Река моего детства

 Часто, в своих рассказах, я упоминал о реке под названием Мурня, она является одной из питающих артерией города Ахтубинска, одним из районов которого состоит слобода Владимировка. Река, с момента первых поселенцев, до настоящего времени обеспечивает город живительной водой, смягчает влияние палящего зноя степи, используется как транспортная магистраль для грузового и пассажирского водного транспорта.

По сути, являясь одним из протоков Ахтубы, река на старых картах обозначалась как Кирпичная, по нахождению на берегу её первого кирпичного завода, но прижилось местное название её Мурня, скорее всего от искажённого южнорусского диалекта «мурять», что значит нырять. Ещё при моей памяти, в районе кирпичного завода стояла деревянная купальня, где местные мальчишки и девчонки всё лето проводили летние каникулы, купаясь и загорая с раннего утра и до самого вечера.

Начав свою трудовую деятельность в Курской области, я долго не мог привыкнуть к местному выражению «он залился в реке или пруду». Оказалось этот диалектизм там означает, что человек утонул в реке или пруду. Это как приезжие не понимают наше слово подловка, с ударением на первую гласную, что означает чердак дома, где обычно сушилась на чалках солёная рыба.

В моём детстве река Мурня была значительно полноводнее и глубже, и что там греха таить – значительно чище. В районе лодочной станции и кирпичного завода длинное четырёхметровое весло деревянной лодки, не доставало до дна. Сейчас же появились отмели, где взрослый человек, в период межени, может спокойно стоять на дне реки, погружённый в воду всего по плечи, прямо напротив Центрального Извоза.

До середины шестидесятых годов, ещё можно было встретить конную повозку водовоза с деревянной бочкой, в которой вода доставлялась для различных технических нужд коммунального хозяйства города. Старая кляча, безразлично и совершенно не спеша, тянула телегу с загруженной в неё большой дубовой бочкой по одному и тому же маршруту, совершенно не обращая ни какого внимание на тявкающих собак, попадавшихся на её пути.

Запомнился один забавный случай, произошедший в те счастливые времена нашего детства, с моими старшими братьями. В школе, стараниями замечательного педагога Юрия Алексеевича, организовывался струнный оркестр. Музыкальные инструменты собирались по всей слободе и не только. Детвора притащила, валявшиеся по сараям и чердакам без дела, различные балалайки, мандолины, гитары, трещотки и свистульки.

Кто-то принёс даже контрабас с полным набором струн но с оборванной тетивой смычка, а в загашнике школьного склада отыскалась барабанная установка, но совершенно без ударных палочек. В магазинах нашего города недостающего днём с огнём не найти, но голь на выдумки хитра. Братья давно присматривались к лошадиному хвосту живого транспорта водовоза. Из него можно было сплести тетиву смычка для контрабаса, а из короткого охвостья получились бы хорошие ударные части для барабанных палочек.

Маршрут водовоза многие годы не менял своего направления, после залива в бочку воды, он непременно делал остановку у ближайшего магазина в районе центрального парка, где сам водовоз заправлялся стаканчиком дешёвого винца, под красивым названием – вино «Плодово-ягодное» или «Дары осени». Лошадь оставалась у дверей магазина совершенно без присмотра, с безразличным видом и полным отсутствием смысла во взгляде, дремала согретая весенним солнышком.

Проследив очередной поход водовоза в магазин, ребята с линейкой подобрались к лошадиному хвосту, где их ждало разочарование. Хвост был не только короток, но ещё и волос был слишком тонок и сёкся по всей длине.

Видимо судьба сжалилась над ребятами. Пока они измеряли хвост у престарелой клячи водовоза, к магазину на вороном коне подъехал извозчик продуктового фургона. Вместе с накладными на продукты извозчик скрылся за дверями склада магазина. Хвост вороного коня идеально подходил для музыкальных инструментов, недолго думая ребята отчекрыжили его овечьими ножницами. Это особые ножницы – ими каждую весну стригут овец, снимая зимнее руно для домашних нужд.

Два квартала гнался конюх за ребятами, всё кричал и милицией стращал, будто это у него хвост отрезали. Из хвоста того коня тетива вышла просто класс и оркестр школьный враз, получил свой контрабас. Барабанная установка тоже заиграла по-новому, как в настоящем музыкальном коллективе.

Спуск к реке Мурня был не просто прорыт в глиняной горе. После одного из обильных ливней можно было увидеть всю структуру устройства дорожного покрытия Большого Извоза. На утрамбованную глиняную подошву укладывались просмолённые фашины из связок тальника, поверх которых плотно укладывался булыжник разного размера, всё это трамбовалось, получилась булыжная мостовая, прослужившая многие годы.

В самом конце шестидесятых годов, военные строители уложили поверх булыжной мостовой спуска к реке, а также по улице Пушкина и частично по улице Фрунзе слой бетона, высотой двадцать сантиметров. Несмотря на «старания» коммунальщиков, постоянно пытающихся бездумно раздолбать его сикось-накось отбойными молотками, эта дорога служит до сих пор.

Почти всё своё время мы проводили на реке. Летом, пока родители были на работе, мы уходили на берег Мурни, где прямо у спуска был организован дикий пляж. Летом, с началом летних каникул, уже с раннего утра, толпы моих сверстников устремлялись на этот пляж, спасаясь от жары и зноя.

Многие не уходили даже на обед, питаясь пойманными тут же речными бычками, раками или на худой конец жареными на костре ракушками-беззубками. Бычки и раки обнаруживались в пустых железных банках или затопленных покрышках от автомобилей, которые специально притапливали в районе пляжа.

Речные раковины беззубок были повсюду, достаточно было пройти метров пять-шесть, у тебя в руках обильный улов. Они вскрывались, из них выбрасывалось всё за исключением мясистой толстой ножки, которая насаживалась на прутик или проволоку и зажаривалась на костре. Бычки и раки варились в найденных здесь же пустых консервных банках.

   Детвора загорала за лето до бронзового цвета, лишь у некоторых ребят кожа плохо принимала загар, они облазили за лето по несколько раз. Волосы приобретали цвет спелой соломы. К вечеру матери, после работы, выходили на крутой обрыв и звали своё чадо до дома. Ответом было непременное «Сейчас», но никто не торопился покидать пляж. Лишь угрозы матери, погнать чадо до дома хворостиной, было действенным способом отправить дитя на ужин.

Тут тоже были свои «подводные камни». Тому, кто первый покидал пляж, устраивали «хали-гали». Поддавшись на шуточные угрозы матери, купальщик шёл обмыться от пляжного песка и направлялся в сторону дома. Его уже поджидала орава его товарищей, которые дружно опять обсыпали его сухим песком, на что он должен был опять возвращаться к реке для обмывания.  Так до бесконечности, в результате плюнув на песок, незадачливый купальщик бегом убегал, иногда с рёвом, от своих товарищей.

Всё равно, пока поднимешься по склону извоза, тело высохнет, песок сам собой осыплется. Дома мать всё равно загонит в душ мыться после купания, предварительно стащив испачканные в песке трусы для стирки. Душ представлял собой небольшое помещение с железной бочкой на крыше, где за целый день вода на солнце нагревалась до горячего состояния.

На плашкоутах или на небольших паромах колхозные баркасы перевозили по реке крупный рогатый скот на острова для откорма. На паромах возили и людей для посадки картофеля в займище. В районе центральной почты была оборудована деревянная лестница с небольшим причалом, куда причаливал речной трамвайчик в период половодья для поездок из Владимировки в посёлок Петропавловку или город Чёрный Яр, находящийся на противоположном берегу Волги.

Ранним утром любители рыбалки, ещё до восхода солнца, забирались на причаленные у берега деревянные лодки, откуда был лучший клёв. На глубине рыба клевала лучше и крупнее, да и видовой состав её был значительно богаче. Но не всегда это нравилось хозяину деревянной лодки, поэтому, чем раньше рыбак занял место на лодке, тем меньше шанс встретить её хозяина, наловить рыбы и вовремя смотать удочки с лодки.

Зимой на реке жизнь не замирала, а продолжалась, но уже в ином качестве. После устойчивого ледостава, река превращалась в ледяную дорогу, по которой на санях, а чуть позже на машинах перевозили из займища скошенное весной и летом сено, перевозили после откорма бычков и овец. Везли заготовленные и купленные в лесхозе брёвна на дрова. Погожим деньком, особенно по субботам и воскресеньям, любители подлёдного лова разбредались вдоль зарослей тальника в поисках хорошего улова.

С наступлением устойчивых морозов на стадионе в военном городке заливали каток, но местная детвора предпочитала кататься на коньках на реке, здесь же разворачивались хоккейные баталии класса на класс. Было это не безопасно, особенно в период зимних оттепелей, но всё равно местная ребятня продолжала кататься по реке на коньках, лыжах или санках.

Мой средний брат любил рискованные спуски на лыжах с самой вершины кручи, а я предпочитал катание на санках, когда летишь с вершины снежного заноса, подруливаешь на лету на крутых поворотах, а потом санки выносят тебя на самую середину реки. Иногда мы с братом совершали вечерние прогулки на лыжах по льду. Брат приходил после работы, а я, к тому времени уже сделав домашнее задание, поджидал его во дворе с лыжами.

Лыжи надо было натереть свиным салом и отполировать бархоткой, тогда они скользили по снегу без проблем. Мы брали лыжные палки, выходили через калитку со двора, там надевали лыжи и вот он спуск к реке прямо у наших ворот. Съехав по пологому склону на поверхность льда реки, мы не спеша шли мимо вмёрзшей в лёд лодочной станции по направлению к Зелёному острову, темнеющему вдали за кирпичным заводом.

Шли и делились новостями, случившимися за день, или брат рассказывал какие-то интересные истории. Через год брат уехал учиться в институт, а ходить на лыжах в одиночку уже было не интересно, но как только он приезжал на зимние каникулы, мы обязательно выбирали время, чтобы походить по льду реки на лыжах.

В зимнее время темнеет рано, но это для нас было не беда. Вдоль обрыва наверху стояли столбы с фонарями на них. Не какие-то импортные дорогущие, а обычные лампочки вкручены в патрон под железным козырьком от дождя, и просто и светло. Мостки лодочной станции тоже освещались прожекторами, у подножья горы, в металлических ящиках владельцы лодок хранили своё имущество и лодочные моторы,  там же лежали и лодки, следила за всем этим круглосуточно охрана. Свет от прожекторов хорошо освещал замёрзшую реку до противоположного берега.

Идёшь не спеша, над тобой бездонный купол неба, усыпанный миллиардами звёзд, месяц прячется за редкие тучи, а в отблеске прожекторов искрятся миллионы лёгких льдинок, в которые превращается твоё дыхание. Воздух морозный, чистый, чуть-чуть с запахом печного дыма, если ветер дует со стороны Владимировки, или с запахом подвяленной скошенной травы от стоящих на противоположном берегу стогов сена.

Хорошо, а вокруг тишина, слышно только как бьётся твоё сердце, или скрепит, трещит и ухает лёд под твоими лыжами. Собак не слышно, забились они в тёплые конуры от мороза и без надобности не высовывают оттуда даже носа.

Весной разливается Мурня, затапливая низины и полои. Полоями называют у нас заливные луга или поля, где весной нерестится рыба и из икринок вылупляются мальки. В полоях вода быстрее прогревается из-за малой глубины, а в тёплой воде мальки быстрее растут, так как хорошо питаются зоопланктоном, хорошо растущим за счёт питания фитопланктоном, обильно растущим на свету в тёплой воде. Мелкое дно в полоях всегда мягкое, так как покрыто затопленной свежей травой, к которой хорошо приклеиваются икринки рыб после нереста.

В последнее время «дикого капитализма» энергетики окончательно уничтожили огромные популяции рыб в прошлом, сбросом или наоборот удержанием воды в водохранилищах волжского каскада гидроэлектростанций. Воду массово сбрасывают зимой, когда она не нужна совсем и наоборот подают к местам оставшихся в понизовье нерестилищ мало воды, недостаточной для заполнения их, или подают, но на очень короткий срок так, что вся икра остаётся высыхать на берегу. При этом во всех бедах рыбного хозяйства винят браконьеров и изменение климата.

Лодки у нас своей не было, да и особой надобности в ней не было. Как только я подрос чуть-чуть, то стал брать деревянную лодку с мотором Л-6 у соседа. Другой сосед, двор которого примыкал к нашему, склеил себе водомётный катер из стеклоткани и эпоксидной смолы, установив туда двигатель от автомобиля «Волга». С его сыном, одного со мной возраста, мы носились на этом катере в разлив, по рекам, катая знакомых девчонок. Как они пищали от восторга! Проблема была только достать побольше бензина для двигателя.

Сейчас река довольно сильно обмелела и очень сильно зарастает, виной тому, как и во всей России, отсутствие дноуглубительных работ не только в реках, но и в водохранилищах. Берега водохранилищ размываются и оплывают, уменьшая глубину, что ведёт к сильному обмелению последних. Малая глубина при огромной площади водного зеркала приводит к сильному испарению воды, уменьшающему объём запаса и недостаточного стока воды по рекам.

Герой одной старой комедии пел, что «без воды и не туды и не сюды». Нет воды – нет жизни. Без реки Мурни не станет и города. Превратившись в затхлое болото, она станет источником инфекций и болезней. Когда-то она была полноводной, по ней ходили баржи с грузом. В посёлке Петропавловка стояла двухэтажная пристань, к которой причаливали туристические теплоходы, были ежедневные рейсы «Ракет» и «Метеоров» в Астрахань и Волгоград.

В районе бывшего консервного завода, ранее располагалась Мамаева пристань, там до сих пор торчат из воды остатки бетонного дебаркадера, где грузили на баржи, добываемую на озере Баскунчак, соль и выращенные в астраханской степи арбузы, всё это везли по рекам на ярмарку в Нижний Новгород. Теперь там очень мелко, протока к реке Мурне уже почти заилилась и заросла осокой.

Как изменить это в лучшую сторону, вывод напрашивается один – в эпоху «эффективных менеджеров» это не возможно.