Шляпка

               Если Марине Петровне не изменяет память, в тот год осень как обычно пришла неожиданно. Только что было дождливое, холодное, но всё-таки лето, и вдруг, здрасьте – пожалуйста, осень.
               «Здрасьте – пожалуйста», — любимая присказка круглого, всегда румяного, словно только что вынутый из печки колобок, начальника отдела, в котором работала Марина Петровна, и которую незаметно для себя переняли сотрудники. Начальник был строг, педантичен… Впрочем, рассказ не о нём, а о шляпке…

               Шляпка может изменить женщину до неузнаваемости. Она сделает незаметными поношенные сапожки, не самое модное, и, увы, не самое тёплое пальтецо… Короче говоря, она может всё, но носить её надо гордо, с прямой спиной и высокоподнятой головой…
               О том, как с прямой спиной и высокоподнятой головой залезать в переполненный автобус, торопясь забрать ребёнка из детского садика, Марина Петровна (тогда просто Марина), увидевшая в витрине магазина шляпку, конечно, не подумала…
               А кто на её месте подумал бы? Это же была не просто шляпка, это была мечта… Насыщенный болотный цвет идеально подходил к пальто, благодаря большим опущенным полям глаза Марины казались более выразительными и глубокими, а серебристый шнурок и небольшая брошь, украшающие тулью шляпы, делали её хозяйку загадочной дамой. Во всяком случае, Марина так считала, а кто же рискнёт оспаривать мнение женщины о шляпке?

               Была ещё одна проблема, о которой не подумала Марина, покупая шляпку. Рабочий день заканчивался в половине шестого. И ровно в половине шестого к дверям академического института, в котором работала Марина, подъезжал автобус, на котором ей надо было ехать в детский сад за дочкой. Следующий автобус приходил через полчаса, полчаса занимала дорога, и, если бы Марина не нарушала каждый день на три минуты трудовую дисциплину, в садик она приезжала бы последней, когда всех детей уже разобрали.
               Марина за полчаса приходила на работу, весь перерыв не отходила от кульмана (всё равно продуктовых магазинов рядом не было, и стоять в очередях, «добывая» продукты, приходилось мужу), но всё это не имело значения в глазах Колобка, как, впрочем, и трудового законодательства, которое Марина злостно нарушала.
               Надо сказать, Марине нравилось разрабатывать нестандартное оборудование, которым занимался отдел, у неё были хорошие отношения с коллегами, как оказалось, сохранившиеся на долгие годы, даже Колобка Марина ценила и уважала как профессионала. Тем не менее, стоило только подумать о слезах дочки, когда всех детей уже разобрали, и малышка осталась в группе одна, как Марина накидывала на плечи пальто и по боковым лестницам бежала к выходу из института, обещая себе: «Последний раз. Если сейчас встречу Колобка, тут же кладу заявление ему на стол и увольняюсь».
               Шляпку, вместо того чтобы украшать ею гордо поднятую голову, приходилось, сминая поля, прятать то под пальто, то запихивать в сумку. Почему-то Марина считала невозможным нарушать трудовую дисциплину в шляпке-мечте…

               Прошли восьмидесятые годы, пролетело лихолетье девяностых, шляпка заканчивала свои дни на антресолях как напоминание о молодости. Но однажды дождливым осенним днём Марина Петровна встретила бывшего Колобка, превратившегося в худого сморщенного старичка. Он раскрыл над ней зонтик и, глядя на седину, заполонившую некогда густые каштановые пряди Марины Петровны, укоризненно произнёс:
               — Здрасьте – пожалуйста… Всё бегаешь? И по-прежнему без головного убора? — улыбнулся, превращаясь в прежнего Колобка. — Я уж так старался не выходить из кабинета, когда ты на автобус спешила. Если к начальству вызывали, специально по самым дальним лестницам ходил. И, надо же, как только на один пролёт поднимусь, как тут ты, здрасьте – пожалуйста, спускаешься…
               Колобок помолчал. И, продолжая улыбаться, вдруг сказал:
               — Изредка ты надевала совершенно замечательную шапочку… И была в ней такая красивая… Помнишь?
               — Помню, — кивнула Марина Петровна. — Мне почему-то никто не говорил тогда, что я в ней красивая…