Талант, принесенный Персеидами

О Муслиме Магомаеве написаны сотни статей и книг, произнесены тысячи слов, снято несколько кинофильмов и телевизионных передач. Но при всем обилии информации никто и ничто не может заполнить образовавшуюся после его ухода звенящую пустоту в душе.

Конечно, все на этом свете когда-то заканчивается, а воспоминания крепко-накрепко привязаны к конкретным людям – хранителям памяти. У хранителей еще есть немного времени, чтобы попытаться рассказать хоть самую чуточку того, что осталось неизвестным.

Когда-то я уже пытался в форме литературного эссе выразить свое отношение к творчеству Муслима Магомаева, но затем понял, что для поставленной задачи надо обладать качествами, как минимум, равноценными Его таланту. А это мало кому дано и, совершенно точно, не мне.

Трудно сказать что-то свое, что-то такое, о чем не говорили и не писали другие. Тем не менее, попробую, максимально упростив задачу, собрать воедино несколько написанных ранее фрагментарных отрывков, которые никак не хотят превращаться в цельный сюжет. Хотя, может быть, это к лучшему: не придется ничего выдумывать, просто поделюсь тем, что имею.

Колонный зал, сольный концерт. Длинные красивые пальцы летят над черно-белым пространством концертного рояля. Такие пальцы могут принадлежать художнику, скульптуру или пианисту. Руки прикасаются к клавишам, оркестр смолкает. Музыканты оркестра становятся зрителями и слушателями. Звучат первые фортепианные аккорды. Заметно, что Муслиму Магометовичу нравится петь, аккомпанируя себе, можно позволить чуть-чуть больше свободы импровизации. По улыбающемуся счастливому лицу дирижера, временно отложившему свою палочку, понятно, что он испытывает неподдельную радость от возможности просто наслаждаться прекрасным искусством.

Память позволяет в мельчайших деталях воспроизвести интонации голоса, который невозможно не узнать. Он поет только для меня и только те произведения, которые я люблю, их точные слепки сохранились где-то в нейронный сетях моего мозга.
Звучит голос, а перед глазами чарующая пустота темно-синего звездного ночного неба середины августа, слегка мерцающие звезды, сгорающие частицы кометы, долетевшие до нашей планеты откуда-то со стороны созвездия Персея.
 
Его талант был подарком свыше, возможно, принесенным теми самыми Персеидами — яркими огоньками, проносящимися над Землей. От такого огонька «в туманном небе в давние года» зажглась звезда большого артиста. Конечно, именно так оно и было. Когда-нибудь в будущем метеоры сумеют зажечь новые звезды, но мне это уже будет безразлично.

После того концерта прошли годы, новые выступления, новая музыка. В Его голосе слышатся совсем другие интонации — это и тающая вдали тюркская синь, и неподдельная человеческая боль ноктюрна. Но Он всё также гениален и безупречен. Он всё понимает.

Становится как-то совсем грустно, но попробуем вернуться к самому началу, а точнее в шестидесятые годы прошлого века, чтобы вспомнить рассказ диктора Латвийского радио Вилмы Петровны Калея о встрече с Муслимом Магомаевым. Я, в свою очередь, попробую пересказать эту историю здесь:

— Здание Радиокомитета на Домской площади. Оставалось чуть более часа до начала записи интервью, в небольшой студии, плотно прижавшись друг к другу, с трудом разместились два десятка работников латвийского радио.

Муслим Магомаев, которого все так ждали, приехал заранее. Было это тем удивительнее, что обычно люди, привыкшие к всенародной славе, подъезжали либо в последнюю минуту, либо опаздывали на неопределенное время, заставляя всех нервничать и пытаться выяснить, куда запропастился «звездный» респондент. Но прибывший очень красивый высокий молодой человек был, как казалось, совершенно лишен какой-либо звездности. Наверное, в глубине души он прекрасно понимал степень своего таланта, однако изысканное воспитание гостя не позволяло никому из присутствующих ощутить себя человеком второго сорта.

Вилма Петровна, как только закончила вести прямой эфир, вошла в переполненное помещение:

— К моему удивлению, гость, ради которого все собрались, встал и слегка поклонившись, поздоровался со мною. Точно также он поступал при появлении очередной сотрудницы радиокомитета.

Внешность персидского принца и чарующий бархатный баритон производили неизгладимое впечатление на присутствующих.

Больше всего поражало умение Муслима Магометовича слушать задаваемые вопросы и отвечать на них так, чтобы не задеть ничьих чувств. Это было очень необычно для молодого человека, выросшего в послевоенные годы. Потрясающая врожденная интеллигентность и чувство такта, — это те слова, которыми Вилма Петровна охарактеризовала встречу с выдающимся певцом.

Давно это было, прошло шестьдесят лет, за которые изменилось практически все, очень мало осталось от того, почти безмятежного времени: может быть, только природа и небо еще кое-как сумели сохраниться.

Предрассветное небо становится темнее, уже не синее, а почти черное. Персеиды прошивают его огненными стрелами, прощаясь с Землей до следующего августа. Звезды как-то погрустнели, наверное, им тоже чего-то или кого-то не хватает.