Оладушки

Заводское собрание длилось как никогда долго. Проблем на предприятии накопилось столько, что никакой лопатой, никаким экскаватором нельзя было разгрести эту гору.
Стрелки часов бежали с неимоверной быстротой, а люди всё выходили на  трибуну и высказывались о ситуации со всей прямотой и откровенностью. Высказаться хотелось многим, а мне суждено было высидеть до конца в этом чужом актовом зале, выслушать всех и каждого, делая пометки в своём журналистском блокноте, и с тоской посматривать на часы.
Наконец зал вздыбился сотней человеческих голов, которые неторопливо потекли к выходу и наполнили воздух негромким гулом голосов. Ведущие протокол женщины проворно собрали листочки с цифрами, с текстами выступлений и отдали мне. Наконец я вышла на морозную декабрьскую улицу. Завтра мне предстоит переработать всю эту кипу бумаг, написать  аналитическую корреспонденцию и сдать в редакцию.
Было уже за полночь, когда я открыла  дверь своей квартиры. Навстречу вышел заспанный Дениска,  тринадцатилетний мальчишка – моя опора и надёжность.
– Мама, – махнул он в сторону кухни. – Я там оладушки испёк, все поели. Мы тебе оставили, - и потопал обратно в детскую.
Тихонько посапывал в своей кроватке мой первоклашка.  Откинув одеяло, спала четырехлетняя дочка, –  братья  позаботились привести её из детсада. Поправила одеяло, посидела над каждым...
На кухне я глотала холодные оладьи вперемешку с солёными слезами.