Простонародный этикет

Когда среди мужиков стихийно возникал серьёзный разговор говорящий, испрашивая право говорить для всех, особенно в молодом возрасте, вставал, сняв картуз или любой головной убор и получив «добро» кланялся честному люду (в соответствии с интеллектом - кто-то кивком, а кто и уважительно) и когда наступало молчание начинал речь размеренно, достаточно громко и разборчиво. Миряне уважали людей, кто умел говорить доходчиво и кратко.
На похоронах и памятных встречах на кладбищах голова говорящего должна быть обнажена несмотря на дождь, снег и ветер. Входя в церковь, избу и другие помещения шапки снимали за порогом.
Не обнажая голов ходили женщины, девушки, священнослужители в облачении, служители Закона и военнослужащие в форменной одежде носящие кокарды и с оружием.
С отдельной жалостливой снисходительностью односельчане относились к безродным дурачкам, которые иногда бывали в селениях. Они могли бродить где угодно в шапках, чепчиках а иногда и бабьих платках, без учёта сезона. Что с них взять? Убогонькие!

Особые взаимоотношения среди народа были с курильщиками.
Самым близким примером для меня был мой дед, куривший всю жизнь с восемнадцати летнего возраста, когда его призвали в рекруты.
Он никогда не курил на ходу, за разговором или рассказами. Считал это оскорбительным для собеседников. Никогда не дымил, если строил или рукодельничал.
Его куревом была махорка или самосад. Скручивал «цигарки-самокрутки» или «козьи ножки» из газетной бумаги заготовленные из участков газеты без текста и краски. Первый раз в сутки курил перед плотным обедом. Поэтому в свои семьдесят пять лет его зубы были все целы, чистые, и слегка желтоватые, хотя не помню, чтобы он когда-нибудь их чистил. Если только иногда золой и углем в бане.
Несколько раз закуривал в течение второй упряжки, обязательно на ветерке. И последний раз перед ужином. Всего семь-восемь раз в день.
Все окурки тщательно тушил, размалывая вплоть до порошка пальцами, чтобы не было ни искорки.
Табачком делился всегда, гостеприимно угощая из кисета. Не помню, чтобы кто-то на перекуре наглел, набирая курево про запас или просил «отсыпать». Подобных «захребетников» мужики не уважали. Объявленный перекур никогда не нарушался деловыми разговорами. Только шутки, прибаутки, да байки.