Сквозь века протянулась незримая нить Гл. 2

Лаура Симонян
Гл. 2
         
ИСТОРИЯ НАШЕГО РОДА

Устное предание сохранило память о прародителе нашего рода – Погосе (Пугhи) – (примерно 1775-1870 гг), а наш род называется Балапугhунц, Бала-Пугhунц.

Отец пишет, что приставка Бала появилась после того, как Погос один справился с 15 мусульманами, переселенных сюда из других регионов. Он заготавливал дрова, когда они неожиданно напали на него, чтобы отнять лошадь. Пугhи замотал чоху (верхняя одежда) на левую руку и сначала защищался, размахивая ею, но когда кто-то из бандитов подходил близко, ударял увесистой палкой, которую держал в правой руке. Нападавшие убежали, а Погос благополучно вернулся домой.

Еле живые, избитые мусульмане вернулись в свою деревню и рассказали о том, как их избил Пугhи и не дал увести лошадь. «Это не Пугhи, а «аслан бала»!», - завершили они свой рассказ, как бы оправдывая свое поражение. Весть разнеслась по окрестным деревням, так и пошло Балапугhи. Так что наш родоначальник «уважать себя заставил», и после этого прекратились нападения мусульман на жителей окрестных армянских деревень.

Известно, что у Пугhи было два сына.- Хачатур (Хачи) и Арутюн (Атhун-апер). Хачатур был светлым, синеглазым, отчего его прозвали Капуйт-Хачи (синий Хачи), чтобы отличить его от других Хачатуров (*1). Он был высокий, рослый, крепкий. Занимался земледелием, держал коз, но как ни старался, из бедности не выходил. Его брат Атhун-апер тоже был крепким, но невысоким.

У Капуйт-Хачи (примерно 1805-1890 гг) было три сына (Айрапет, Макич, Акоп), и все были ему под стать.
От Айрапета (1835-1919 гг) произошла наша фамилия – Айрапетян. У Айрапета было четыре сына (о дочерях нет информации). Один из сыновей (Сарухан) умер в юности. Три сына – Петрос, Мирза и Погос прожили долгую жизнь, полную тревог и невзгод, особенно в период советизации.
Сам Айрапет (мой прадед) умер в деревне Чартар в 1919 или 1920 году, куда семья вынуждена была бежать из деревни, спасаясь от набегов войск Нури-паши. Он там же был похоронен на кладбище св. Евгине.
Мой отец, будучи 8-летним ребенком, был свидетелем смерти и похорон деда Айрапета на чужбине и описал это в книге «Бердадзор».

Мой отец вспоминал, что у его деда, Айрапета, было красивое, доброе лицо и густая борода до груди. Его и родные, и сельчане называли «Мец Апер», что означает «Старший (большой) дед». Айрапет был уважаемым человеком в деревне, был старейшиной. Ему доверяли церковную кассу.
Спорные дела в деревне разрешались старейшинами и все беспрекословно подчинялись их решению. У него был свой кодекс чести, он следовал ему и сыновей учил тому же. «Не воровать, не грабить! То, что приобретено не своим трудом равносильно осквернению нашего дома, нашей семьи. Если приходит в дом «скверна», уходит добро и жди беды. Счастье в праведной жизни!», - эти его слова дошли и до нас через несколько поколений.

Один из эпизодов, рассказанный моим отцом из жизни их семьи: Мирза-ами (*2) был еще молодым, и как-то принес домой кусок мяса, довольный, что вносит свою лепту в семью. Приходит отец, Айрапет, видит, варится мясо и тут же спрашивает удивленно: «Откуда это мясо? Насколько я знаю, никто в нашей деревне не резал скот». Жена отвечает: «Твой сын принес, Мирза». Айрапет, чувствуя неладное, нервно прохаживается по комнате. Когда приходит Мирза, учиняет допрос: «Откуда мясо?». Тот отвечает, что-то невнятное: «Мясо, да... Какая разница. Дали, друзья». «Откуда у них это мясо? Ты поинтересовался?». Мирза начинает мямлить что-то.
А уже в деревне ходят слухи, что кто-то из деревенских заколол заблудшую чужую козу. Айрапет понял, что за мясо принес сын, выгнал его из дома, и до конца жизни не пускал его на порог, поскольку тот посмел осквернить их святой очаг. Это мясо тоже выкинули. С козой, конечно, старейшины разобрались, и инцидент был исчерпан.

Я помню своего деда Петроса (1870/72-1956 гг) уже в то время, когда он жил в Степанакерте у своего старшего сына Саркиса. Все обращались к деду «Апер», как к старшему в семье.
Несколько раз ребенком меня отправляли на лето в деревню, там я деда не видела. Днём мужчины были на полях. А я жила у тетушки Анны, в отцовском доме моей мамы. Но помню и отчий дом моего отца, он был куда шире, просторней и богаче.
Поскольку деревня располагалась на склонах холмов, с одной стороны дома выглядели одноэтажными, а с противоположной – двухэтажными. Дома были каменными, добротными. На первом этаже был амбар и скотный двор, на втором – жилые помещения со спальными местами и открытая веранда. Постель убиралась в нишу. Отдельных спальных комнат не помню.

Деду Петросу и его детям передались гены Капуйт-Хачи. Я помню деда уже стариком, отошедшим от дел. Он сидел на тахте в глубине комнаты и добрым лучезарным взглядом смотрел на происходящее. Никто из нас, внуков, его не беспокоил, не принято было подойти, поздороваться, спросить, как и что. Он и в эти годы был красив (помню глаза и седые усы, да ещё шапку, которую он редко снимал), представляю, каким он был в молодости. Вообще, я заметила, что в большинстве своем жители Бердадзора рослые (статные), при этом они стройные, красивые, дружелюбные, и даже с годами не теряют этих качеств. Меня покоряли их глаза и улыбки. Однажды, когда я уже была постарше, я поймала себя на мысли: «Какой Голливуд? Здесь на каждом шагу голливудские улыбки!». У нас же тогда были стереотипы – мол, непосильный деревенский труд меняет облик человека и делает их грубее, что отражается и на внешности. Видимо, это не всегда соответствует истине, по крайней мере, в отношении нашей деревни.
Только из книги моего отца я узнала, что мой дед Петрос служил в царской армии, участвовал в русско-японской войне 1905 г. и в русско-турецкой войне 1914-1915 гг, в ополчении по защите Бердадзора. Он неоднократно выезжал в Баку на заработки. По нему, величественно и спокойно сидящему на тахте в доме дяди Саркиса, никогда бы я не подумала, что у него такое беспокойное и героическое прошлое.

Несмотря на то, что все три брата – Петрос, Мирза и Погос занимались земледелием, у каждого из них были ещё и увлечения, или предпочтения. У Погоса был дар понимать землю, общаться с ней. Возделываемые земли находились на разных по качеству участках, к каждому из них у Погоса был свой подход. Даже каменистые, казалось бы, бесплодные земли давали неплохой урожай. Поскольку у них всегда было зерно, их дом называли хлебным.
Мирзе ближе было занятие скотоводством, а Петрос любил коневодство. Каждый из них считал свое дело святым. Работа у них ладилась. Говорили, что лошади были королевские и годились для воинской службы. Навыки, приобретённые братьями, передавались следующему поколению.
Петрос и Мирза время от времени ездили на сезонные работы в Баку, так как требовались деньги для других нужд семьи. Тогда все хозяйство оставляли на попечении младшего брата, Погоса.
У Петроса (моего деда) было шестеро сыновей и две дочки. Остались в живых четверо из сыновей – Саркис, Аракел, Микаел (мой отец) и Арташес. Информации о Самсоне и Аваке я не смогла найти, а вот о сестренке Вардануш мой отец упоминает в одном из своих рассказов, когда они были вынуждены бежать из деревни. Тогда они с сестренкой, которая была младше него, потеряли родителей в толпе беженцев, и благодаря своим собакам (волкодавам), которые сопровождали их, удалось найти родных. Про сестру Софи мы знали из рассказов отца. Она была замужем, но вскоре умерла, не оставив потомства.
В деревне Бердадзор остался жить только Аракел (1905-1993 гг) со своим многочисленным семейством. Часть из его детей позже переехала в Степанакерт, а внуки добрались и до Москвы (один из них, Виктор, окончил физфак МГУ им. М.В.Ломоносова и остался в жить в Москве).
Дядя Саркис (1893/4-1987? гг) был на 17 лет старше моего отца. Значит, моему отцу было около 2-3 года, когда Саркиса призвали в царскую армию. Отец, Петрос, в это время уже 3 месяца, как служил; его призвали раньше по мобилизации 1914 года , когда началась Первая мировая война.
Жена Петроса, наша бабушка Ханум, осталась одна с маленькими детьми и с огромным хозяйством. Братья мужа, конечно же, помогали, но забот все равно было много. Как вспоминал мой отец, она, его мама, плакала по ночам, молилась Богу, чтобы с мужем и сыном ничего не случилось, чтобы они живыми и здоровыми вернулись домой. Она проклинала царя, причитая «Как же можно было из одной семьи призвать в армию двоих…».

Когда вернулся отец, шестилетний Михаел какое-то время дичился его, поскольку не помнил его. Вскоре вернулся и Саркис. Саркис воевал в составе 11-й Красной армии в Закавказье, в Нагорном Карабахе. Он был участником гражданской войны.
О том, как проходила советизация Нагорного Карабаха и нашей деревни Бердадзор, какое участие в этом принимал Саркис, тоже есть подробное описание в книге моего отца. Это были непростые времена. Если раньше было ясно, кто свой, а кто враг, то при советизации в деревне образовалось, по крайней, мере, два лагеря: одни за большевиков, другие против, одни за дашнаков, другие против. Сложно было делать выбор, и впервые за многовековую историю деревня раскололась.

Ссылки на воспоминания отца.
http://proza.ru/2024/03/09/1261
http://proza.ru/2024/03/09/1270
http://proza.ru/2024/03/09/1449
http://proza.ru/2024/02/14/1895

*1. Синие глаза, светлые волосы и кожа дошли и до моих современников. Унаследовал это старший брат моего отца, Саркис, его сын, Сержик, Светлые глаза я помню у деда Петроса и у других представителей нашего рода.
*2 «Ами» - приставка к имени брата отца, а «даи» - приставка к имени брата мамы. Они употреблялась вместо «дядя». В советское время чаще употреблялась приставка «дядя» в обеих случаях, или просто «Ами» или «Даи» - без имени.

Продолжение следует
http://proza.ru/2024/03/29/1904