Ван Гог идёт...

Ван Гог всегда идет по одной и той же улице. Очень тихой, но параллельной главной и шумной. Он как бы хитро вмещает в себя несколько настроений: тишину со спокойствием, шум с праздничностью – не углубляется в провинциальные улочки, но и не ступает полной ступней на большие проспекты
Ван Гог одет одинаково. У него нет карманных часов. Он хочет женщину. Но не для того, что бы спать с нею. Нет, он хочет ей рассказать, как мучительно выучился рисовать. Сам, за последние 7 лет. У него руки в краске (сиена, умбра) он не дает себе труд мыть – сил мало. На рисунок не хватает!
Он больший революционер, нежели можно угадать, ибо не следует никакой цели, ибо ко всему равнодушен.
Революционер, имеющий цель, перестает быть таковым – это уже спортсмен. Маэстро, преданный идее – предан ею. Все остаются при своих – ни с чем. У него есть он.
Ван Гог идет.
Широкие скулы и скошеный лоб – он всегда чувствует себя изгоем: в детстве его обзывали мыслью, что его мать была с монголом. Он не плачет, т.к. не видит для этого цели – физиология ему далека. Он станет тленом. Ему сказали, что жить – это долг. К черту долги!
Очень близко он подошел к опасной черте, за которой – тайна бытия.
Ему казалось, что ухо похоже на эмбрион Гогена, - он ненавидит Гогена. Избавиться от уха – покончить с Гогеном.
Гоген пьет вино. Его эмбрион покоится на черепе Ван Гога? Ван Гог не дружит. Но что-то нужно делать. Какая боль! Желая оставаться уверенным, что мазок не зряшный, что он не один, что все нужно, он жадно ловит примеры энтузиазма. У Гогена есть мать. Берегись!
Ван Гог идет.
Он знает, Ван Гогу никто не нужен.
Ван Гог не хочет денег. Ибо не считает себя счетоводом. Деньги ограничивают – он не верит, так устроены его молекулы, знают они. Он не знает ни черта. Самая жизнь для него хороша, процесс. Существование более или менее. Ибо "менее" – это уже много, просто быть, мышление – это сладко, безграничное мышление. Есть чем гордиться. Добр бесконечно, ибо нет смысла быть злым. Ибо не дает себе труда быть им. Леность. И для чего предметы? – владение закабаляет – он это не знает – он так живет, ему плевать. Что ему нужно? только думать; ничего не решать – цель задач порабощает направленностью. Знает Бог, куда ведет мысль и, пусть её, – всяко хорошо – лишь бы она не побуждала к действию. Пусть самому оправданному. Долой рабство! Долой натужный смысл.
Ван Гог идет.
Но смысл есть. В одном-единственном числе. Форма. Едоки картофеля. К чему? Они просто есть. Точка. Едоки картофеля; едят картофель. И что? а ничто; просто изображение. Халтура? Да. А если нет? Просто картина. Хороша? Бесконечно. Ибо не ограничена оценкой? оценка – это всегда планка. Выходит: то, что не существует – то самое лучшее? выходит. А как же судить? Никак, понарошку. Как эксперимент. А взаправду? Просто быть. Ван Гог ничего не ждет.
К черте, за которой покоится тайна бытия, он подошел близко.
Бездна.
Ему кажется, там, за углом ждет брат.  "Винсент, – кричит Теодор, - смотри, что у меня…". "Тео! – кричит Винсент, а бездна возвращает "эо - ео", - где мои трубки?! Куда ты снёс их?" Плачет Ван Гог. "Какой ты у меня нежный, - говорит Теодор, - так нельзя, береги себя. Смотри, что у меня есть для тебя".
Он подошел очень близко к опасной черте тайн бытия. Случайно, т.к. не шел туда.
Ван Гог идет.
============================================