает! Они ведь тоже были с Украины и хорошо знали все обычаи и порядки. Так что потом все вспоминали эту историю уже по-доброму и от души смеялись - и мы, дети, и наши родители и дедушка с бабушкой тоже.
А Мирончуки вскоре уехали к себе на Родину и мы о них ничего больше не слышали. Зато теперь в этой же квартире живут наши новые соседи, Снеговы — тётя Аля, дядя Слава и их трое дочерей. Когда жили Мирончуки, то мне не довелось побывать у них в гостях, а вот к Снеговым нас пригласили, сказали, что чай будем пить и знакомиться. И вот я сижу и смотрю балет, а Арина с Кариной, устав вредничать, тоже уселись рядом и иногда только спрашивают, скоро ли он закончится?
Балет вскоре закончился и тётя Аля позвала нас пить чай. Маленькую Маргошу уложили спать, а все остальные дружно уселись за стол.
- Ну, вот и славно, девочки, что вы уже подружились! - сказала тётя Аля, а моя мама радостно улыбнулась. И мы стали пить чай все вместе. Было тепло, вкусно и очень душевно. Да и Арина с Кариной мне улыбались. И я им тоже.
Так мы подружились с нашими новыми соседями. И дружба эта продолжалась много-много лет.
(продолжение следует)