Жили-были я

жизнь, мнения, измышления и фальсификации многих людей,
в том числе и автора




Priroda, prileЖnaja truЖeniЦa, svoimi veЧno dejatelnЫmi rukami sozdaЁt millionЫ suЩestv vsjakago roda i brosaet ih v юдоль zemnuю. S lёgkoй, шutlivoй ulЫbkoй ona, ne gljadja, raznoobraznЫmi sposobami smеШivaet materialЫ, kakie u neё sluЧaЮtsja pod rukoй, i kaЖdoe sozdanie, vЫhodjaЩee iz её ruk, predostavljaet ego sobstvennoi radosti ili muke.

W.-G. Wakenroder.
"SerdeЧnЫe izlijanija otШelnika -
lЮbitelja iskusstv", str.69.







В силу нижеизложенных обстоятельств имею честь предположить, что человек, оный манускрипт в руках держащий и очами значки сии изу-чающий, либо же как на слух творенье оное воспринимать случайность об-ретший, благосклонность имеет к его, текста настоящего, извергателю, равно как и к самому извергаемому; что, впрочем, отнюдь не одно суть и то же.
Эти нижеследующие обстоятельства таковы (читатель вынужден бу-дет извинить автора за смену тона с высокосложного и благородного, поч-ти дородного этакого бородатого, на какой-то щетинистый; каковое явле-ние, впрочем, временное и никоим образом наше предповествование ис-портить не могущее):
Автор заметить изволил, что люди, други, человеки знакомые, деле-ние на три категории имеют. Первая - те, кому глаголет слуга покорный Ваш, с какой прекрасной юницей он нонче знакомство свёл. Вторая - те, коим речёт оный смерд, с какой, столь же прекрасной, по ссоре расстав-шись ноне. Третья, однако же самая многочисленная, окатываема бывает информацией либо эмоциями по настроению. Эта самая третья - самая бла-госклонная, самая благодушно расположенная к сего пергамена подателю. А поёлику на держащего сию эпистолу в своих дланях и очами её поедаю-щего автор по настроению выплёскивает некие эмоции, более похожие на информацию, и информацию, более напоминающую эмоции, - сказать пра-во имеем, что принадлежит таковой несомненно к означенной третьей ка-тегории.
Пора, впрочем, и приступить. Мысль и строение оного творения са-мому автору ещё ясна не вполне, посему созданием фона займёмся сперва. Что для оного подходит? Подойдёт, пожалуй, раздел
ПИЛИ МЫ.
Пили мы как-то с какими-то из разбойного люда. Пили мы, пили, опосля один из них в порыве душевном гутарит: "Я за своего корешка кого хочешь порежу!" Душевно так сказал. А потом ещё душевней, как бы вели-кую милость предлагая - сотоварищу моему: "Хочешь, Лёха, тебя порежу?" Лёха с трудом от чести сей, но отказался.
А вот с сотоварищами - эх же мы и пили! Эх, как пили! Хорошо пи-ли. И по- всякому пили. И весело так, мягко, почти в духе Возрождения, и суровей, в народнической традиции - до помутнения (в оной традиции, сдаётся, процесс сей - веселья пьяного - носит более мрачный характер, нежели карнавальное питие ренессансников. Карнавал карнавалом, но сей скорее уже карнавал после вмешательства сумасшедшего флорентийца Пьеро ди Козимо).

Одним цветом, однако, достойный фон создать затруднительно. По-сему добавить ещё один решимся:
СПАЛИ МЫ.
В некий город однажды приехав к знакомой одной восемь голов на-считывающим табором (табор оный и знакомую сию в себя включал), по-чивали мы в двух комнатах: в одной - юнцы, в другой - юницы. И вот че-тырёхголовая мужеска половина табора заняла комнату, спать в которой так можно было: двое - на кровати, двое - на полу. Автор оных черт и резов сразу предоставил права свои на напольное возлежание, с чем в связи двое сотоварищей, против напольных сносмотрений ничего не имеющие, реши-ли, однако, флаг белый выкинуть и кровать занять. Третий же, давно, ви-димо, сего писателя почивающим не лицезревший, не убоялся и также на пол обессилено пал. Под утро он востряс писателишку сего, воспрошая пять минут с глазами открытыми полежать. Писака же сего манускрипта, ничего по причине сна, прерванного жестоким таким способом, уразуметь не могущий, и не успевший сопоставить чуткость сна сотоварищева с вре-менами охватывающим оного Нестора во сне, однако же помимо него воз-никающим, желанием подражать стихиям различным, либо боровам али просто поросям, попросту же говоря храпеть, во гневе очи сомкнул тотчас и в страну Морфея отбыл. Но таковым варварским способом сон прервав-ший собрат уверяет, что замешательство сие себе на пользу использовать успел и в объятья Морфея бросился со всею доблестию.
Другораз же спать пытались белою ночию на бреге речном. Сие ме-роприятие имеет, однако, одну велми неприятную особливость: рискнув-ший произвесть подобный безрассудный эксперимент вполне надеяться может в случае благом на недельный писк в ушах, каковой иные звоном зовут, в худшем же, наиболее, при том, вероятном, не исключено наделе-ние сего естествоиспытателя наделом земли, каковой надел всем полагает-ся, независимо от происхождения и заслуг, и на каковой надел всякий на-деяться может, каковые надежды, однако, особого не имеют смысла. Про-ще говоря, кровожадное племя неудачливых медитаторов (поёлику ходит на Востоке молва, что тварь комарья - таковых неудачников перевоплоще-ние, медитирующему люду по озлобленности мешающая) не то чтоб всё собой заполонило, но окромя его, казалось, и нет ничего. Кругом обрета-лись тогда мошки сии во крайнем голоде, ибо даже собаки старались из домин носа не казать, что и с хозяйским отношением к оным животным друзьям вполне согласовалось. А для выпивания этим воинством опреде-лённого литража крови нужен только некий временной отрезок, не столь, кажется, и большой для семи - восьми литров (каковых литров было, одна-ко, больше вдвое и на выбор двух сортов - один индексирован "М", другой "Ж").
Иначе говоря, бегство с предполагаемого брега любви, на деле ока-завшегося ратным полем, оказалось позорным и почти безумным.

Стоит, однако, заметить, что автор временами склонен заговаривать-ся, о оной склонности своей, кстати, заблуждений не имеет и знает. Так что, к радости заскучавшего было читателя, переходим к чему-то более осязательному; в данном случае пусть таковым будет глава (кстати, заметь-те, что слово это - "глава" - очень глубокий смысл имеет: оное словцо оз-начало изначально, несомненно, голову; автор смеет также отметить, что наличие в произведении нескольких глав украшает данный труд и разнооб-разит весьма; и наоборот, отсутствие таковых или иных делений беднит и преснит сию пищу души, сердца и разума; о том речь ниже ещё не раз пой-дёт, вероятно, но не будем же забегать вперёд, а то уподобимся людям, ко-торые, автобус на остановке ожидаючи, гадают, скоро ли взалканный ими транспорт подъедет; уверенность на их лицах читается, что от ожидания того сие средство передвижения поторопиться обязано. Однако, глупые, однако!).



СОНЕТ,

 предваряющий главы,
 в коем автор сетует
 на бессилие своё
в некоторых вопросах.


Се,  узрит  радость мя  во днесь,-
Хотя бы  нощью  день  тот  явлен,
Как  я,  сложив,  отправлю  весть
С  почтовыми  во  город  дален -

Она  тотчас  крыла  сложит
И пред меня с небес слетит,
Крылами   уласкает   нежно
И новое перо подарит неизбежно.

Пергамен новый   пред собою  возлагаю,
Значкам на ём черёд приходит появиться,
И теми тайнами   пускай  он наполнится,
Что нам  судьба  души  предполагает.

Но как - яви, о! Боже - сохранить,
Что так всегда мудрёно говорить?




ГЛАВА ПОСЛЕДНЯЯ,

в которой автор сетует на затруднения, вызванные некой
неприятностию, и попутно рассказывает легенду,
с Востока известную, и изо всего того вывод делает.


Поскольку с пор неких, о каковых сроках, впрочем, рассказывать в наши планы никоим образом не входит, день нонешний, иными словами Святой мученицы Татианы день, к воспитию и веселию определённых пер-сонажей повести нашей подвигает, то автора сей депеши во дня второй по-ловине двое сотоварищей посетили, с собою принесших напиток древлий и проверенный, по цвету - бесцветный, оказавшийся, однако, в означенный раз мутноватым и премерзостнейшим. Вовсе не взалканым алкоголем бла-гоухал сей нектар, а жидкостью, заморское наименование "ацетон" имею-щей.
Гости те - други мои: Михайло, изучивший науку математическую, "высшей поезией" им прозываемую, и в школе ныне ребяткам художество преподающий; да братец его Андрий, Университета технического студео-зус. Михайло, кроме прочего, ещё и брат мой тумской, о чём позже (однако, если следовать выбранной мною повествования этого схеме, како-вая для Вас пусть пока останется тайной - так вот, если ей следовать, уме-стнее будет употребить не "позже", а "раньше"; логичнее, пожалуй, сказать "ниже" - то более правильно во всех смыслах будет) - о чём ниже, как толь-ко что я Вам сказал, поведать думаю; ибо, что такое ТУМА - о том долго сказывать, а сейчас о другом речь ведётся.
Подозрительным показался всем трём означенным персонажам напиток сей, с чем в связи оный, по двукратному круговому распитию и при ос-тавлении половины содержимого того топара* вылить Михайлой - сосуд из тыквы.

ложено было. Судьбой жидкости той бездушной немало озабочен, выхва-тил ёмкость ту из рук собрата своего я, и, по миновании ещё нескольких диалогов и приключений, отправились други мои до дому. Вышел и я, да-бы проводить их, но с собою пузырёк тот прихватил; по проводах же со-братьев, в другой дом пришед, испил его уже в другом сообществе, о чём рассказывать уж вовсе лишне, ибо судьба злополучности той ясна уже, а о ней токма и сказывал.
Что ж упомнилось мне? Упомнилось мне, как до поведованного только события за несколько дней, или же недели за две, приезжал из града Питера сотоварищ Андрей, за пристрастие к игре этой* "Мастером Го" прозванный. Не один приехал, но не о том речь. А о том глаголю, что мек-сиканский напиток текилу пили, Андреем и Никой привезённый, в компа-нии человек в восемь числом.
Пили ли Вы текилу, сударь мой (либо сударыня - pardon, pardon)? Если от-вет Ваш утвердителен, то можете место это в книге не читывать, ибо на-верняка знакомы с ритуалом, к которому обязывает питие данного напитка. Если же пить таковую жидкость Вам не приходилось ещё, или - Боже упа-си! - ритуал тот Вами нарушаем был - тот ритуал для Вас объясняю под-робно, дабы не могли Вы впредь ошибиться и напутать что-либо (нет, не говорите мне, что уже поздно! - никогда не поздно исправить ошибки, по незнанию либо недоразумению свершённые), каковое недоразумение, правда Ваша, не смертельно; однако же исполнение ритуала сего гораздо жизнь украшает и то самое "нечто" собой являет, каковое "нечто" интерес-но для пополнения различных этнографических, как сказал бы муж учё-ный, знаний.
Так вот - пьют текилу, сопровождая действо сие следующим ритуа-лом в правую руку берут чашу, тем напитком наполненную в уровень по усмотрению Вашему либо банкующего лица; левая же рука для других це-лей надобна: между пальцами большим и указательным по этакой ложбин-ке на ладони сверху языком либо губой нижней проводят с целью оставле-ния в означенном месте клейкой слюнной полосы, достаточно-таки широ-кой, ту каковую полосу затем солью порошат либо натирают, весьма, одна-ко, обильно; самими же пальцами большим и указательным долженствует лимонный кружок взять; после чего соль ту слизывают, но не глотают, а выпиваемую за тем вослед текилу как бы сквозь неё процеживают; затем лимоном сразу сие заедается. Таким образом обретаемый результат по ощущениям горазд напомнить питие хорошо приготовленного самогона, каковой напиток, однако, ныне редок весьма; более того, даже напиток, водкой прозываемый, настояще приготовленный, теперь, как из выше шашкам Го
сказанного следует, не встречается почти: всё более подозрительность ка-кая-то (читатель, который текилу пил, не может, кажется, согласиться... Что ж, с уверенностью можно сказать, что настоящего доброго первача не пивал он; склонны мы лишь посетовать и посоветовать восполнить досад-ный этнографический пробел сей; совет наш, однако, признаём, исполнить очинно трудно будет).

Кто пропускал - читай отсюда.

Сей ритуал сотворивши, испили мы круг за кругом текилу ту, а Мас-тер Го легенду восточную тем временем сказывал: мол, давно, столь давно, что и ужасна давность та - много сотворений и разрушений мира назад - был мир, которого правителем был тамошний Будда, прозываемый Буддою Лунного Света (во всяком разе как-то похоже прозывался он). И сотворил он помимо прочих существ ангелов, и один из тех ангелов возгордился и захотел себе стать Буддою; создать, проще говоря, хотя свою религию. Уж не помню, как звали того ангела (память изъяны свои имеет); тем более не помню, к кому обратился он с просьбою вспомоществовать в начинаниях своих демиургоборческих, но утверждать берусь со всей серьёзностию, что лицо сие много сильнее и древлее всех Будд вместе взятых было. Однако, обратился он к лицу тому, и ответствовал означенный имярек: возьми того-то и того-то, добавь этого и того (всего семь компонентов; перечислять их, однако, не желаю, и не по изъяну памяти, как Вы, было, подумали... - О нет! - но из сострадания к особам чувствительным, которые за сего труда могут нечаянно чтение взяться; ибо по меньшей мере омерзение те компо-ненты вызвать могут), перемешай всё это - говорил тем временем тот Ин-когнито (Инкогнито по причине изъяна памяти, опять же) - и произнеси заклинание.
- Какое? - спрашиваете Вы?! - Э, нет, не узнать Вам той тайны (говоря по правде, и сам я забыл; да и без надобности мне).
Всё это проделал возгордившийся тот ангел (Вы уже хотите обозвать его Диаволом, Веельзевулом, али ещё как непотребно - но то всё неверно в корне: много миров назад, для невнимательных повторяю, то было), и тот-час на горе, на какой он те манипуляции проделал, ключ забил; и потекли от того ключа в разны стороны реки: водочная, винная и прочие, алкоголем воду в себе сменившие.
И много уже миров творилось и разрушалось, много Будд сменилось, однако религия того ангела (а тот ключ и был религией, им созданной) ещё сильна весьма.
Теперь прошу читателя освежить в памяти своей, с чего же эта глава начиналась; и когда он восстановит в памяти некоторую подробность, от-крыться ему должно, к чему здесь автор легенду эту сказывал.
А я оставлю покуда читателя думать и сопоставлять, каковая умст-венная гимнастика пойдёт, несомненно, ему на пользу, а сам займусь эпи-столописью.
     -
- О, сколь многого лишены мы по прихоти новых владельцев почты (имею в виду не тех весельчаков, которые, известно, почтамт в числе пер-вых зданий и учреждений собой заняли. О нет; много раньше произошёл тот чёрный переворот, какой иные нарекут естественным ходом истории, а, по мне, так это злонамеренное похеривание ритуалов. (Слышу негодую-щий возглас, что, мол, ритуалы - пережиток, и давно пора их разрушить, и что сделать это надо в ближайшую же пятницу... - Сударь, да сегодня же и есть та самая пятница; даже скорее уже суббота, сударь...)
По сути же Вашего высказывания укажу, что ритуал любой, несо-мненно, пережиток, однако в ином семантическом значении; как жаль мне Вас, какою скучною делаете свою жизнь... А скуку ту просто обороть - только что и нужно, так это правильное семантическое значение слова вы-бирать из двух или нескольких таковых. Слово "пережиток", например, Вы расцениваете как "переживший отпущенное ему время, перестарок"; гораз-до более уместным кажется толковать пресловутый "пережиток" как "многое переживший уже и многое могущий ещё пережить".
И вот ритуалы, - говорю я Вам, - ритуалы, несомненно, пережиток, но ещё и не то пережить могущий; а уж Вас-то, во всяком случае - ...)

Теперь о сути того чёрного переворота, о каком сказано N строк вы-ше.
- сколь многих радостей лишены мы благодаря исчезновению, вы-теснению из нашей жизни той вещицы, каковой, по мнению одного моего коллеги*, ничего более подходящего для образного представления и уяс-нения деятельности наших органов чувств и способностей восприятия нет; проще говоря - палочки красного сургуча! Как прекрасно письмо, сколь значимо оно, скреплённое сургучной печатью, и как же низко мы пали, до-
верив его сохранность жалким каплям краски, достойной лучшего приме нения! Письмо, ритуал сургучевания прошедшее, и Шенди
пахнет иначе - теплом, уютом, и, кажется, малость молоком (какие запахи являются мне скорее в воображении, ибо письма такого не получал я отро-ду), и весомее, тяжесть приятную имеет.

Однако, кажется, уже и самый непонятливый читатель понял, сопос-тавив части главы, что я хотел сказать, о неудачном питии поведав и затем легенду восточную рассказав... -
.
- а именно, что ключ тот бьёт как прежде, однако скоро заглохнуть может; тому признаки налицо. Ибо чем иначе объяснить ухудшение запаха да и самоё вкуса жидкостей почти всех рек, от того ключа проистекающих (исключая, разве что, пивную, да и то сумлительно)? Несомненно, это всё от отметания ритуалов, коих соблюдением только и поддерживалось их качество.
- Ага! - восклицает уже противник ритуалов, - вот ты и попался! Мы, разрушая ритуалы - не с пьянством ли боремся? - а ты, ретроград окаян-ный, жаждешь их сохранения, и сохранения, стало быть, этого порока! Пьянству - бой! - добавляет неугомонный.
- Что за скучный народ дианетики!
Об одном прошу читателя - не делать поспешных выводов; и если не оспариваю я восклицаний ритуалоненавистника, то не потому, что возра-зить нечего, а потому только, что скучно мне в спор этот ввязываться.
А по сути оной главы скажу, что более осязательно являет она тот фон, который как "ПИЛИ МЫ" означен; ибо видите теперь - и красиво-вкусно бывает весьма, и мутно-грязно тож; всё есть, и то восчувствовали.



ДИОНИССЕЯ
отрывки



песнь 32.
Что ж ты, Дионис, ушёл, не оставя эпистол,
Где б друзьям разъяснил, делать что, коль ты, о дарующий радость,
с миром расстаться изволишь?
Этот - римский - тобою себя объявивший - не очень-то люб нам.
Даром, что телом напоминает свинью, а именем - Гришка Отрепьев.
Изо рта  его  пахнет  отнюдь  не  садами  Киприды, но грязной помойкой.
И главу  увивают  отнюдь  не  сплетённые  лозы, что венчаются кистью,
Но какие-то палки, что тля, их собой облепившая густо, сжирает.
И гнилые плоды уж не солнцем горят, но сочатся прокисшею брагой.
Видно, ихний Эней, заплутавши в пределах, слегка помутился рассудком,
Если эту принял он тушу за тебя, о Дионис прекрасный!




песнь 991
Вам, безумцы, за богохульство и богомерзость ваши воздастся!
Вон, смотрите - видите, там, далеко в море, парус? -
То Дионис плывёт. Возвратиться ему, знать, пристала охота.
Встретить надо его. Что вы встали - несите скорее же амфор!
Тот, кого долго так ждали - пред нами он скоро предстанет.
Ох, и гульнём же тогда! Приготовьте заранее ложа.




ГЛАВА ВТОРАЯ
ОТ ПОСЛЕДНЕЙ,
в которой автор размышляет о философической гастрономии
или гастрономической философии, а кроме того, чуть не
нарушает замысел, в основу книги сей положенный.



Вкусивши печени говяжьей мы теперь; не скрою - по мне, так лучше не есть вовсе, чем есть, вкуса не разумея; таковые люди подобны сума-сшедшим, каковые сумасшедшие на собственном здравии изъян ума нажи-ли, и, радостей жизненных не ведая, весьма, однако, долго жить уверен-ность обрести пытаются, к чему им долгожительность та, не задумываясь нисколь. Едят скорее много, чем радостно; скорее дорого, нежели вкусно; скорее дрянь безвредную, нежели добротность неопробованную. А таковых много: подчас песень какую слушать изволишь, и озаряешься, что голосов-ник тот к еде равнодушие имеет; да только как же о любви спеть, коль столь ерунды, как вкушание, не любишь?
Как разумею: грешно не обжорство, но грешно безразличие; ибо али объедаясь сверх меры, али же редко и помалу есть изволя, но радость ве-ликую при том излучая - не хвалим ли тем Господа? не поём ли тем алил-луиу? И не склонны ли не радоваться Творцу, не радуясь вкусу пищи, им дарованной?
Рассудите же, сударь: что есть словцо "вкус"? из чего состоит оное? какова его внутренняя форма? - Корень... -
- Дорогой мой друг, да при чём же здесь корень?! О внутренней фор-ме толкую. - Что есть внутренняя форма? (Далее следуют маловразуми-тельные объяснения, способные всё завести в морок, посему их пропустим; посмотрите о том учёные книги). -
- А вот из чего состоит слово "вкус": из "вк" и "ус". "Ус" - то объяс-нять не надобно - то подобно "ух" и "юх" в словесах "сл-ух", "зв-ух", "гл-ух", "н-юх", "гл-юх"; "юх" означает, несомненно, верхнюю часть лица (вверх от "уса"): ибо кровушку, из ноздрей текущую, зовём мы юшкою (слово "гл-юх" тождественно слову "гл-ух")... "Ус" - повторяю, чтоб не сбился кто, - то объяснять не надобно, а вот "вк" - ? - не есть ли это "вк" (точнее - "вък") - не есть ли это "вък" приглушённый вариант формы "бъг"?

Но, как бы не переживал за люд различный, уж за одного-то точно спокоен: всегда радость и хвалу петь будет: то Сосновский...
Однако... Чуть бы ещё, читатель, ещё самую малость, и всё тогда - пиши - "пропал сей труд". Ибо - скажу о нём позже гораздо; краткое собы-тие с тем человечком связано, и даже его знакомцем быть чести не имею. Напомни же мне, читатель, когда до нужного места добреду (ежли добре-ду), чтоб поведал тебе о том...
Впрочем - как же ты напомнишь? - что мне проку в тебе? - знаешь разве, когда к тому напоминанию пора придёт? - (Ветра нет за окном, тихо, и фонари светят, и снег в свете их весьма чередуем: то жёлт, то бел) - нет, не знаешь...

А если кто главу эту со всей вдумчивостью изучил - тому несомнен-ному ценителю изящной словесности и философической гастрономии в дар нижеследующее приносим сочиненьице:



О Д А

ПОХВАЛА САМАРСКОМУ МЁДУ,
В БАНОЧКУ КЕРАМИЧЕСКУЮ
НАЛИТОМУ.

Немало зрю я в баночке доброт:
Медовые струи сладки и чисты;
И надпись на боку - "Самарский мёд" -
Ласкает взор и ныне же и присно!

Преславный мёд, что в баночку налит
И, ложкой зачерпнут, ко рту поднесен!
Его вкушавший лаврами увит,
Ушла хвороба из усталых чресел.

Что ж бы тогда, как не вкушал того?
О! вы, что на другой польститься падки,-
Вам днём сиим уж не вкушать его,
В восторг пришед, хвалы не петь уж сладки.

Авзонских стран Венеция, и Рим,
И Амстердам батавский, и столица
Британских мест, тот долгий Лондон, к сим
Сластям ужель способны задом повратиться?

Сей люб тому, иному - люб иной,
Однако же пред ним все прочи пали.
Так мы о них беседуем порой,
Однако ж помним, что не то ещё едали!

Но вам узреть, потомки, в банке сей
Пустое место токма остаётся.
Вкушать же нам, а вам - скорбеть о ней,
Что мёдом тем уж банка не нальётся.

Возропщите: "Где мёд был - стало пусто!"
И явится вам мудрость во главу.
Се философия, се грустное искусство.
Восстените: "Жаль! не вкусивши рай живу."

О! Боже, твой предел да сотворит
Ещё его, России всей в отраду,
Светило дня впредь равного не зрит
Той баночке, что мне дала усладу.





ГЛАВА ТРЕТЬЯ
ОТ ПОСЛЕДНЕЙ,
в которой кляча повествования наконец-то трогается.



И что же? - умащив вкус свой мёдом, а нюх сандалом, коего корич-невость увенчана пахучим огоньком - отъезжаем, судари.
Странною будет поездка наша: люди будут вдруг появляться, потом жить и общаться между собою и с оным охальником, а потом уже с ним знакомиться; о некоторых (коих, к счастию, мало) сначала будем мы вспо-минать с грустью, потом будем их хоронить, а уж после того они будут жить в сих страницах; и пропадать бесследно после знакомства своего с автором.
Сумасшедший Нестор...


- Позвольте, позвольте! - Вы уверены, что пропадать бесследно?
- Это так же верно, как то, что Вы мне не знакомы.
- Я не знаком? Я? Да я...
- Извините, не хотел обидеть... Впрочем, Вы, кажется, правы: к чему ж им необходимо пропадать. Не все будут пропадать. О некоторых у нас есть что сказать помимо нашего знакомства. Но о том рано ещё.

Вот например: знаете ли Вы, что сейчас проходит некая шахматная партия, разыгрываемая посредством быстроногих почтовых и медлитель-ных игроков? Необычность прежде всего в том, что это НОВАЯ ШАХ-МАТНАЯ ИГРА - "шахматы менял". Смысл её в том, что, совершая ход, сразу после меняешь местами фигуру свою с аналогичной фигурой про-тивника. И так до полного просветления.
И вот Мастер Михаил (не заплутайте - не Го!) прислал начало: белые: e2 - e4, и мен: белые e4 - чёрную f7. Чёрным шах. Ход чёрных.

Ну что ж, а мы оседлаем, пожалуй, нашу лошадку, и тронемся в путь, благо, проводы у нас слишком затянулись ужо.

Н-но! Милая! Тро-огай! Паа-ашла!

- Вы мне не верите?
- Верю. Но будьте благоразумны.
- Вы мне не верите...
 
МАЛЫЙ ПЬЯНЫЙ
ДИВАН СТИХОВ

***
Налей теперь вина, и выпьем же, Новруз,
И пусть с сердец долой спадёт тяжёлый груз,
Что каждому судьба ссудила разной мерой.
Разлей же, будем пить теперь, Новруз!

***
Меджлис* почти собрался, дастархан* почти готов.
Картофель - чем же плох? - он нам заменит плов.
И каждый, у стола сидящий в этот час, -
Пинджан* коль упадёт - его поймать готов.

***
Прошлой весной я бахарии* пел, не страдал.
Не шамбалид* украшал тогда мой гулистан*.
Видно, прав был поэт*: "Мухе - мёд, а на пламени
         бабочке в муках метаться".
Да скажи - кто та муха, что рубиновый выпьет фиал?

***
Вторую разливай теперь, Новруз!
Нам гурий* руки снимут с сердца груз,
Что каждому судьба своей ссудила мерой.
Вторую будем пить теперь, Новруз!

***
Возвеселись, душа: в восьми садах брожу*.
Покуда ночь свою не скинет паранджу -
Пусть будет раем старая ханака*...
Закончится вино - в духан* схожу.
*меджлис - собрание;
*дастархан - застолье;
*пинджан - чаша;
*бахарии - песни весны;
*шамбалид - цветок, с бледностью коего на Востоке
 сравнивали цвет лица страдающего влюблённого;
*гулистан - цветник;
*поэт -Низами Гянджеви; 
*гурии - прекрасные девы, служащие
 наградой правоверным в раю; 
*восемь садов рая (у мусульман);
*ханака - обитель дервишей;
*духан - винная лавка.