Рождественский боб

В банке лежали бобы. Все как на подбор, крупные, вытянутые, глянцево поблескивающие темно-красными боками. Хотя, где там у боба-  бок? Кажется, со всех сторон один сплошной бобовый бок.
А почему темно-красными? – возможно, спросите вы, вспомнив зеленый цвет бобов? Ну, боб там или фасолина, кому как нравится называть. Вот хозяйке, например, слово «боб» нравилось больше.
- А потому, что емкое, короткое и звучное,- объясняла она.
Так что да, в банке лежали бобы. И довольные собой, смотрели сквозь стекло на мир вокруг. Мир был не очень большой, он ограничивался кухонным шкафом и состоял, в-основном, из банок, заполненных макаронами, рисом, сахаром, кофе… - больше бобы не могли разглядеть, хотя и очень старались, потому что были довольно-таки любопытными.
- Мы вообще разносторонне развитые,- заявляли бобы.
- В смысле, из вас можно приготовить разносторонние блюда? – посмеивались их соседи-макароны.
Бобы слегка наливались краской.
- Конечно, вас-то только сварить и можно. Макароны с сосиской – вот и весь деликатес.
- А… а… а… А макароны с сыром? А с соусом песто? А паста Карбонара? А запеканка из макарон, в конце концов, старая добрая запеканка?
- Из несъеденных накануне сваренных макарон? Все что вы перечисляете – это просто-напросто сваренные макароны с разными добавками.
Макароны бледнели и не находились, что ответить. А бобы гулко посмеивались. Гулко – потому что банка была плотно закрыта завинчивающейся крышкой, и любые звуки из нее звучали гулко.
В-общем, так и проходили их дни. Шкафчик открывался, хозяйка брала то одну, то другую банку, отсыпала из нее продукты – и вот верхние макароны-фасолины-сахар-и так далее, напомню, бобы не могли увидеть, кто там стоял дальше – исчезали, те, что были снизу, оказывались сверху и ждали своего дня, когда и их насыпят в кастрюлю или миску, освобождая место для новых. Несколько печально, кажется мне, но продукты нисколько не горевали, потому что для того и были куплены, принесены домой и насыпаны в банки. Их жизнь была не очень длинная (это не считая той ее части, когда маленькое зерно в земле давало сначало корень, потом тонкий росток, и развивалось, развивалось, пока не вырастало растение, с которого потом и собирали урожай люди – ту часть своей жизни они ценили, но плохо помнили), зато интересная. Во-первых, рядом постоянно оказывался кто-то новенький, с новыми сплетнями и известиями. А во-вторых, было крайне занимательно гадать, что же из них приготовят.
- Суп!
- Салат!
- Лобио!
- Ло-чего?
- Такое грузинское блюдо, я видел картинку в журнале на столе, хозяйка изучала рецепт. Там фасо… Бобы, - поправился боб, - разные специи, зелень. В-общем, красота неимоверная.
- Ну ладно, лобио, так лобио.
- Каша!
- Ну, это вряд ли.
- А почему нет? Если суп выкипит, как раз каша получится, разве нет? Было на прошлой неделе, помните, хозяйка отвлеклась и не уследила.
И вот однажды зимним темным вечером хозяйка достала банку с бобами, отвинтила крышку и, против обыкновения, не стала никуда высыпать твердые гладкие бобы, которые были готовы весело застучать друг о друга и о посудину, а достала рукой один маленький боб. Всего один боб! Закрыла крышку, поставила банку на полку и закрыла шкаф.
Боб лежал на блюдце. Куда его положили, и нервничал. Он чувствовал себя одиноко. И странно. И очень неуютно. Потому что не понимал, что с ним дальше будет. Кому он тут нужен совсем-совсем один?
Хозяйка между тем что-то смешивала в миске, добавляла то одно, то другое, а боб лежал и молча смотрел на это.
Потом она достала большую форму и начала выкладывать в нее тягучую, медового цвета массу – тесто. После чего взяла в руку боб, задумчиво повертела его и…
- Нет-нет, я для этого не гожусь, я только все испорчу, меня все будут ругать, не добавляй меня, прошу, зачем я там нужен, я твердый, я жесткий, я совсем неуместный в твоем тесте. Аааааа, положи меня, пожалуйста, я бубу лежать в банке тихо, я не буду больше смеяться над макаронами, если хочешь, я вообще не буду смеяться… - Боб пытался докричаться до хозяйки.
Увы, она его не слышала. А потому взяла, да и воткнула прямо в тесто. Да поглубже.
Так боб отправился в духовку. И конечно, он совсем не помягчел там. Как был твердым, словно орех или камешек, так и остался.
- Конечно, теперь кто-нибудь сломает зуб, и меня будут поминать плохими словами до скончания века. А я совсем не при чем, если хозяйке взбрело в голову устроить такую глупую шутку. Глупую и крайне неудачную. Потому что она сама же может сломать зуб об меня. – От злости боб делался еще тверже.
Вечером за столом, накрытом скатертью, украшенным свечами и цветами, собралось семейство. Все ели, смеялись и ждали десерта. Наконец, когда хозяйка разлила убрала грязные тарелки и разлила по чашкам чай, был вынесен и наш боб. В смысле, пирог, круглый и желтый, словно летнее солнце, в глубине которого сидел боб. Пирог разрезали, и все получили по куску. Вместе с одним куском на тарелку переехал и боб.
Когда мальчик начал есть пирог, боб еще раз попытался его предостеречь, но все напрасно, его никто не слышал. Он замолчал и закрыл глаза.
-Боб у меня, боб у меня, я – король! – раздался крик мальчика, который вынул боб и показал всем. Ужасно – ко громадному удивлению боба – радуясь. Мальчик не стал пытаться съесть боб, а просто положил его на тарелке. А хозяйка принесла вырезанную из золотистой бумаги корону и надела мальчику на голову.
И почему-то все радовались и смеялись.
А боб лежал на тарелке и размышлял над превратностью жизни. Он бы даже и подумать не мог, что способен так кого-то обрадовать. И хотя из него не приготовили суп, к чему он готовился пол своей жизни, ему все равно было приятно. Он даже воображал, что у него на голове тоже маленькая золотистая коронка. Где бы ни была голова у боба.