Машенька

- Катюша, погоди, дай, фату поправлю! – Настя остановила дочь и легкими движениями привела в порядок слегка растрепавшуюся прическу и поправила шпильки, которые держали легкое кружево. Как долго они искали именно такую фату! Катя мечтала, чтобы она была похожа на мамину, а Настя смеялась, ведь, расскажи она дочке, где взяли они с Танюшкой ту фату, в которой сама она выходила замуж, Катя просто не поверила бы.
Танечка была ее подружкой столько, сколько Настя себя помнила. Жили они дверь в дверь, родились с разницей в месяц и все звезды сошлись так, что деться им друг от друга было совершенно некуда. Обе были единственными детьми и обе росли без отцов. Настю отец бросил, подавшись на заработки и устроив там личную жизнь с новой женой, а Таня осталась сиротой, когда ее отец замерз, возвращаясь из гостей, не дойдя до собственного дома всего ничего. Ни та, ни другая непутевых своих родителей толком не помнили. О них заботились матери, не всегда даря им тепло и ласку, но стараясь сделать так, чтобы жизнь их детей была лучше собственной.
Мать Настены работала чуть ли не сутками, как и мать Танюшки, а за девочками смотрела старенькая прабабушка Тани. Самое счастливое время для них наступало тогда, когда обе, всегда синхронно, подхватывали очередную простуду, и оставались, вместо садика, дома. Не было большей радости, чем, сидя рядком на диване, потягивать теплое молоко, щедро сдобренное медом, слушать сказки, который так виртуозно рассказывала баба Глаша, и смотреть, как она вышивает, вяжет или плетет тоненькое игольное кружево. Настю завораживали четко выверенные, точные движения пальцев, в которых рождалась такая нежная, ажурная, совершенно неописуемая, красота. Трогать такое тончайшее кружево было страшно, и она легонько касалась его пальцами, каждый раз затаив дыхание и забывая дышать.
- Красиво? – бабушка Глаша, прищурившись, улыбалась.
- Очень!
- Подрастете немножко и вас научу. Пригодится.
Научить она не успела, показав только самое начало, азы. Вечером легла спать, как обычно, а утром мать Тани тронув ее за плечо, зажала рот ладонью, а потом разбудила дочь и отвела ее к соседке. Таня и Настя тогда только-только пошли в первый класс. Сказки закончились, как и блинчики с молоком, кружева и теплота простого человеческого счастья, ведь уставшим, вечно за чем-то гоняющимся матерям было вовсе не до детей. Нужно было выживать. Тогда почти никто не жил просто так, все выживали. Доставали, добывали… От бабушки Глаши остались воспоминания и те вещи, которые она делала своими руками: покрывало на кровати, полотенца, накидки на подушки, которых по-старому, еще деревенскому обычаю, было много, мал мала меньше. Их полагалось уложить горкой на кровати, а потом накинуть на них кружевную накидку.
Такая вот накидка и стала фатой на Настиной свадьбе. Фату, которую она купила, перед самым приездом жениха, мать Насти уронила на пол и, потянувшись, чтобы поднять, случайно опрокинула на нее чашку с чаем, стоявшую на краю стола.
- А как же… Что же теперь делать? – Настя чуть не плакала, а Таня метнулась домой и развернула перед Настей тонкую паутинку, которую та не видела до этого, хотя все произведения бабы Глаши знала наизусть, часами просиживая, разглядывая и рисуя, чтобы попытаться повторить ее узоры.
- Как красиво!
- Еще бы! Бабушка для меня делала, в приданое. Спрятала. Мама только недавно нашла на антресолях. Смотри, она размером как раз как твоя фата.
Таня накинула кружево на голову невесты, поддела шпильками, и Настя тихо выдохнула:
- Господи, красота какая! Спасибо!
- Глаза вытирай, краситься будем заново, времени совсем нет.
Никто не догадался, где взяли ту «фату». Гости восхищенно ахали и говорили, что красивее невесты не видели. Впрочем, эту фразу на своей свадьбе слышала почти любая невеста хотя бы разок.
Катя, разглядывая маму на свадебных фотографиях, все время твердила:
- Буду такой же красивой! В такой же фате!
- Лучше будешь, красивее меня! – целовала дочь Настя.
- Нет, мамочка, ты у меня самая красивая! – Катя прятала лицо в ладонях матери, вдыхая такой знакомый, с детства любимый аромат. Мамины руки всегда пахли немножко ванилью, немножко лавандой, запах которой она обожала и раскладывала туго набитые сухими цветами мешочки в шкафу между простынями, немножко детским мылом, которым Настя привыкла мыть руки, и свежестью, происхождение которой Катя не могла объяснить, но знала и помнила, пытаясь уловить еще где-то в этом мире. Не получалось. Так пахли только мамины руки.
Фату, которая была сейчас на Катюше, они нашли в маленьком салоне, почти смирившись с тем, что нужно либо покупать обычную, либо придумать что-то с прической, так, чтобы вообще обойтись без нее.
- Мама… - Катя восхищенно выдохнула, когда хозяйка салона, маленькая чернявая женщина, едва глянув на фото, улыбнулась и достала коробку с верхней полки.
- Похожа, правда, доченька? Смотри, красота какая!
- Она, конечно, не ручной работы, но тоже очень красивая! – Луиза, хозяйка свадебного салона внимательно присмотрелась к девушке и глянула на Настю. – Сложная судьба у твоей девочки. Но, хорошая будет. Как тебя зовут? Катя? Слушай меня, Катюша, я редко кому не из своих такое говорю. Главное, не останавливайся на пути и слушай свое сердце! Делай то, что сочтешь нужным и не сомневайся. Все будет во благо! Поняла меня?
Катя прижала к себе тоненькое кружево и кивнула, совершенно не удивившись почему-то странным словам.
На следующее утро она открыла глаза и улыбнулась. До свадьбы всего неделя. Как много еще сделать надо, но как же хорошо, что эти дела есть. Сегодня обязательно нужно в университет. До ординатуры осталось всего ничего. Она потянулась и вскочила с постели, на секунду зажмурившись от яркого солнца, которое вдруг брызнуло золотом, пробежалось лучиками по комнате, задев краешек свадебного платья, которое висело на вешалке, заботливо разглаженное Настей.
Катя позавтракала, поцеловала мать и выскочила из дома, глянув на часы:
- Не понимаю! Вовремя встаю, время рассчитываю вроде, а все равно всегда опаздываю!
Потоптавшись минут десять на остановке, Катя махнула рукой и зашагала пешком, через мост. Узкая речушка, такая знакомая с детства, сейчас была скована льдом, которому оставалось уже совсем недолго. Какой-то месяц и все вокруг преобразится, зазеленеет и придет весна, а с нею и тепло, которого уже так хочется. Катя всегда была мерзлячкой, несмотря на то, что выросла в Сибири, где спокойно выходили гулять детворой в мороз, не обращая особого внимания на термометр.
Она шагала через мост, щурясь от ветра и яркого солнышка, которое сегодня разгулялось не на шутку, когда что-то темное мелькнуло у противоположного берега, а потом раздался слабый детский крик:
- Помогите…
Катя кинулась к перилам. В воде, возле самого берега, где лед был тонким, барахтался мальчишка лет семи. Лед ломался под его руками, не давая найти опору. Минута, и Катя уже стояла в ледяной воде, выудив за капюшон куртки парнишку и толкая его к берегу. Вода доходила ей до груди, а мальчишке, который был маленьким и щуплым, в этом месте было «с головой».
- Чего тебя сюда понесло, горе мое? – Катя пыталась вытолкнуть мальчика на берег, но тот неожиданно резко крутанулся в ее руках.
- Вытащи его! Утонет!
- Кого? – Катя оглянулась и тут поняла, почему мальчик оказался в воде. У кромки, дрожа, сидел маленький щенок.
- Ты за ним полез? – она одной рукой ухватила за шкирку щенка, а другой держала мальчишку, пытаясь вытянуть обоих к берегу, что оказалось совсем нелегкой задачей. Сил не хватало, она уже почти не чувствовала ног, когда чья-то теплая рука ухватила ее за запястье.
- Нашли время устраивать водные процедуры! – усатый грузный мужчина разом выдернул из воды сначала мальчика, а потом и Катю. От дороги бежали еще люди, где-то далеко взвыла сирена скорой помощи и Катя выдохнула. Она прижала к себе мальчишку.
- Живой? Болит что-нибудь?
- Спасибо! Не, не болит, холодно только и мокро.
Настя примчалась в больницу сразу, как только узнала обо всем, и успокоилась только тогда, когда врач ее уверил, что с Катей все хорошо. Заглянув в палату к Диме, как звали мальчика, они не стали его будить и уехали домой, где Катя залезла под теплый плед и, приняв из рук матери чашку с горячим молоком, выдохнула.
Свадьба была веселой и шумной. Катя светилась от счастья, успокаивая мать, которая никак не могла перестать плакать.
- Настя, ты чего? – Татьяна, которая приехала вместе с дочерью, обняла подругу. – Радоваться надо!
- А я и радуюсь! Это от счастья слезы, Танечка. Забыла, как сама рыдала, когда Валю твою замуж выдавали?
- Забыла! Представляешь, совсем забыла! – рассмеялась Татьяна, обернувшись на дочь, которая осторожно ступая дошла до столика, где они должны были сидеть, и устроилась, оберегая округлившийся животик.
- Бабушка! Можно мне конфеты взять? И шарик? Там их много! – к Татьяне подбежала девочка лет четырех и наклонив голову в нарядном ободке, подпрыгивая от нетерпения ждала ответа.
- Маша! Нельзя так себя вести! Мы же не дома! Я потом тебе конфетки дам, когда все за стол сядут. Побегай пока с другими ребятами. Скоро уже.
- Погоди, Танюша. Держи, Манечка! – Настя достала из вазочки на ближайшем столике горсть конфет и высыпала в подставленные ладошки. – Только все сразу не ешь, а то животик заболит.
- Спасибо! Хорошо! – вихрь, по имени Манечка, унесся дальше по своим ребячьим делам, а Настя повернулась к Тане.
- Это та самая приемная дочка Вали, про которую ты мне писала?
- Она. Ох, Настюша, натворили мы дел. И как теперь все это разгребать – не знаю.
- В смысле? – Настя нахмурилась, глядя как подруга смотрит на шуструю девчушку в нарядном платьице, которая бабочкой порхает по залу, угощая конфетами всех детей, которых встречает на своем пути. – Что-то не так с ней?
- Все не так, Настена. Пойдем, сядем где-нибудь и я все тебе расскажу.
Валентина, дочь Тани, была старше Кати почти на пять лет. Танечка рано выскочила замуж, став замечательной женой и очень заботливой, хоть и молоденькой, мамой. Девочку свою она любила, баловала, но спуску не давала, воспитывая в строгости. Все это дало свои результаты и Валюшка, окончив школу с золотой медалью, легко поступила в университет, став переводчиком. На работе познакомилась с будущим мужем, который не стал долго раздумывать и довольно скоро позвал ее замуж. Все бы хорошо, но несколько попыток стать матерью закончились для Вали печально. Она теряла своих будущих детей на ранних сроках и ей оставалось только горько плакать, да пытаться найти причину того, что происходит. Врачи старались, но помочь Вале не могли. В конце концов, Игорь, муж Валентины, положил конец этому, сказав жене, что хочет взять паузу и, если детей им иметь не дано, значит так тому и быть. Валентина спорить не стала, сделала вид, что согласна, а сама пыталась найти другие способы, уговорив мать поехать с ней по монастырям.
- Я уже не знаю, кого просить о помощи, может быть хоть так что-то сдвинется?
Глядя на усталую свою дочку, которая так мечтала стать матерью, Таня, конечно, согласилась. В одном из монастырей, к Вале, стоявшей перед иконой Богородицы, подошла игуменья. Весь разговор Татьяна не слышала, но то, как загорелись глаза у Вали, заметила сразу.
- Что, доченька? Что она тебе сказала?
- Сказала, что, если Бог сразу ребенка не дает, – это испытание. Мама, она сказала, что надо что-то сделать. Например, сироту пригреть. А там видно будет. Получится ребенок – хорошо. Нет – будет приемный.
- Валюша, но это такая ответственность! Ведь ребенок – это не игрушка…
- А ты думаешь, я этого не понимаю?
Таня, обняв дочь, гладила ее по голове, прижав к себе, а сама думала о том, что вряд ли понимает ее девочка, не видя за своим желанием иметь собственного ребенка, того, чем может обернуться такое сложное решение. Ведь это чужой ребенок…
Валя, которая всегда отличалась редкой решимостью, прошла этот путь, и вскоре в их семье появилась Машенька. Глазастая полугодовалая кроха мигом покорила сердца Вали и Игоря. В Доме Малютки девочка не пробыла и двух недель.
- Родители разбились в аварии, бабушка отказалась забирать. Здоровая, хорошая девчоночка. У нас на таких очередь всегда стоит. Думайте, но поскорее!
Валя глянула на мужа и твердо кивнула:
- Берем!
Машенька росла шустрой, смышленой и очень красивой. Валя гордо вышагивала с коляской, в которой сидела нарядная, похожая на куклу, кроха, и неизменно собирала целый ворох комплиментов, возвращаясь домой совершенно счастливой.
Все бы ничего, но предсказание, которое Валентина получила в монастыре сработало, и, спустя несколько лет с тех пор, как в их семье появилась Маша, женщина, с удивлением, узнала, что ждет ребенка. Счастью предела не было, но спустя какое-то время Татьяна, а потом и Игорь заметили, что Валентина стала тяготиться старшей дочкой. Ласковая, не в меру иногда живая, Маша хотела как можно больше времени проводить с матерью, а той хотелось тишины и спокойствия. Первый раз, когда Валя в сердцах прикрикнула на ребенка, она сама испугалась, тут же замолчав и пряча глаза от, полного слез, взгляда Маши. Но, потом такие случаи стали повторяться все чаще, пока Валентина, наконец, разрыдавшись, не призналась матери, что не может больше выносить присутствия дочери.
- Мама, ты же знаешь, я старалась, все делала, но сейчас не могу! Не могу больше! Она не моя…
- Валечка, погоди, успокойся! Тебе нельзя нервничать! – Таня металась по кухне, пытаясь успокоить дочь, но потом махнула рукой и вызвала скорую, решив не рисковать.
Как потом выяснилось, решение это было абсолютно правильным. Валентина провела в больнице почти два месяца и, выйдя оттуда, переговорила с мужем и матерью, твердо сказав, что если не может дать ребенку любви и материнского тепла, то нечего над Машей издеваться. Она еще маленькая и, возможно, найдется другая семья, в которой девочку будут любить больше.
Игорь, для которого главным было здоровье Вали и будущего сына, готов был на все, а Татьяна только покачала головой, опасаясь спровоцировать новый приступ у беременной дочери.
- Вот так, Настена. Маша у нас теперь уже ненадолго. Начали документы оформлять.
- Как же это Таня… Ведь она жила в вашей семье почти с рождения и Валя для нее - мама… Неправильно это все.
- Ох, Настена, все я понимаю! И согласна с тобой. Была мысль забрать ее к себе, но… В общем, дела у меня невеселые, Настя. Надеюсь на операцию, вдруг поможет. Вроде есть еще надежда, как врачи говорят.
- Ты что, Таня?! Какая операция?
- Та самая… Мало ты женщин знаешь с такой бедой, как у меня? Чуть не каждая вторая. Другое дело, что на себя я уже не надеюсь, а значит и о Машеньке позаботиться не смогу.
Долго они еще сидели, обнявшись, делясь с друг другом тем, что накопилось за последние несколько лет. И не заметили, как пролетело время, как отгремела свадьба и гости разошлись. Игорь давно уже увез домой семью, когда к матери подошла уставшая, но счастливая Катерина.
- Мамочка, мы поехали! Завтра у нас рано самолет, так что не увидимся.
Она обняла мать, потом Татьяну, и порхнула к мужу, который ждал ее у входа.
- Красивая, как сказочная принцесса! Вся в тебя, подруга! – Татьяна смахнула слезы, глядя на дочь подруги. – Как быстро выросли наши дети, да, Настена?
- Слишком быстро… - согласно кивнула Настя.
Катя с мужем вернулись через две недели, вдоль погревшись на жарком солнышке. Закрутилась привычная канитель обычных дней и они погрузились в нее, наверстывая упущенное за отпуск время, которое там словно замерло, а теперь заспешило, заторопилось, словно стараясь обогнать само себя.
Катя стала замечать что-то странное почти сразу по возвращении, а еще неделю спустя пошла ко врачу и мир ее мгновенно изменился, превратившись в один сплошной кошмар. Череда операций и приговор, который она выслушала, гордо подняв голову, а потом рыдала, уткнувшись в колени матери.
- Мама, почему?! Почему я?
Ледяная купель не прошла даром. Матерью Кате было уже не стать. Она ушла с головой в свое горе, гоня от себя мужа.
- Найдешь другую, зачем тебе я?!
Так длилось до тех пор, пока ее свекровь не приехала к ним, и, тяжело ступая больными ногами, не преодолела два лестничных пролета, и, отправив сына, не обняла крепко Катерину.
- Не кличь беду, девочка, там, где ее нет. Он тебя очень любит. А я, как бы не хотела стать бабушкой, понимаю, что для него ты - самое важное. Да, и есть в его биографии пятнышко, ты забыла? Я ведь, Катя, сама не знаю, сможет ли он детей иметь. В детстве переболел сильно. Я тебе говорила перед свадьбой, помнишь? Что ты мне тогда сказала? Отмахнулась и сказала, что он для тебя главное. Так почему его ты этого права лишаешь сейчас? Выбирать, что главное для него?
И Катя сдалась, обмякла и, отревевшись, первый раз назвала свекровь не по имени и отчеству, а мамой.
Постепенно их жизнь наладилась и Катя, поняв, что ничего исправить уже нельзя, успокоилась, постаравшись принять то, что отмерено было ей судьбой. Она окончила университет и стала кардиологом, устроившись работать в областную детскую клиническую больницу, решив, что, если уж своих детей иметь ей не дано, то хотя бы чужим она помочь и вернуть детство постарается. И ей это удалось. Детвора «доктора Катю» обожала, матери готовы были молиться на нее, а она сидела вечерами, выискивая новую информацию и старалась не пропускать даже малейшей возможности хоть как-то повысить свой уровень, понимая, что от ее компетенции зависят жизни маленьких пациентов.
- Катерина Ивановна, у нас сложный случай! – правая рука Кати, Верочка, положила на стол очередную папку с документами.
- Что там, Вера?
- Девочка, девять лет. Детдомовская, хотя там какая-то мутная история. Вроде бы взяли ее маленькой в семью, а потом вернули в детский дом. Катя, я не знаю, тебе виднее, посмотришь сама, но мы уже третья больница, куда ее привозят. И нигде толком ничего сказать не могут.
- Посмотрим. Где она?
- В седьмой.
Катя шла по коридору, кивая с улыбкой мамам и детям, но не останавливаясь, отложив все вопросы на потом. В седьмой палате гомонили малыши, которых здесь было аж четверо. Рассевшись на одной кровати, они играли в какую-то веселую игру, поминутно хохоча.
- Мариша? - Катя улыбнулось одной из матерей, которая мигом поняв, что от нее требуется, вывела детвору в коридор. – Спасибо!
Девочка лежала на кровати, отвернувшись к стенке. Тонкий палец водил по штукатурке, рисуя, только ей понятные, узоры.
Катя подошла к кровати и придвинула стул.
- Привет!
Девочка замерла и медленно повернулась.
- Меня зовут Екатерина Ивановна, я твой лечащий врач. Давай знакомиться?
- Маша… - голосок звучал хрипло, как будто ребенок долго и сильно кричал, а потом связки так и не восстановились. Катя, конечно, не знала, что именно так оно и было.
- Скажи мне, Машенька, что тебя беспокоит? Болит что-то?
- Ничего. Меня все об этом спрашивают. Я не знаю, что сказать. У меня ничего не болит.
Катя видела, что девочка в плохом состоянии. Масса признаков говорила о том, что здоровье ее оставляет желать лучшего. Через Катины руки прошел не один детдомовский ребенок и она знала, что крепче этих ребят еще поискать надо. Они цеплялись за жизнь так, что бывалые врачи только диву давались. Катя же давно поняла, что это происходит потому, что им просто не на кого рассчитывать, кроме себя. И там, где «домашний» ребенок, начинал плакать, канючить и капризничать, детдомовские дети только стискивали зубы и гордо терпели даже на самых неприятных процедурах.
Сейчас же перед Катей лежала маленькая старушка. Когда Маша повернулась к ней, Катя невольно вздрогнула, сколько боли было в глазах этой, маленькой еще, девочки.
- Машенька, а давай мы договоримся? Я очень хочу, чтобы ты была здорова и счастлива. Если ты разрешишь мне помочь тебе, вместе мы сможет этого добиться.
- Я понимаю. Только, я здорова. А счастлива… Разве оно бывает?
- Счастье? Конечно, бывает! Ты в этом сомневаешься?
- Я знаю, что его нет. – Маша отвернулась от Кати и глядя в потолок, спросила. – Мне встать?
- Не нужно. Я так тебя послушаю.
Катя наклонилась к девочке и замерла. Откуда взялся этот аромат чистоты, то самой, маминой? Она невзначай принюхалась и поняла, что этот запах, такой родной и знакомый, идет именно от Маши. Как странно… Она быстро провела все манипуляции и погладила Машу по волосам, отметив как мгновенно сжалась девочка, инстинктивно пытаясь убрать голову из-под ее ладони. Откуда было знать Кате, что это та самая девочка, что угощала ее конфетой на свадьбе, настаивая, чтобы невеста ее съела, ведь Маша выбрала для нее самую вкусную…
Что тронуло ее в это сломленной и угасающей девочке, Катя и сама тогда не поняла. Почему так захотелось обнять этого ребенка, далеко не первого и не последнего в ее практике, и не отпускать от себя, оберегая от любой несправедливости, на которую так богат этот странный и, порой такой жестокий, мир? Ни тогда, ни потом, она не смогла бы ответить на этот вопрос, ограничившись только единственным:
- Она моя, мамочка… - на вопрос Насти, который та все-таки задала, видя, как мечется ее ребенок, пытаясь принять правильное и выверенное решение.
- А если твоя, то чего тут думать? – Настя обняла дочь. – Помнишь, что тебе Луиза сказала? Делай…
Луиза стала подругой Насти, которая возвращая в салон свадебное платье Кати, которая та брала на прокат, неожиданно для себя осталась на кофе и поняла, что ей легко и спокойно с этой мудрой и такой открытой женщиной.
Историю Маши Катя узнала, когда оформляла на нее документы. И, позвонив Насте, сказала:
- Мамочка, Таня твоя подруга, но ни Валю, ни ее мужа, я больше видеть не хочу. Если какие-то праздники или встречи, то теперь без меня. Без нас.
Настя приняла и поняла это, разом отрезав все контакты с той стороны. Татьяна болела, ей было не до встреч, а Валя обиделась, когда Настя отказалась приехать на день рождения ее сынишки.
- Да, и к лучшему! - пожала плечами Настя, отложив в сторону телефон.
Следующие несколько лет всем дались непросто.
Маша, в которой страх и недоверие пустили такие глубокие корни, что Катя иногда приходила в отчаяние, привыкала очень тяжело. Катя видела, что девочке очень хочется и тепла, и ласки, но подпустить к себе кого-то близко она панически боится. Их отношения были похожи на странный танец, в котором шаг вперед сменялся несколькими шагами назад. Когда становилось совсем невмоготу, Катя ехала к Луизе и та, перевернув на блюдце чашку, и разглядев в кофейной гуще что-то, понятное только ей, снова улыбалась:
- Будет, все будет, не сомневайся даже!
И Катя ей верила, потому, что очень этого хотела. Хотела так, как не желала ничего в своей жизни.
И когда Маша, в свои пятнадцать, первый раз увидев море, о котором страстно мечтала всю свою, такую еще недолгую, жизнь, рассмеялась и, повернувшись к Кате, крикнула:
- Мама, море! Какое же оно красивое! Еще лучше, чем я представляла!
Катя, которая, наконец, дождалась этого заветного и такого желанного слова, разрыдалась так, что люди, идущие по набережной, оборачивались, гадая, что же случилось. Кто-то подошел и предложил воды, а кто-то только удивленно посмотрел на эту странную женщину, которая, обнимая, высокую стройную, как тростинка, девочку, покрывала ее лицо поцелуями, приговаривая:
- Ты моя, родная, ты моя…