На мостках

Вот уже час Толька таскал этот таз с сорняками, чтоб дно у него отвалилось! До чего это баба Саня любит свой огород! И полет, и полет – будто дел других нет! «А ты, Толька,  - таскай их за баню на кучу – мысленно повторил он ее слова, - а я, может,  вон какой худющий! Таз меня в два раза тяжелее! Да в такую жару все ребята купаются давно, один я чертов таз таскаю!
Толька открыл ногой калитку за баней, подошел к мусорной куче, сползающей в небольшой водоемчик, высыпал траву. Идти за новой порцией не хотелось.
«Постою в теньке у бани с минуту – когда она там таз-то надерет! – подумал Толька, бросил таз у кучи и прислонился спиной к бревнам банной стены. Здесь действительно было прохладно, но на другом углу бани, за кучей, вились столбцом комары. Почуяв Толькину кровь, они переметнулись к нему. Он обломил верхушку растущей у забора полыни и стал обмахиваться.
Водоемчик, который он видел перед собой, на самом деле был небольшим заливчиком поселкового пруда. Слева от Тольки, метрах в пятидесяти, в осоке собирался ручей, быстро превращался в болотину, через десяток метров – в лужицу, еще через десяток – в прудик, дальше были мостки, дальше –поворот, а за поворотом – большой, «настоящий» пруд, где теперь купались Толькины друзья, и откуда до его ушей без конца долетал гул смеха, разговоров, криков и брызг.
Он представил себе купающихся там, представил прозрачную освежающую воду и ему стало тошно, так тошно, что на глаза сами навернулись слезы,  и он стал шепотом ругать бабу Саню самыми злыми словами, которые знал.
Поругавшись, он немного успокоился, но ему так сильно хотелось хотя бы дотронуться до воды, охладить руки, лицо, гудящий от зноя затылок, что он решил один из запретов бабы Сани – выходить одному на мостик.
Мосточки за баней сделали дедушка и дядя Володя. Полоскать здесь было нельзя – слишком близко иловатое дно – отсюда брали воду для полива, здесь отмывали от глины всякую огородную утварь. Толька осторожно ступил на хлипкие досочки, и они прогнулись даже под его ничтожным весом. Он остановился, присел на колено, потом оперся на руки, и, наконец, совсем лег.
Из-за ряби на поверхности воды картинка подводного мира рассыпалась, в глаза били солнечные зайчики. Толька сложил у щек ладони, как будто держал сито и опустил голову к самой воде.
Под водой, в двух метрах от Тольки стояла зеленая стена тины. Вверху она была прозрачнее и желтее – от солнца, а внизу – темно-бурая – от близости с илом. Стена окружала небольшой мирок, который Толька и принялся разглядывать. Сначала он думал об иле. Он вспоминал, как однажды дотронулся до него там, в большом пруду. Он тогда переплывал на другой берег. Силенок было мало, казалось, берег близко; он престал грести, опустил вниз ногу, а там – холодное и липкое – как... как... кисель на поминках – вцепилось, всосалось в Толькину ногу. Толька вскрикнул, оттолкнулся ногой – она провалилась еще дальше – он забарабанил руками и ногами – и мгновенно оказался на берегу. Вот и сейчас его пробила дрожь, когда он заново представил все это. Чтобы избавиться от противных воспоминаний, он посмотрел повыше. Это только кажется, что вода в пруду пустая, на самом деле в ней все время кто-то плавает, нападает, убегает, дерется за жизнь. У самой тины, чуть не питаясь в ней, повисла стая мальков-сеголетков. Они были такие крошечные, что непонятно, что же они едят. Даже если они пораскрывают все свои рты, то не смогут захватить и самого маленького червячка. Под рыбешками двигалась красная точка. У нее не было видно ни глаз, ни ног, ни плавников – точка – и все! Кого Толька ни спрашивал про эти точки – никто не знает, что это такое. Точка двигалась какими-то скачками: раз – влево вниз, раз – еще вниз, раз-раз – и скрылась за прошлогодним листом, висевшим в тине.
По одному из столбцов, на которых держались мостки, ползла вверх улитка. В пруду было два вида улиток – «катушки» - плоские коричневые спирали и еще какие-то востроносые. Впрочем, никто не разбирался в их названиях. С практической точки зрения, улитки – существа бесполезные, и потому до них никому не было дела., разве только маленьких детей научили говорить:
Улитка, улитка, высуни рога,
Дам тебе кусочек мясного пирога.
Улитка ползла, конечно, высунув рога. По следу было видно, как она подползла к столбу, освободилась от ила, потом обогнула двух ручейников, сидевших у самого основания. Как долго она ползла? Толька представил себя на ее месте. Вот он медленно, миллиметр за миллиметром поднимается вверх, в тени, в прохладной воде...
Вдруг словно раскаленная нить легла на его спину. «Ай, баба Саня!» – воскликнул он, прогнулся в спине и повернулся к бабе Сане, стоящей над ним с хворостиной в руке.
           - Ай – Ай! – Передразнила она его. – Носи, баба Саня, траву, ползай по грядкам, а я буду на мостках валяться! Еще и на мостки влез, проклятущий! – Она повысила голос. – Сколько говорить, не лазь один на мостки! Марш за травой, лодырь!
Толька, которому снова стало жарко, подошел к куче, поднял таз, и поплелся в огород.