Такое случается только на майские

Это - что ни есть самая настоящая реалия, рассказанная в электричке. Мне оставалось по-своему доврать...
Почему молодые считают, что нам уже нечего делать? Подумаешь, шестой десяток. Не помирать же? Так думал Сема на своей родной Варненской после очередной ругани с сыном. Сынок - 38-летний Антоша, пошел за внуком в детсад. А Сема, не долго разбираясь, кто прав, побежал играть в домино, прихватив клюквенное "горючее".
Сема не плохой малый. В свое время высокий и видный брюнет с чувственно-толстыми губами, а сейчас седой, чуть сгорбившийся от ссор с сыном чудак, с открытым ртом (откуда не возьмись эта отдышка!) и вечный герпис на нижней губе. Глаза как у верного пса, всегда были на мокром месте, от чрезмерной признательности хозяину. Глаза слезились, и от этого складывалось такое впечатление, что он вот-вот распустит "нюни". От постоянных криков внуков:
- Ну! Деда, уйди, мешаешь. Телевизора не вижу! - он стал молчаливый и перед тем, как открыть рот смотрел на своего собеседника, как бы спрашивая, а можно я?
Сема крепко пожал руку своему другу Кириллу, и они разогрелись по 100. Сема по-прежнему помалкивал, а Кирилл, наконец, распевшись от хронического бронхита, произнес:
- Встал сегодня в четыре. Суббота же, елки-палки. Пошел быстренько в парк. Наломал сирени - и к своей Вере. Посидел маленько на кладбище, могилку прибрал. А дома что делать? Телевизор не показывает, только говорит, а я как специально, вижу хорошо, но вот слышу-то...
Сема мельком взглянул на орден за Труд на затертом пиджаке и махнул рукой.
А вот и пожаловала сама Вероника Александровна с целлофановым кульком.
- Семки пожарила, - сказала она и присела на край скамейки.
Вероника Александровна в прошлом начальник швейного цеха, трещала не умолкая. Морщины сделали- таки свое дело. Косметика слоями ложилась на непокорное лицо (простите за откровенность). Мальчики ничего не замечали. Для них она была Вероника Александровна, начальник. А эта женщина упорно боролась с сединой и редеющими волосами.
Она работала на такой работе, где ей никто не перечил. Любой ее шутке смеялись. Естественно, в семье Вероника Александровна требовала слепого подчинения. Подавляла любой бунт со стороны дочери. Всему рано или поздно приходит конец. Незаметно для себя дочь заняла место главнокомандующего. Теперь Вероника Александровна старалась сбежать к подружкам или в парикмахерскую, чтобы лишний раз не столкнуться с дочерью.
К столу медленно подходил Константин и Роман. Костя все еще не хотел стареть. Не хотел вставать после пьянки и видеть отекшее лицо, зная, что через пару лет не надо будет пить, чтобы видеть ЭТО каждый день в зеркале. А пить необходимо. Чтобы не отойти от нужных людей. Поэтому, он утром встает, умывается и посвящает минут двадцать приседаниям на балконе. Делает это активно, вытягивая руки то вперед, то в стороны. При каждом приседании вылетают звуки: "Ух! Ух!" Звуки - громкие, поэтому о том, что наш мальчик делает зарядку знали все...
- Посмотри на наш город. Посмотри внимательно. Ты приехал весной. Это лучшая пора, когда все преображается. Все видится в солнечных лучах при обилии зелени. Как хорошо, что это не холодное зимнее утро... - произнес Костя. Весеннее солнце разморило, но по телу пробежала тревога.
- Господи, только б не хуже.
Друзьям становилось все теплее, а Роман не произнес ни слова. Он даже не отвечал на реплики. Подумать только! Приехал из самой Америки ради этой встречи, может быть, из-за этого самого стола, где проходило "пенсионное детство", пока его не увезли дети в далекую Америку.
Костя толкнул локтем Рому и в шутку спросил:
- Ты что? Так и будешь молчать?
Роман медленно и грозно встал. Оглянулся по сторонам и, устремив взгляд в "прекрасное далеко" отсутствующим, но громким голосом произнес речь.
- Болонки в кляре. Люблю маленьких собачек. Просто обожаю! В любом виде. Раздавленные на дороге, загрызенные или разорванные ротвейлером. Не зря же их называют: "Ш-шавка!". Каждый раз вижу "кровавых песиков", когда эта сволочь открывает свой волосатый рот.
- Посмотри мне в глаза! Так он даже и этого сделать не может! Он же в шубе, как и его хозяйка. Думаю, если ремнем отстегать, так боль до него не дойдет. А имя-то какое придумали:
- Патрик. Ха! Видали. А почему не Ромео или Наполеон. Нет!
Потому, что он не Патрик, а Падлик. Это ближе к телу.
Особенно, когда бока вымажет в падали. Запомните одну важную деталь: никто так не похож на своего хозяина... Роман выдержал паузу.
- Подсказывать не буду. Сами знаете.
Роман под аплодисменты поклонников сел на место. Откуда такая ненависть? Хороший вопрос. Отец научил его снимать обувь перед тем, как войти в квартиру. Отец - авторитет единственного сына, который чтит традиции. Но эта привычка постепенно исчезла после того, как это волосатое пугало покусало его за пятки и съело три пары туфель. Не любил Рома и хозяйку, хотя это выглядело глупо. Лариса не подходила к общей компании по той причине, что ее никто не представил этому обществу. Она не хотела думать, что время ушло. Поэтому в пятьдесят оставалась все такой же девочкой. Носила шарфики, томно вздыхала и роняла платки в саду. Розовое тело не покрылось морщинами, но так не хотелось, чтобы бретельки сарафана вдруг упали, слишком конопатая грудь... Так и проживет она свою жизнь в сопровождении собаки. Ничего не осознав, оставаясь в стороне, в ожидании не понятно чего...
Подошла Рита. Ей налили "штрафную". Она закурила.
- Почему я курю? - загадочно подумала Рита. Наверно потому, что я - женщина, а впопыхах об этом забываю. Не скрою - одинокая. А когда я с ней, я не одна. Сигарета заставляет меня посмотреть по сторонам, подумать о собственном достоинстве. О том, что огонек зажигалки переходит в глаза и мне наплевать на директора, который обещает зарплату. Он найдет мне замену, но она будет все равно хуже. Возраст - это большой плюс. Это опыт. Молодость бродит в двадцать лет, а в свои пятьдесят делаешь вид, что еще бродит и от того, как ты на этом сыграешь, зависит то, на что ставишь. Ах, вот и сигарета догорела...
Итак, собралась приличная компания друзей- пенсионеров. Посмел бы кто-то сказать - неприличная! Команда шумела. Каждый считал своим долгом поднести бутылочку и "закусон", а нам, героям соцтруда много ли надо?
- О! Я имею вам предложить, - загадочно начал Сема. Все притихли и насторожились.
- Поедемте ко мне на дачу! Сейчас самое время порядок навести.
Даже Рома встрепенулся, но не произнес ни слова. Идея прошла на ура, только Рита вскрикнула:
- Щас! Только ноги помою, туда грязных не берут. Ее освистали и налили вторую штрафную.
- Придется ехать грязной, - оправдываясь, сказала она. А Костя добавил:
- Сколько можно петуху на яйцах сидеть, надо же и перья распустить.
- А перышки-то ничего, - встрепенулась от огня зажигалки Рита.
Сема, гордо задрав голову, проскользнул за рассадой, приготовленной на завтра и с возгласом: "Хм!" хлопнул дверью.
В электричке бесплатный концерт военных песен под губную гармошку прошел на бис. Чтобы лучше слышать, пассажиры переходили в соседние вагоны.
На утро болели руки и ноги. Все-таки ночь у пионерского костра даже с водкой - экзотика не по возрасту. Трещала голова, прыгало давление. Когда сын, жена и внук предводителя Семы застали картину отрезвления, то есть пробуждения, было стыдно. Потому, что дозорный Константин не успел вовремя предупредить, а проснулся последний со словами:
- На улице Пушкинской стоят емкости с песком для применения при пожаре, - чем полностью сбил всех с толку.
Сема с пионерами спустился вниз к участку, чтобы оправдаться за неподтянутый внешний вид. На участке задом вверх ковырялся в земле посторонний.
- Ты чего там делаешь, рассаду чужую воруешь, - возмутились хором пионеры.
Зад принял нормальное положение, и появилась обалдевшая морда с черными усами.
- Ребята! Вы чо? Это же мое... кровное... Только вот кто-то насажал мне, чего не разберу. Всю архитектуру испоганили. Я картошку не хотел. Жука много. Все остальное сожрет... Его уже никто не слушал. Понятно было всем, что Сема перепутал огород.
Сема хотел утопиться и прыгнул в колодец, а там вода по пояс. Весна без дождя, а водой еще не залили... Сему спасали долго. Первые полчаса хохотали, а затем обегали всех соседей, пока не нашли лестницу, а он еще и выходить не хотел. Наш Сема. С тех пор прошло лет семь. Сема по-прежнему играет в домино и в карты во дворе дома, а при слове дача начинает ерзать и жалуется на колики в животе. Так, дальше двора не выходит, и там с тех пор не был. Ему пишет Рома из Америки, и каждый раз говорит спасибо:
- Ты понимаешь, продлил мне жизнь лет на десять!
Впрочем, с ним никто не спорит.