Лесные законы

Зимнюю куртку хоть выжимай, взмокла от пота насквозь, но не скинешь, чтобы освежиться. Днем было двадцать семь, а под вечер – под тридцать - мороза.

Собирая чебака (плотва) по лункам, матерился, мелочь. Где же прошлогодние великаны? Речка вроде та, и по карте, да и без нее не перепутаешь: после зимней переправы на Оби ушли влево, две «верблюжки» – горки с крутыми подъемами и спусками преодолели, три братца ручья, за коряжиной в высоту метров на пять,  узкая просека уходит вправо, и стоянка. От нее до избы еще с километр сквозь снежную гладь высотой в метр, а местами в приямицах и более. И вот эта сказочная речка Ушья перед тобой, с огромными чебаками. Но их нет.

Дед, завидев меня, щерится.

Развожу руками:

– Везде мелочь, – плачусь, – дошел до бугра и там тоже.

– Какого такого бугра? – удивляется Фанасич.

– Так видно подвижка льда была, наломала его до сюда, – провожу рукой по горлу.

– Вот за ним, зятек, и – вся рыба. Не прошла значит-ца сюда, лед задавил ей проход. Не пробовал за той горой рыбачить?

Мотаю головой.

А дед, не поверишь, что ему уж далеко за семьдесят, как молодец вскочил, вытащил донку, бур и пошел по моему следу.

– Иди, проводи, – советует его друг Григорьич.

Мог бы и не напоминать, пошел вдогонку за тестем. Белого дня осталось меньше получаса, а до горки? Оказывается, недалеко.

Еле пробились через лапы старого ельника, обошли эту гору наломанного льда, дед тычет мне, где пробурить. Под самым берегом лед тонкий, хитер Фанасьич. А себе думаю, по центру лунку сделать.

Только сделал несколько оборотов бура, глянул на тестя, а его скрутило. Бросился к нему на помощь, а оказывается ошибся, это он рыбу из лунки с громким стоном тащил.

Великанище чебак, весь в огромной шершавой шелухе ворочается по верху снега, но ни как его не пробьет своей тяжестью. Туда вильнул хвостом, сюда, да и замерз, превратившись в букву «С» из темного серебра. А тут же и второй…

Бурюсь в двух метрах от тестя под бережком, бросаю в лунку тяжелую мормышку, и сразу – удар, окуневый. Затаив дыхание вываживаю рыбину на лед. Но не полоса это, как думал, а чебачище с пол кило. Ну, может чуть меньше грамм так на сто-двести, а дух захватывает.

Дед песню напевает, я – на «барабанах» ему вторю. Совсем темно стало.

- Пора, Витька, - поставил точку Фанасьич. – Завтра все сюда придем, соберем урожай…

…Избушка мала, кто-то на двоих ее построил. Третьему придется сидя спать, на полу, уткнувшись спиной в нары. Труба краснеет, гудит, кастрюля ненасытная, сколько не набиваешь ее снегом, тает тот, а вода на донышке.

Уха отменная получилась, хоть без лука с картошкой, а плотная от рыбьего мяса. Наелись до отвала. Хорошо о чае позабыли, храпят старики. Меньше дел. Вытянул ноги, как мог, и провалился в сон. Несколько раз просыпался от холода, в печку дрова подкидывал, и, млея от жары, снова засыпал.

Дед дергает меня за ворот, рыба в мешке, который оставил у избы - пропала.

Темно, чтобы след вора рассмотреть. Фонарик помог. Бороздка мелких следов по снегу привела к огромной ели и исчезла.

– Та, – махнул рукой, – а в доме она бы испортилась от жары, – оправдываюсь перед тестем. – А к машине с километр еще плестись, и так с вами вымотался, – смотрю на Фанасьича. Молчит. – Сегодня наловим рыбы, и в машину ее сразу отнесу.

– Ладно, – с обидой отмахнулся дед. Собрался, и ушел за «горку». А на часах только шесть утра, до рассвета еще три. Рыбак, что говорить.

Ворочался на дедовых нарах, уснуть не мог. Смотрю на часы, половина девятого. Растолкал Григорьича, сказал, чтобы по следам нас искал, и отправился к тестю. И – повезло! А вот Григорьич, опоздавший, заныл – удачу пропустил, опоздал, клева не стало. Хотя, это как сказать. Его семь «поленьев», язей за килограмм каждый(!), против небольшой горки моих чебаков, каждый грамм по триста, как сказать. Просто Григорьич, такой человек, и к своей удаче относится слезно, мол, а мог еще и больше поймать. Хитрец…
Найти бы и мне таких «поленьев», как у него, или, хотя бы «полешек» – чебачков, сорожек, как у меня… Тут, там бурюсь, ищу рыбу. Нет клева!

Вдруг дед выматерившись, черпалкой по лунке ударил, потом, минуты через три – еще раз, еще.

- Выдра, да не одна, - смеется он, - семейство целое. Раньше его здесь не было, ниже на километр. Расплодились.

Не верится, всматриваюсь в лунки, и точно, то там, то здесь выдры мордочка вылезает, да еще и фыркает, пугает нас.
– Не дадут нам рыбы наловить, пока не наедятся, – сетует Фанасьич. – Пошли в избу, чаю попьем, а рыбу и мою, и свою в машину тащи, зятек.

А куда деваться, кому здесь не семьдесят, а пятьдесят: молодого нашли.

У избы соболя встретил, вора нашего. Поглядывает из дровницы. Пока нас не было, прогрыз мой замороженный рюкзак, что на гвозде висел, и рыбку из него потаскал.

Прав дед, нужно рыбу в машину тащить, а не то пустыми будем…