Фамилия

Глава 31
Однажды в нашей семье вдруг встал вопрос о фамилии. И подняла его Тамара.  Тут и мы все в голос стали поддерживать её:  старший брат Константин поменял чужую фамилию на свою,  исконную,  так почему бы и папе не  отправить запрос и тоже не вернуть  родную фамилию?  В конце концов, отца уговорили, да ему, наверное, и самому было интересно, как повернутся события.

Через некоторое время из Тюмени пришел ответ. Точнее, в конверте был   единственный документ: свидетельство о рождении с пометкой «повторное». Фамилия была нам незнакома, мы о ней даже никогда и не слышали. А имя принадлежало нашему отцу. Вместо отчества – прочерк, как и следовало ожидать. Место рождения то самое Челноково, имя матери нам тоже известно. А вот  дата рождения и сама фамилия всех смутили.

Хорошо, решили мы, дату рождения могли поменять приёмные родители при усыновлении ребёнка. Но замена эта почему-то была  радикальной:  мальчик за один день повзрослел на целый год! Во всех отцовских документах значилось, что он родился 1 января 1895 года. А на самом деле Игнатий появился на свет 15 декабря того же года. «Папа, – подшучивали мы, –  когда ты родился, тебе уже было одиннадцать с половиной месяцев! Ты уже ползать умел?». То ли ошиблись новые родители, то ли умышленно добавили сыну этот год, – возможно, такое желание было вызвано какими-то  материальными  выгодами. По этому поводу мы не стали много гадать. А вот фамилия завела нас в тупик.

Во-первых, если сын – Есовских, то почему мать – Есовская?  Откуда этот разнобой в окончаниях?  Гораздо позднее я узнала, как пишутся польские фамилии: пан Есовски и пани Есовска.  Но отцовские документы были изготовлены в России и к непонятным фамилиям  здесь решили применить свои правила.  Неизвестный чиновник, недолго думая, к каждой  фамилии  добавил     по одной букве: к мужской – букву «х», к  женской – «я». Получились две разные фамилии, но никто не удосужился или просто не догадался привести их к одному звучанию.

Но как бы там ни было, решили мы всё же поменять фамилию. Хотя мне, например, новоиспеченная фамилия совсем не понравилась, фамилия  нашего  братки была куда звучнее, а значит, красивее. Тамара долго с делом не тянула и поехала в районный город Тюкалинск.  Вернулась оттуда несколько обескураженной: в смене  фамилии и документов ей не отказали, но благоразумная опытная работница,  к которой обратилась сестра,  резонно заметила:

– Вот вы, девочки, сейчас фамилию поменяете, а  года через три-четыре снова придётся менять, когда замуж выйдете.

С этим не поспоришь, согласились мы. Стоит ли заморачиваться? Да и фамилия какая-то, не очень…

А отец отказался менять фамилию, так и остался до конца своей жизни Гориным.

Кстати, новую, неизвестно откуда взявшуюся фамилию, я тоже нашла в реестре «Наследники шляхты и дворянства» – Je;owski. И здесь в написании не совпадает лишь одна буква: Есовски и Езовски.
Так,  где же  по чьей-то вине затерялась наша фамилия?  Никто не знает.

Летом 1963-го года родители собрались съездить в Иркутск, где, как они говорили, у них было двенадцать  семей родни. Я уже упоминала, что папина сестра была замужем за маминым братом, и жили они именно там, в этом старинном сибирском городе. Их дети были родными племянниками и папе и маме. Жили там и другие родственники, так что вполне можно было насчитать такое количество кровных семей. После этой поездки к нам начали прибывать в гости то одни, то другие сородичи. Мне запомнилась тётя Ульяна, папина сестра, потом  нас  навестила  племянница, а, стало быть, наша двоюродная сестра Валя Лумпова, но уже не помню, кому она доводилась дочерью. Фамильные связи были возобновлены.

Мы продолжали жить под привычной  фамилией, ставшей нам родной с рождения. Жизнь шла своим чередом. Папа купил Людмиле аккордеон, и она несколько лет часами могла заниматься музыкой по самоучителю. Занятия  увенчались успехами, сестра начала  подбирать на инструменте свои мелодии к чужим стихам. Потом стала писать песни на собственные стихи. Возможно, кто-то из кошкульских  жителей и сейчас помнит трио сестёр Гориных, выступавших на клубной сцене со своими песнями под аккомпанемент аккордеона.

Старшая Тамара поступила в педагогический институт на факультет иностранных языков в Омске.  У меня в школе было несколько любимых предметов, в том числе немецкий язык. Приезжая домой, Тамара учила меня правильному его произношению.
Там, в Омске, сестра встретила Виктора Боборнёва, своего бывшего одноклассника.
 
Они учились в восьмом классе, когда на одном из уроков через Тому перелетела записка и упала на парту Виктора, сидевшего впереди неё. Он развернул бумажку, прочитал, снова свернул и передал её Тамаре. Послание прилетело  от Лиды Русановой. Содержание  несколько озадачило Тому: «Ты что, не видишь, что ты нравишься Боборнёву?». Недолго думая,  она ткнула Виктора в плечо и спросила: «Чо, правда, что ли?». Он положил голову на парту и промолчал.

Тамара в ту пору была редактором классной стенгазеты, вместе с другими редакторами участвовала и в выпусках общешкольной. Сами писали заметки, сами оформляли стенгазету, а вместо клея, которого в продаже тогда и не было, пользовались варёной картошкой. Поэтому у Тамары в кармане школьного фартука частенько можно было обнаружить этот незаменимый для школьной журналистики продукт. Им и воспользовалась Тамара, когда вдруг захотелось подразнить влюблённого мальчика. И если мальчики дёргали за косы девочек, к которым были неравнодушны, то Тамара решила, что ей не возбраняется помазать затылок Вити картошкой.  Реакция была неожиданной: уши Витькины покраснели чуть ли не до пунцового цвета, но он даже не повернулся. Как он отмывал клейкую картошку от своих волос, осталось втайне, но если процедура смазывания затылка повторялась, реакция оставалась такой же и в конце концов Тома потеряла к этому занятию всякий интерес. А после окончания девятого класса Боборнёвы уехали из Нового Кошкуля. С той поры Тома с Витей ничего не знали друг о друге.

У Виктора тоже не всё в порядке было с фамилией.Трудно сказать, чем руководствовались служащие советских  ЗАГСов и сельских советов, коверкающие имена и фамилии при выписке документов. Белорусская семья Виктора искони носила родовое имя  Боборень. Его же получили старшие дети, а вот младшие приобрели «обрусевшую» фамилию по прихоти недалёких, но уверенных в своей правоте сотрудников, ведающих  гражданской документацией,  и стали Боборнёвыми. Таким образом,  родные по крови братья и сёстры имели разные фамилии.

На свадьбу поехали родители и Людмила, оставив меня на нашем немаленьком хозяйстве.

Последние два года мы учились уже в новой двухэтажной школе с кабинетом физики, актовым и спортивным залами. Я пошла в одиннадцатый класс,  когда наша средняя сестра поступила в Уральский госуниверситет на факультет журналистики после года работы в районной газете «Знамя Ильича».  Тамара же из-за болезни оставила институт,  и они с Виктором приехали в Новый Кошкуль. Виктор стал работать на тракторе, Тамара заведовала сельской библиотекой. Здесь,  через несколько лет после первенца Димы,  у них родилась  дочка Валерия. С ними обоими мне довелось поводиться.

Через одиннадцать  лет я вновь посетила те места, куда нас с Людой много лет назад возили родители.  Летом 1966 года сдала восемь выпускных экзаменов, получила аттестат зрелости и мама решила сделать мне подарок: «Съезди к тете Наташе в гости», — сказала она. Тетя Наташа, родная по матери папина сестра, жила в Тюменской области, в деревне Спирино  Абатского района, и много лет была там председателем сельского Совета. Замуж она вышла за вдовца с маленьким сыном Гришей, своих детей у нее не было, и тетя Наташа очень любила пасынка.

Когда я окончила  школу, Гриша уже учился в сельскохозяйственном институте в Омске на инженера сельхозмашин. Я с ним никогда не общалась, возможно, в глубоком детстве и видела его однажды, но просто не помнила. Однако у моей старшей сестры Люды было заочное с ним знакомство, — они некоторое время писали друг другу письма и он прислал ей свою фотографию.

...Несколько часов плацкарта, станция Ишим. На автовокзале я попыталась купить билет до Спирино. Билеты были только на завтрашний день, поскольку количество рейсов сократили из-за карантина: какой-то болезнью занемог крупный рогатый скот. Дело шло к вечеру и, как выяснилось, автовокзал на ночь закрывался. В конце концов в зале осталась я одна и уборщица, пришедшая мыть пол. Не помню, каким образом я уговорила ее оставить меня ночевать в пустом здании, запертом на замок. В полном уединении я долго читала книжку, пока не задремала и, памятуя наказ моей спасительницы, выключила свет.

Утро наступило в половине пятого с лязгом открываемой двери. Постепенно зал наполнялся страждущими уехать пассажирами. До моего рейса было еще несколько часов и я просто наблюдала за людьми. Увидела невысокого белобрысого парня и сразу узнала Гришу. Вдохнула полной грудью и направилась к нему. Гриша ехал домой на каникулы после сдачи летней сессии. С минуту он оторопело глядел на меня, когда я назвала его по имени, потом уточнила фамилию, и, наконец, призналась, что я его сестра и еду к его родителям в гости. У Гриши был билет на другой рейс, часа на три раньше моего. Теперь была его очередь суметь уговорить водителя автобуса взять меня с моим же билетом в свою машину. Поистине, мне повезло с ишимскими работниками,- я поехала вместе с Гришей.

Я пробыла там две недели. Мы с Гришей подружились. На его мотоцикле мы объездили все те места, которые я помнила по своему первому путешествию. Но дяди Фили тогда уже не было в живых, а дети его уехали из Челнокова. Дяди Васи тоже уже не было, да и Гриша его почти не знал. На кордоне жили другие люди. Мы катались по самой кромке обрывистой реки Ишим, ездили еще куда-то, в места, которые с детства нравились Грише. Однажды тетя Наташа приболела, и я взялась доить их корову, которая паслась в стаде на другом берегу Ишима. Впервые я попала на паром: дважды в день мы с братом переправлялись с берега на берег, он разыскивал в стаде корову. Она была смирная и позволяла мне спокойно доить ее.

Вернувшись домой, я окунулась в новые для меня дела и заботы. Грише я написала, может, два или три письма. Потом отвечать то ли не стало времени, то ли пропал интерес. Не знаю. Больше мы с ним не виделись.