Наташкино счастье

- Ее опять нет дома, Алеша! Время за полночь, а она где-то шатается!
- Подружкам звонила?
- Не хочу я никуда звонить! Сколько можно позориться? На нас уже и так косо смотрят!
- Тебе важно, как на тебя смотрят, Люба, или где сейчас твой ребенок?
- Это не мой ребенок! – Люба сорвалась-таки на крик. – Это была твоя затея! Ты навязал мне эту девочку, а теперь говоришь, что она моя и я должна за нее переживать. Я не могу! Не могу, понимаешь? Я смотрю на нее и каждый раз думаю, а почему она? Почему вот это непутевое пустое создание живет, дышит, ходит, портит мне нервы, а мои девочки… - Люба разрыдалась.
- Любаша, ты себя слышишь? – Алексей снял очки и устало потер переносицу. Не первый разговор и истерика тоже не первая. Да и сколько их еще таких будет. Он встал и подошел к жене.
- Не трогай меня! – Люба скинула с плеча руку мужа. – Кому нужны твои утешения?
Алексей притянул к себе жену и обнял ее.
- Любаша, чего ты хочешь? Вернуть тебе наших детей я не могу. А Наташа… Она же не виновата в том, что их нет. Чего ты хочешь?
- Леш… Давай вернем ее? Не могу больше! Она чужая. Совершенно чужой мне ребенок.
- Люба… Она с нами уже четырнадцать лет. Какая же она чужая?
- Не моя… - Люба прижалась к мужу и спрятала лицо. – Где она может быть? Уже темно совсем. Только бы живая домой пришла!
Наталья сидела в этот момент на краешке обрыва над рекой. Где-то тихо пели сверчки, какие-то шорохи слышались то и дело в кустах неподалеку, да внизу тихо плескалась вода. Наташа размазывала по лицу слезы и думала о том, что домой она не вернется. Нет больше дома. И родителей у нее тоже нет. Она так часто задавала себе вопрос - почему же мама ее так не любит? Почему все время шпыняет? Ведь Наташа старалась делать все, чтобы быть хорошей. Да, учеба давалась тяжело, но она упорно сидела за учебниками. Ей всегда было сложно сосредоточиться на чем-то долго, но отец как-то дал ей книгу, где говорилось о том, как тренировать память. И Наташа упорно делала упражнения, пока это не стало приносить результат. Потому, что стыдно быть неучем в семье кандидата наук и преподавателя университета. И отец, и мама были очень умными, а Наташа понимала, что ей никогда не дотянуться до их уровня. Сколько раз, стоя перед зеркалом, она задавалась вопросом – почему она совершенно на них не похожа? Рост еще можно было списать на отца, ведь он тоже был настоящим богатырем, высоким и крепким, но остальное… Откуда у нее этот нос картошкой, крупное, словно вылепленное торопливым скульптором лицо? Мама была миниатюрной, стройной, с точеным профилем камеи. Совершенно ничего общего. На пианино в ее комнате стояла фотография старших сестер Наташи – вот там все было в порядке. Совершенная копия. Те же черты, те же живые глаза и миниатюрные ручки-ножки. Не то, что ее ладони-лопаты. Ее и в секцию баскетбола взяли именно за рост и крупные руки, в которых мяч умещался как родной. Да толку-то? Ни разу мама не пришла на игру. Даже на ту, когда команда заняла первое место в области. Отец был, но Наташа все равно шарила глазами по трибунам, надеясь, что мама появиться хотя бы под конец. Она так и не пришла…
Родителей Наташа любила. Любила и жалела. Они были похожи на потерявшихся детей. Отец, вечно в размышлениях, совершенно рассеянный и мама, такая собранная, уверенная в себе и в то же время совершенно беззащитная перед любым, даже самым легким проявлением грубости или хамства. Даже будучи маленькой, Наташе все время хотелось ее защитить, как тогда на детской площадке, когда соседский мальчишка кидался в нее песком, а мама пыталась защитить ее.
- Нельзя так делать!
- Можно! А ты глупая и некрасивая! Моя мама лучше!
Наташа видела, как удивленно поднялись брови матери и уголки губ опустились, как происходило всегда, когда она была сильно огорчена.
- Сам глупый! – лопатка как будто сама проделала путь до лба несносного Вадика и громкий рев стал ответом на возмездие.
- Наташа! Нельзя же так!
- Он тебя обидел! – хмурая Наташа проводила глазами любимую лопатку, которую мама тут же спрятала в сумку с игрушками.
- Все равно нельзя так себя вести! Ему же больно!
- А тебе?
Мама тогда ничего не ответила, только погладила Наташу по голове. Девочка до сих пор помнила это ощущение счастья, которое охватило ее, когда теплая рука мамы прошлась по ее волосам.
- Ужас! Все волосы в песке! Как же мне теперь тебя отмывать?
И трехлетняя Наташа первый раз без протестов уселась в коляску сама.
- Водичкой!
Почему она вспомнила этот день именно сейчас? Ей бы вспомнить что-то плохое, обиды или придирки, а в голову ничего не лезет.
Она – приемыш! Чужая и никому не нужная девчонка, которую взяли из детдома! Наташа стиснула кулаки. С тех пор как она нашла бумаги во время уборки прошло уже несколько часов, но чувства ничуть не притупились. Наоборот, что-то темное и страшное поднималось изнутри, грозя раздавить ее. Почему ей ничего не сказали? Почему это вот так? Зачем они взяли ее, если она никогда не была нужна? Ведь она же не глупая, всегда это чувствовала. И снова мамина теплая рука как будто провела по волосам, и Наталья услышала голос Любы: «Почему ты так поздно? И голодная же! Ну-ка быстро марш за стол! Ешь и спать! Иначе завтра будешь весь день клевать носом».
Наташа опустила глаза и снова посмотрела на свои кеды, которые белели в темноте. Под ногами была пустота. Если оттолкнуться посильнее, то полетишь вниз и… Она испуганно подобрала под себя ноги. Нет! Пусть даже она им и не нужна совсем, этим «родителям», но себе пока еще не надоела. Может быть так и лучше? Теперь многое стало понятно и надо подумать, как быть дальше. Правильно говорит Светка: «Все в твоих руках и твоей голове! Всю жизнь тебя нянчить никто не обязан!» Светка умная. Станешь тут разумницей, если на тебе четверо братьев и сестер, а мать пьет беспробудно. Отца ни Светка, ни другие дети тети Маши никогда не видели, поэтому хочешь - не хочешь, а приходится крутиться самой. Наташа усмехнулась. Мама всегда приходила в ужас, когда видела, как они идут из школы.
- Наташа, это совершенно неподходящая для тебя подруга!
- Светка хорошая!
- Я не спорю! Может быть. Но, я не хочу, чтобы ты с ней общалась слишком тесно. Все-таки у вас разный круг общения.
Круг общения… Знала бы мама, какой круг общения ждет ее с «детками из приличных семей». Только раз Наташа попала на день рождения к Вадику. Ей хватило, чтобы понять – это не ее компания. Вадик был тот самый, который в детстве целых две недели ходил с шишкой после встречи с Наташиной лопаткой. Он был легким и не злопамятным. Они не дружили, но волей-неволей встречались довольно часто на всяких мероприятиях, куда брали их с собой родители. Сидя где-нибудь в углу, чтобы не испачкаться и не нарваться на замечание, они часами болтали обо всем на свете. Наташа знала, что Вадику приходится еще сложнее, чем ей. Ведь Наташиным воспитанием хотя бы занималась мама, а Вадика воспитывала няня. Его маме было всегда некогда, она занималась серьезной научной работой, и Вадик точно знал, что услышит, если попытается войти в кабинет, где стоял его диванчик, до того времени, как придет время ложиться спать:
- Вадим! Выйди и закрой за собой дверь! Ты мешаешь!
У Вадика были самые лучшие игрушки и самые модные тряпки, но больше всего ему хотелось, чтобы мама хоть раз заступилась за него так, как это сделала тетя Люба на площадке, когда они с Наташкой были маленькими.
На том дне рождения Наташа впервые попробовала шампанское. К счастью, мамы дома не было, когда Ната вернулась. Отец ее не выдал. Он молча держал косы Наташи, пока ее тошнило, а потом умыл ее холодной водой и уложил спать. На утро же сделал вид, что ровным счетом ничего не произошло, а когда Наташа попыталась извиниться, сказал:
- Ты уже достаточно взрослая, чтобы понимать, когда совершила ошибку, так? Вот и делай выводы. Забыли!
Наташа точно знала, что мама бы этого так просто не спустила.
Глянув еще раз на темную, почти неразличимую уже внизу воду, Наташа поднялась, качнувшись на краю, потому, что ноги совершенно затекли.
- Свалиться от того, что отсидела себе все на свете, пока ревела? Что может быть глупее! – Наталья хихикнула и подобрала с земли сумку. Нужно идти. Да, теперь для нее просторная квартира с высоченными потолками и огромными окнами, которые она так любила мыть, уже не дом, но они будут волноваться… Наташа поймала себя на мысли, что больше не может назвать родителями тех людей, что ее вырастили. Она даже запнулась на секунду. А почему? Может быть потому, что теперь она вовсе не уверена, хотели ли они ее растить? Пусть даже и взяли из детского дома.
Картинка постепенно складывалась. Наташа отлично знала, что до нее в их доме жили другие дети. Большая светлая комната, которая теперь стояла закрытой, была когда-то детской. Наташа раз вытащила из ящика в мамином столе ключ и зашла туда, пока родителей не было дома. Комната была совершенно пустой, даже полы были сняты и стены ободраны до штукатурки. Лишь на стене висела большая фотография. Две девочки-близняшки хохотали, сидя на ромашковой поляне. Снимок был черно-белым, но Наташа точно знала, что у девочек были яркие рыжие кудри, точно, как у мамы, и зеленые глаза. Нина и Лида. Ее старшие сестры. Точнее родные дети Любы и Алексея. Менингит. Такое противное слово! Наташе всегда казалось, что оно похоже на склизкую и почему-то многоногую то ли ящерицу, то ли змею. Приползает и уносит с собой детские жизни. Наташа почему-то очень ясно представляла себе, как кричала от ужаса и боли мама, когда поняла, что ничего поделать с этой змеей не может. И Наташе становилось ужасно ее жаль. В тот день мать застала ее, когда Наташа плакала, встав на цыпочки и гладя пальцем такие родные и в то же время незнакомые лица.
- Пойдем! – она вывела Наташу из комнаты, заперла дверь и больше за весь день не сказала ей ни слова. Ключ мама перепрятала, и Наташа больше никогда не заходила в эту комнату. Только слышала как по ночам там плачет иногда мама. Ей хотелось пойти к Любе, обнять, утешить. Но девочка понимала, что мама ждет совсем другие руки и не Наташины поцелуи стали бы утешением для нее. И больше всего Ната боялась, что мать оттолкнет ее и скажет, что она не нужна. Этот страх был самым огромным в ее жизни. Иногда ей даже снилось, что мама вырывает руку, за которую цепляется она сама, еще маленькая, и уходит, а Наташа никак не может догнать ее. После таких снов Наташа ходила совершенно потерянная и родители начинали волноваться, что с ребенком что-то не так. Таскали по врачам, но никто толком не мог сказать, почему ребенок вздрагивает от каждого шороха.
- Да вы посмотрите на свою девочку! Просто розанчик! Щечки такие! Хорошая, здоровая девица! Витамины, прогулки и положительные впечатления. Все наладится!
Вот только ничего не наладилось…
Наташа тихонько повернула ключ в замке и вошла в темную прихожую. Если ей повезет, то родители уже спят, а если нет… Будет очередной скандал. Она замерла, прислушиваясь к звукам в квартире и вздрогнула, когда в коридор выглянул папа.
- Иди спать! Утром поговорим.
Наташа опустила голову, делая вид, что развязывает шнурки. Утром так утром. Ей тоже есть что сказать.
Говорить не пришлось. Утром мама молча поставила перед ней завтрак, а папа сказал, что она едет в лагерь. На две смены.
- Почему? – Наташа удивленно подняла брови. Ее никогда не отправляли в лагерь. Она ездила отдыхать только с родителями. Светка каждый раз расписывала ей прелести лагерной жизни, но Наташа только вздыхала. Ей такие «изыски» были недоступны. Дискотека, разные кружки и вообще столько всего интересного!
- Мы решили, что ты уже достаточно самостоятельна, чтобы поехать.
Наташа молчала, не зная, как реагировать. Радоваться или, наоборот, задуматься о том, что родители хотят от нее избавиться.
- Хорошо! – она кивнула, торопливо доедая завтрак.
Люба еле слышно выдохнула и посмотрела на мужа. Алексей стоял, глядя в окно и рассеянно допивал кофе. На рубашке расплывалось пятнышко от пролитого напитка, но он этого даже не заметил.
- Смени рубашку.
Люба вышла из кухни и прикрыла за собой дверь спальни. По привычке погладив снимок, стоявший на пианино, она стала собираться на работу. Почти два месяца тишины и отсутствия нервотрепки. Это уже праздник. А там видно будет, что делать дальше. Ее пальцы, порхающие по лицу, нанося макияж, вдруг дрогнули. Правильно ли она поступает? Наташа всегда была домашним ребенком, а тут… Люба решительно стряхнула лишнюю пудру с кисточки и прищурилась, глядя на себя в зеркало. Все верно! Им нужно отдохнуть друг от друга и так будет спокойнее. Пусть лучше занимается чем-то в лагере и под присмотром, чем болтается весь день по улицам одна или с этой ужасной Светкой.
Через неделю Люба с Алексеем провожали Наташу в лагерь. Суета и крики вдруг как будто исчезли, когда Люба посмотрела на свою дочь. Неуклюжая, большая, нескладная. Наташа стояла, чуть ссутулившись, держа в руках сумку и Люба видела, что пальцы девочки побелели от напряжения. Она вдруг представила, что вот так же Наталья будет стоять на пороге интерната, когда они отвезут ее туда после каникул. Что-то внутри дернуло, заныло и Люба схватилась за сердце.
- Ты что? Любаша, тебе плохо? – Алексей переполошился, глядя на жену.
- Нет. Все в порядке. Леша! Она тоже едет?! – Люба показала глазами на идущую к автобусу Светку. За ней, как цыплята за курицей, вприпрыжку скакали младшие.
- Да. Я достал им путевки.
- Зачем? – Люба недоуменно посмотрела на мужа.
- Вот за этим! – Алексей кивнул на дочь и Люба увидела, как выдохнула с облегчением и разулыбалась Наташа, увидев подругу.
- Ты же знаешь, что я против их дружбы.
- А я нет. Света серьезная и очень ответственная девочка. В ее возрасте так заботиться о младших…
- Может быть она о них и заботиться, но ты слышал, как она разговаривает?
- Слышал. Да, недалеко ушла от народа. И я понимаю, что ты хочешь, чтобы Наташа общалась в другом кругу, но может быть оставить ей хотя бы одного человека рядом, который ее любит без всяких условностей!
Алексей сердито поправил манжеты рубашки и махнул дочери.
- Хорошего отдыха! Наталка, я побежал, опаздываю уже!
- Пока! – Наташа махнула рукой и Люба вдруг поняла, что она не назвала Алексея привычным - «пап».
Автобусы уехали, а Люба все еще стояла на площади, глядя им вслед. Как-то Наташа там справится…
Наталья справилась вполне успешно. Ей все было интересно и все в радость. Она ловила себя на мысли, что первый раз за долгое время, ей хорошо и спокойно. Наташа с удовольствием соглашалась на любые мероприятия и даже собрала команду по баскетболу, которая обыграла отряд воспитателей. Все шло замечательно, ровно до того момента, как неделю спустя после начала смены, ее не вызвали к начальнику лагеря.
- Наташа? Присядь…
Дальше все слилось для нее в сплошной кошмар. Какие-то люди, какие-то пустые слова, Светка, которая тормошила ее сначала, а потом собирала ее вещи.
- Я поеду с ней.
- Мы не можем тебя отпустить.
- А вы скажите, что я сбежала! Неужели вы не понимаете, что я нужна ей сейчас?
Директор лагеря молча кивнул.
Наташа сидела на лавочке у корпуса и пыталась осмыслить то, что ей сказали. Папы больше нет… Разве так может быть? Он же молодой еще, сильный, какое сердце?
- Это неправда! – крик вырвался у нее и показался ей страшно громким, хотя на деле она шептала. Потому, что голос у нее пропал в ту минуту, как сообщили об отце.
- Наташка, я с тобой! – Светка размазывала по щекам потеки туши, стараясь взять себя в руки, и обнимала подругу.
- Я знаю… - Наташа прохрипела и спрятала лицо в ладонях. Вот теперь дома у нее точно нет. Можно даже не сомневаться.
Следующие несколько часов слились для нее в одно темное и пустое мгновение. Очнулась Наташа, только на пороге своей квартиры. Светка стояла рядом и теребила ее:
- Мне остаться?
- Нет. Спасибо. Иди пока домой. Завтра. – Наташа еле выдавливала из себя слова. Ей было безумно страшно шагнуть за порог и увидеть мать. Хотелось заорать Светке: «Не уходи!». Но, она прекрасно знала, как Люба относится к Свете. Лучше будет ее сейчас не расстраивать еще больше. Наташа обняла подругу и шагнула в квартиру. Дверь была открыта, по коридору ходили какие-то люди. Наташа ни на кого не обращая внимания прошла по коридору. Она точно знала, где сейчас мама. Дверь детской была плотно закрыта. Наташа рванула на себя ручку. Люба сидела на полу у стены, напротив фотографии с девочками. Она уже не плакала, просто молча смотрела на снимок и чуть покачивалась из стороны в сторону.
- А, это ты… - она коротко глянула на Наташу и снова повернула голову. Ее взгляд был таким пустым, что Наташа испугалась.
- Мам?
- Иди, поешь чего-нибудь. Ты же голодная.
- Не голодная.
- Хорошо.
Наташа тихо опустилась рядом с матерью.
- Тогда посиди со мной. Ты уже знаешь? Папы больше нет.
- Знаю.
- Как странно все. И как глупо, да? Была жизнь и нет. Все растеряла…
Наташа не знала, что сказать. Она молча сидела рядом с матерью, боясь прикоснуться к ней, боясь сделать еще больнее. Они молча сидели рядом до самого вечера. Никто не решился зайти в комнату, потревожить их.
- Иди спать, Наташа… - Люба даже не глянула в сторону дочери, не сводя взгляд со снимка.
Наталья молча встала и вышла из комнаты. Ее шатало. Дойдя до своей спальни, она села на кровать и закрыла глаза. Весь этот страшный день крутился перед глазами, в голове гудело, и она решила, что приляжет. Всего на минутку.
Очнулась Наташа спустя четыре дня. Она открыла глаза и удивилась. Потолок был чужой. Их квартира была в старинном особняке и на потолках сохранилась лепнина. Наташа знала на своем потолке каждый цветочек и лепесточек. Тот потолок, который она увидела сейчас был совершенно гладким и очень белым. Наташа полежала минутку, пытаясь понять, что происходит, а потом шевельнула ногами. На месте. А руки? Одна болела. Наташа скосила глаза и увидела тонкую трубочку, которая тянулась куда-то наверх. Капельница… Странно. Зачем? Вторая рука не шевелилась. Наташа повернула голову и увидела, что Люба спит, положив голову на край кровати. Именно она держала руку, сжимая ее так крепко, что Наташа не могла ею даже пошевелить.
- Мама… - голос не слушался. Наташа приподняла голову и позвала снова. – Мама!
Люба открыла глаза, еще не понимая, что происходит. Она охнула. Затекшая шея отозвалась болью. Потирая свободной рукой затылок, она подняла голову и поймала взгляд Наташи.
- Доченька… - голос изменил ей. Некоторое время она молча смотрела на Наташу, а потом поднесла ее руку к губам. Она поцеловала пальцы Наты и улыбнулась сквозь слезы. – Как же ты меня напугала!
- Прости…
- Все хорошо! Ты очнулась, а это главное!
- А что было? – в горле першило, но попросить воды Наташа не решалась.
- Тебе стало плохо. Ты потеряла сознание, а нашли мы тебя не сразу. Думали, что спишь. Прости меня, девочка моя! Это я виновата…
- Не надо. Не извиняйся. И я не твоя девочка. Мам… Люба. Я много думала. Я хочу, чтобы ты меня вернула.
- Куда?
- В детский дом. Или в интернат. Как там правильно?
- Ты знаешь? – Люба выпрямилась.
- Да. Нашла документы, когда убирала.
- Давно?
- Нет. Перед лагерем...
- Наташа… - Люба опустила голову и замолчала. Наташа попыталась освободить пальцы, но Люба только крепче сжала ее руку, подняла глаза и заговорила. – Послушай меня. Я прошу у тебя прощения!
- За что?
- За всё. За все эти годы. За то, что я тебя не любила. Точнее не так. За то, что я тебе не давала ничего, что могла бы. Наташа, девочка моя, я была такой глупой. Я ничего не понимала. Не хотела понимать.
- Зачем вы меня взяли?
- Понимаешь… после того, как мы потеряли девочек… Я жила в каком-то аду. Все было и ничего не было. Не было мира вокруг, понимаешь? И твой папа решил, что раз мы не можем больше иметь своих детей, может быть мы сможем дать дом чужому? Такому же как мы? Обездоленному, у которого никого нет в этом мире…
- Вы хотели заменить мной девочек?
- Да… Наверное, да…
- Не получилось.
- Нет. Не получилось. Ты совсем другая.
- Я знаю.
Они замолчали. За окном начинался новый день, свет в палате помутнел, смешиваясь с дневным. Наташа молча плакала, глядя на ветки дерева, которое росло под окном ее палаты.
- Ната…
- Не надо. Не извиняйся больше. Вы дали мне очень много. Ты и папа. Вы растили меня. Я же видела, как живут другие дети. Вадик… А, ты занималась мной сама. Водила меня везде, делала со мной уроки… Ругала, если я что-то делала не так. Ругала, как родного ребенка. Спасибо за это…
- Наташа!
- Мне трудно говорить, не перебивай меня. Невозможно заставить себя любить кого-то. Можно привыкнуть. Можно сломать себя и заставить заботиться, но полюбить силком – нельзя. Ты сделала все, что могла. Сделала то, что планировала. Дала мне дом. А это много. Но, я понимаю, как тебе тяжело было жить со мной в одном доме. Теперь понимаю. И поэтому больше не хочу делать тебе больно. Я хочу уйти. Так будет лучше.
- Нет. Не будет. – Люба снова прижала пальцы Наташи к губам. – Сколько лет я цеплялась за то, чего уже нет, а то, что было рядом – не видела, не хотела замечать. И только когда поняла, что могу потерять и тебя, я узнала, что такое любить. Любить своего ребенка. Пусть ты родная мне не по крови, но ты стала моей за все эти годы. Родной моей девочкой… Я никому тебя не отдам, слышишь? И пусть не могу тебе пообещать, что мы ни разу больше не поссоримся или не будем выяснять отношения, я хочу, чтобы ты понимала. Что бы не происходило между нами – ты моя дочь! И может быть сейчас тебе будет даже сложнее, чем раньше.
- Потому что раньше ты делала все как для чужой?
- Да. Я не буду тебя обманывать. Да… Как для приемной, которая вырастет и уйдет.
- А сейчас?
- А сейчас буду делать, как для своей. Так что – держись! – Люба вытерла глаза и улыбнулась сквозь слезы. - Наташка, не бросай меня, а…
Наташа легонько пошевелила рукой и на этот раз Люба отпустила ее пальцы. Ната осторожно провела по щеке Любы кончиками пальцев, смахивая слезы.
- Не брошу… А ты меня…
- Никогда…
Они помолчали. Что-то изменилось в палате. И это было вовсе не солнце, которое как раз в этот момент решило, что пора заглянуть и проверить, а все ли здесь в порядке. И не гомон воробьиной стаи, усевшейся на ветке напротив окна, который вдруг ворвался в открытую форточку. Наташа вдруг показалось, что у окна стоит отец. Он кивнул, улыбнулся и прежде, чем она успела что-то сказать – исчез.
- Мам…
- Что, родная?
- Пить хочу.
- Сейчас принесу. Ой, я совсем забыла! Там Светка ждет со вчерашнего дня. Как тигрица билась с врачом, пока не пустил ее в коридор. Знаешь, а она хорошая… Зря я ее гоняла от тебя.
Наташа улыбнулась.
- А я тебе говорила.
- Плохо я тебя слушала. Теперь буду лучше. Ладно, сейчас позову ее и принесу тебе воды. Пока больше ничего нельзя. Чуть позже врач придет и тогда мы спросим, что можно. Мороженого хочешь?
- Очень!
- Пойду поищу его.
Люба вышла из палаты, в дверь заглянула Светка и Наташа вдруг подумала, что больше не видит вокруг черноты, которая стала привычной для нее последнее время. Той самой, что тонкой вуалью затягивала все вокруг, не давая рассмотреть мир и скрывая краски. Все было таким четким, ясным, что Ната удивилась.
- Ну что, подруга, жить будешь? – Светка вцепилась в спинку кровати и Наташа увидела, как побелели ее пальцы. Переживала. Ната улыбнулась и подмигнула.
- Буду! С чувством! С толком! С расстановкой! Как ты учила.
- Моя девочка! – Светка плюхнулась на стул у кровати и выудила из кармана шоколадку. – Ешь!
- Так может мне нельзя?
- А ты как лекарство!
Они жевали шоколад, и Наташа все время поглядывала на дверь.
- Помирились?
- Так мы и не ругались.
- Ты поняла.
- Ага. Свет, она моя мама…
- Точно?
- Ага.
- Так бывает. Не у всех материнский инстинкт просыпается сразу. А у кого-то и вовсе никогда не заработает. Радуйся! Повезло тебе!
- Свет…
- Аюшки!
- Как думаешь, стоит ей верить?
- Стоит попробовать, Наталка. Хуже уже точно не будет.
- Да, хуже не будет…
- А лучше – очень даже может быть! Хватит кукситься, подруга! Говорят, что шоколад способствует положительным эмоциям… Вот и не позорь людей, сделавших такое великое открытие!
Наташа откусила еще кусочек и улыбнулась.
- Так-то лучше! – Светка фыркнула и протянула подруге оставшийся квадратик шоколадки. – Тебе нужнее!
Спустя четырнадцать лет Люба возьмет на руки свою первую внучку и удивленно ахнет. Ребенок будет так похож на ее девочек, что она не поверит своим глазам.
- Я тоже заметила, мам. Удивительно, правда?
- И странно…
- А, по-моему, ничего странного. Все закономерно.
В палату заглянет Светка и подмигнет Наталье:
- Пошли на обработку, мамаша! Пусть бабушка наслаждается.
- Ох, Света, как же хорошо, что ты в городе была! Я спокойна была, что Ната у тебя рожает!
- Зря вы меня гоняли что ли? Теперь я понимаю ваш коварный замысел! Заставили учиться, чтобы было кому внуков принимать? – Светка рассмеялась и махнула рукой Наталье. – Пошли! А то у меня еще сегодня две плановых.
- Бегу! – Наташа с трудом переставляла ноги.
- Пока нет. Через недельку-другую будешь. Потому, что надо меньше было жрать! Я говорила? Четыре триста! Куда это? Еле щеки пролезли!
- Не ругайся! Она все слышит! Прекрасные у моей дочки щеки! Самые лучшие щеки на свете!
- Да кто бы спорил! – Светка взяла Наталью под локоток. – Не скучайте девочки – мы скоро!
Люба улыбнулась и прижала к себе внучку. Сколько всего было за эти годы… И хорошего, и плохого. Одно она знала точно. Они с Наташей всегда будут рядом, всегда вместе. И не потому, что так надо. А потому, что детей не выбирают. Они приходят сами и их просто нужно любить.
- Мне бы раньше это понять, мое солнышко! – Люба поправила пеленку. – И маме твоей было бы легче, и мне. Ничего! Главное, что теперь мы все вместе…