Прогулка за камнями

 
                …Мой друг Вася,  искусный резчик по камню и зарабатывающий этим себе на жизнь,
предложил нам как-то совместить приятное с полезным – съездить деньков так на двадцать в
одно наикрасивейшее место, набрать камней побольше… Для будущих фигурок, вазочек и разной
дорогой безделицы, которую с большой охотой раскупали постоянные клиенты и
праздношатающиеся ценители изящного.
  Мы – это еще трое бездельников: нигде не работающий по причине вечной депрессии
интеллигент Кирилл, его подруга  декабристка Оля и я, пробавляющаяся случайными женскими
заработками.  Друзьями нас трудно было назвать; связующим звеном была  лишь общая любовь к
приключениям и по-детски ленивое отношение к жизни.
  Итак, была предложена прогулка за камнями!  Мы резво ответили «да», пораскинули
Васькиными деньгами,  и через неделю уже тряслись в длинном душном поезде
«Москва-Барнаул».
  Сутками тянулась кругом тоскливая, бесконечная степь,  оживляемая лишь небольшими группами
деревьев и водонапорными башнями. Здесь же, у окна,  меня впервые посетила мысль о
бескрайности нашей Родины…
 
 
…Уже шесть часов автобус из Бийска вез нас по пыльным  предгорьям Алтая.
Старый «пазик» мы отыскали прямо на вокзале,  охмурив  водилу  наивными улыбками.  Шоссе,
которое было на карте, показалось нам слишком длинным,  и мы  решили проехать по более
короткой дороге,  скромно обозначенной пунктиром. Попытка срезать путь стоила нам дорого – в
горах шофер, русский мужик, заблудился, и ночь встретила нас на незнакомом перевале. Где мы
находимся, и где нужный нам поселок -  не имели понятия.
   Было жутко холодно, несмотря на август. Над перевалом висел густой туман,
при свете луны поблескивала обильная роса на травах и ветках деревьев.  Было видно, как над
дорогой пролетела крупная мокрая сова и скрылась в хвое  алтайской ели. При отсутствии кошек
в диких местах ее появление можно было считать недобрым знаком…
  Мы вышли из автобуса, покурить и обсудить дальнейший план  действий. Шофер, смачно
ругаясь, пошел смотреть задний мост – в одном месте дорога была здорово разбита камнепадом,
и мы чуть не навернулись в пропасть, пытаясь объехать это безобразие. Более того, в двух
километрах отсюда нас обстреляли из винтаря, когда мы попытались приблизиться к одной из
овчарен, намереваясь спросить дорогу. Пришлось погасить в салоне свет и залечь на пол,  не
искушая судьбу. По всей видимости, нас приняли за ночных воров, что не редкость в этих краях.
Не иначе, водила  проклял тот час, когда согласился  за  весьма скромные бабки отвезти четырех
разгильдяев  в горы.  Сейчас он подозвал нас – над правым колесом виднелась вмятина от пули.
Ребята хмуро переглянулись  и пошли посмотреть, что нас ждет впереди.
  С перевала были видны огни какой-то деревни. Наскоро перекусив бутербродами с колбасой и
оставшейся  кокой, ободренные, мы поехали  вниз,  однако дома словно вымерли. Надо полагать,
поселяне давно спали,  горело лишь несколько фонарей на столбах, чтобы придать видимость
цивилизации.  Мы немного посигналили и  встали площади,  на освещенном месте – чтобы  нас
ненароком опять не обстреляли.    Начались дебаты, что делать дальше; возможно, придется
здесь заночевать, так как в темноте мы не найдем дорогу, но ночевка не входила в наши планы,
так как мы из-за этого могли потерять ходовой день, а у нас было все расписано, да и водиле
пришлось бы добавлять, а денег-то в обрез!…
   Однако вскоре автобус окружило несколько всадников, мотающихся по поселковым дорогам в
поисках развлечений.  Горно-алтайцы были темны лицами, пьяны и не скрывали неприязни к
руссо туристо. Наши мужики  так же недобро поглядывали на аборигенов, готовые  ко всяким
неожиданностям. Один топор расчехлили;  я вытащила  двустволку и ненароком показала ее в
окне, пока ребята о чем-то толковали с местными.  Язык их мы не понимали, но по жестам
примерно определили, куда ехать дальше. Пришлось расстаться с бутылкой водки в качестве
платы за гостеприимство.
   Конные алтайцы несколько километров сопровождали нас, переговариваясь,   алчно
заглядывая в окна, и непонятно было, что им хотелось больше – то ли нас, женщин, которые в
полублевотном состоянии тряслись на  жестких сиденьях, измученные многочасовой горной
дорогой, то ли еще водяры, которую  нечасто завозят в эти Богом забытые края.
  Через двадцать километров извилистой горной дороги показались огоньки Усть-Кана, но
всадники оставили нас в покое много ранее, поняв, что больше ничего им от нас не дождаться.
Развернув своих рыжих диковатых коней, они помчались обратно, покрикивая, охаживая  и без
того резвых животных кожаными плетьми.
 
   Мы облегченно вздохнули. Шофер, сбросив нас метров за пятьсот до поселка,  уехал в него
ночевать.  Рассвет  застал нас за перетаскиванием вещей к истоку Чарыша, который бойко катил
свои ледяные воды на север, пенясь  и шумя на перекатах. Здесь он был узким, мелким и казался
неопасным.
  Скоро поднялось солнце, осветив живописную долину,  окруженную горами.  Туман стал быстро
таять; на одном из хребтов стал виден шикарный белок*, который тут же был заснят  на камеру.
Горы внизу были одеты в негустую поросль елей, сама долина была полностью покрыта
разнотравьем, высотой в пол человеческого роста.  Пока мы перетащили к берегу все вещи,
одежда  на нас стала абсолютно мокрой из-за росы.
   Стуча зубами, мы развели костер из прибрежного кустарника и приготовили рис с тушенкой,
щедро заедая все это зубчиками чеснока. Потом – традиционный чай, и – сборы.  Рассиживаться
было некогда; по плану, мы должны были отчалить с этого места прежде, чем  сюда начнут
заглядывать любопытные местные.
 Через несколько часов  катамаран, нагруженный  четырьмя людьми и шмотками, тщательно
увязанными в гермомешки, уже спускался вниз по строптивому Чарышу, скребя баллонами по
камням и тыкаясь  в прижимы и бесконечные топляки.
Часов в одиннадцать уже стало припекать. Днем температура поднялась  до тридцати градусов –
стал показывать свой характер резкоконтинентал. Солнце палило нещадно – мы сидели
полуголые, отмахиваясь от мошки, в шляпах с широкими полями и черных очках, слегка
ошалевшие от шума воды и стрекота мириадов кузнечиков  на берегах.
  Так началось наше приятное водное путешествие. Нам предстояло проплыть несколько дней,
прежде чем река расширится и по берегам  появятся намытые половодьями  огромные россыпи
разнокалиберной гальки , среди которой и предстояло отыскивать цель нашего визита  –
алтайскую яшму.
 
  Минуло три дня.  Мы проплыли больше ста километров завалов и шивер, и теперь река, словно
повзрослев, укротила свой нрав.  Пороги превратились в перекаты, завалы исчезли,  русло стало
более открытым и многоводным. Местных мы почти не встречали; исключения составляли редкие
конные пастухи или стада поджарых алтайских коров, которые  вполне самостоятельно лазили по
горам, выщипывая скудную, сожженную солнцем траву на склонах.
   Берега словно приблизились  - стали появляться скалы, круто уходящие в воду,  вода с силой била в них, и
ошибки, неопасные на мелкой воде, здесь стали проявлять себя в полной мере.  Появились и многочисленные
галечные  откосы. Мы с упоением рылись в них, выбирая самые отборные яшмы –
густо-зеленые, с белыми полосками, тигровые желтые с черным, сургучные… Попадались и
пейзажные, с причудливыми рисунками, но редко. В основном, конечно,  это были обычные
полосатые, которые и составили большую часть нашего «улова».  За два дня мы набрали целый
рюкзак  голышей, которые, кажется, весили целую тонну. Дальше мы  плыли, со вздохом
пропуская  многочисленные россыпи. Кат заметно осел под  тяжестью  камней, стал более
неповоротлив на изгибах реки, и скоро перегрузка дала себя знать.
     Однажды вечером  нам пришлось встать и  разбить лагерь у  живописной скалы, круто
обрывающейся в воду.  Сильный прижим в этом месте разрушил ее, и мы слегка порвали  левый
баллон ката, не сумев вырулить из струи и наскочив на острый  камень.  Теперь Кирилл
клеил его какой-то особой колдовской смесью тэгээфа и пластика. Васька, стоя на скале, пытался
ловить хариуса, мы с Ольгой трепались за женскую жизнь,  развалясь на ковриках у костра. На
деревянном шампуре  лениво пеклась над углями утка, браконьерски подстреленная на одном из
перекатов.  Утка пыталась  увести нас от выводка детенышей, которые спрятались под берегом,
но человеческий азарт не дал ей уйти.  Возможно, если бы она не рыпалась, мы бы чинно
проплыли мимо, но вид улепетывающей дичи всколыхнул самые низменные инстинкты… Малыши
остались сиротами, и теперь  их ждет печальная участь.
      Утка, однако, была хороша под  спирт, разбавленный  водой прямо из реки.
 
  …Наверное, в отместку за утку, на этой стоянке был забыт мешок с ремнабором. Однако, к тому
времени, когда это было замечено, мы проплыли уже более 30 км, и о возвращении назад не
могло быть и речи.  Потеря ремнабора стала причиной разборки – первой за весь поход. Мы
перегрызлись и весь день не разговаривали друг с другом.
   Теперь шить и клеить баллоны стало нечем, осталось уповать на милость неба.
Но небо отвернулось от нас – в пятницу перед самым заходом солнца,  под старым мостом,
снесенным весенним паводком много лет назад, мы налетели то ли на арматуру, то ли на  гвоздь,
торчавший из старого бревна, как на перст судьбы. В одно мгновение один из баллонов по всей
длине был распорот; затрещала  деревянная рама, наспех срубленная на стапеле… Катамаран
тут же накренился, навалился боком на  сваю; если бы не сильное течение, положение еще
можно было спасти,  но тут никто и пикнуть не успел.
  Мешки с вещами были  привязаны, однако все камни и люди  высыпались за борт. Я первая
оказалась в ледяной воде – меня оторвало от ката и понесло вниз по течению, в пене.  Не
выпуская весла, я пыталась принять положение «ногами вперед», надувной  спасжилет держал
плохо, и меня время от времени притапливало. Только через несколько сот метров я, измученная
и продрогшая, сумела подгрести к берегу.  Вода смыла с меня защитный крем, и  тело тут же
облепила жадная мошка – но бороться с ней не было ни сил, ни времени.
   Я побежала вдоль берега назад, спотыкаясь, шаря глазами по реке.  Русло здесь сужалось,
делая резкий поворот, течение было сильное, кое-где вода пенилась на камнях. Но сколько я ни
всматривалась в бурунную поверхность, смогла увидеть только две головы… Мимо меня проплыл
полузатопленный, перевернутый кат. Я бросилась в воду, надеясь зацепить его веслом,  но как
только зашла до пояса, меня сбило с ног течением и понесло. Судорогой свело ногу, и я оставила
затею догнать наше судно  -  пришлось вспомнить о себе и выкарабкиваться; когда я вылезла на
камни, ката уже не было видно…
  Вместе с ним исчезли и все наши вещи.
 
  К счастью,  народ вскоре прибило там, где и меня, на отмель. Васька исчез.
Кирилл и Ольга были  в порядке, если не считать нескольких ссадин на ногах.
Никто не бросил весла, и это было единственное, что у нас осталось, кроме зажигалки у курящего
Киры, которая каким-то чудом не выпала из кармана брюк, и моего охотничьего ножа, который я
никогда не снимала с ремня – он висел на пузе, под штормовкой.
  Мы долго бегали вдоль реки и кричали Васю, пока не стало совсем темно.
Усталым, замерзшим и злым, нам пришлось оставить  поиски и  разжечь костер из плавника,
чтобы высушить одежду и не помереть от холода.
 Всю ночь мы поддерживали костер, молча, не глядя друг на друга. Утром, голодные,
побрели вниз по реке, с отчаяньем вглядываясь в  берега и темную воду плесов –
но ни катамарана, ни нашего спутника нигде не было видно.
- Кто помнит карту? -  спросила Ольга, когда мы остановились передохнуть.
- Не скажу точно, но , кажется, до ближайшей деревни не меньше семидесяти  километров. Без
еды мы, сукины дети городов, вряд ли пройдем столько! – ответил Кирилл.
- Да, пожрать бы не мешало! – сказала я, задумчиво ковыряя травинкой в зубах.
Я вспоминала копченую утку и истекала слюной. – Ольк, может, тебя съедим?
 Невысокая пухленькая Ольга  зло сверкнула глазами и отвернулась.
- Не, правда! – настаивала я. – Из тебя получится нехилое жаркое.
- Заткнись! – прошипел Кирилл. – Твой дружок утонул, так что веди себя прилично,  а не то…
- А не то – что? – спросила я, поднимаясь с теплого камня и глядя ему  прямо в зрачки. – Давай,
иди сюда. Твоя мужская сила – против моего ножа, идет?
- Прекратите, придурки! Затеяли тут грызню… Надо думать, как выбираться отсюда… У нас нет
ни еды, ни денег, ни документов. Даже если мы и доберемся до людей,  это еще не значит, что
мы  попадем домой.
- Сорри, - сказала я, пряча лезвие в ножны. – Я  раскаиваюсь! Итак, какие у нас планы на
ближайший уикенд?
- Пойдем вниз по реке, нам ничего не остается. Где-нибудь,  да будет населенка,  а там  уже решим, что делать
дальше.
- Не забывайте поглядывать на воду, - предупредила толстушка. – Кто знает, может,  отыщется
Васька…
     О вещах никто не заикнулся, все были подавлены более тяжелой утратой. Я же  с болью вспоминала про
тушенку, любимые кроссовки и антимоскитный крем.
 
    В этот день мы прошли всего несколько километров. Идти было тяжело, кое-где
невидимая тропа вдоль реки  становилась совершенно непроходимой, и приходилось делать
большие крюки, обходя заросшие берега и невысокие лесистые скалы. Потом река спустилась в
небольшую долину,  открылись широкие полосы гальки, и мы пошли вдоль  воды, с матом
оскальзываясь на мокрых валунах, равнодушно взирая на разбросанные тут и там яшмы.
  Горы отодвинулись, уступив место степнистой равнине, покрытой колючей выжженной травой. К
вечеру мы устали, как собаки, и, совершенно измученные и заеденные насекомыми, с урчанием в
желудках,  повалились спать на траву под небольшим взгорком. Никто уже не думал о красоте,
окружающей нас, красота оказалась понятием вторичным, когда  жизнь делает неожиданный
поворот и беспрестанно хочется жрать. Острожить рыбу, как это делают в фильмах,
нечего было и пытаться – осторожные  тайменята и хариусы и близко не подпускали к себе
человека. Перекатов здесь не было, глубокая река быстро и тихо неслась вдоль камней, не
обнадеживая.  Высоко в небе летал какой-то хищник – то ли коршун, то ли орел. Один раз, метрах
в тридцати от нас пробежала блеклая лиса; она несколько секунд смотрела на нас и  тут же
скрылась.  К сожалению, у нас не было даже веревки, чтобы сделать подобие лука, который я
могла выстругать из прибрежного ивняка. Разные хитрые охотничьи ловушки на мелких зверьков
делать  мы не умели.
  Так и уснули, не говоря друг другу ни слова.
 Наутро, попив и слегка освежившись, побрели дальше, вниз по реке.  Силы таяли. Днем
пытались ловить и жарить крупных кузнечиков, которые в изобилии стрекотали в травах. Ловить
их оказалось довольно муторным занятием, особенно на жаре – за два часа мы наловили всего
две пригоршни, после чего зажарили  на прутиках.  После первого меня чуть не стошнило, но
голод, как известно, не тетка. Однако силы это восстановило ненадолго. Похоже, если так будет
продолжаться в ближайшие пару дней,  неестественная смерть  постучится к нам раньше
ожидаемого срока.
 
 …Кузнечики  скоро дали о себе знать. У нас с Олькой дико разболелись животы,  и мы, как по команде, стеная,
кинулись в прибрежные заросли… Кирилл, видя такое дело, сказал, что пойдет вперед, посмотрит, что там
дальше. Мы ответили, что скоро догоним…
    Я  сидела  в траве, безучастно разглядывая парящую над нами хищную птицу.  Было грустно, и
непонятно – дойдем ли мы когда-нибудь, куда –нибудь, и  вообще…
   …Потом на мою голову обрушилось что-то тяжелое, страшная боль пронзила тело, и день
померк…
 
 
   Очнулась я в каком-то  вонючем хлеву, настолько низком, что в нем можно было только лежать
или сидеть. Нестерпимо болела разбитая голова… Сквозь щели в потолке пробивался свет, и я
увидела в углу, на копне сена, Ольку. Она лежала в беспамятстве,  свернувшись крючком. На
голове ее запеклась кровь, но было видно, что она дышит, тяжело и неравномерно. Я хотела
подползти ближе, однако  тут же поняла, что прикована  к стене двухметровой толстой  цепью,
другой конец которой  замыкался на железном ошейнике,  обшитом кожей. На моей приятельнице
тоже был надет такой же ужасный ошейник.  Стараясь не шуметь, я подергала цепь – нет,
человеческих сил не хватит что-либо с ней сделать… Со стоном разочарования я перевернулась
на живот и тут почувствовала, как что-то больно надавило на интимное место – нож!  Кто бы это
ни был – они не нашли его. Видимо, оглушив нас, изверги  не догадались обыскать двух
безобидных девушек,  которые вышли до ветру.
  Я осторожно засунула руку под штормовку – там, голубчик! – и погладила деревянные ножны. Тут же  решила
перепрятать его, затянув ремень с ножнами вокруг правой ноги,  под штаниной. Не очень
удобно,  зато более надежно пока, а там посмотрим.
  Я вооружена! – эта мысль несколько обрадовала меня, однако долго размышлять мне не дали –
снаружи вдруг послышались голоса, залаяла собака; дверь  в хлев  со скрипом распахнулась…  Я
тут же  прикинулась спящей. Сквозь приспущенные веки я попыталась разглядеть пришельца -
это был невысокий, смуглый местный, с худым некрасивым лицом и черными волосами.   Человек
что-то поставил на пол и ушел, закрыв  снаружи дверь на замок. Я  открыла глаза и повела носом
– передо мной стояла кастрюлька с водой и завернутая в тряпку лепешка, непонятно из чего.
Однако запах еды прогнал даже боль в затылке. Я тут же набросилась на лепешку, и вспомнила о
соседке только, когда отъела больше половины. Совесть моя издала жалобный писк; я косо
посмотрела на бессознательную Ольку и засунула остаток лепешки в карман. Попив воды,  я
попыталась в красках представить, какая участь нас ожидает, а потом провалилась в
спасительный сон…
  До  утра к нам никто не заглядывал. Ночью Олька, беспомощно звякая цепью, заворочалась,
приходя в себя, и застонала. Я шикнула на нее, потом постаралась утешить, а потом и вовсе
замолчала, не зная, что сказать… Кинула ей кусок лепешки и пододвинула, сколько могла, воду.
Продолжая  тихо стонать, толстуха  благодарно принялась за еду.
- Кажется,  п…ц нам, татарам! – шепотом сказала я.  – Давай, жри быстрей, и устроим военный
совет. Как голова?
- Плохо…
- У меня тоже не сахар, однако способность мыслить я, к счастью, не потеряла. Как ты думаешь,
где мы и что с нами собираются делать?
- Я думаю, что собираются делать, тебе ясно и без меня! – вздохнула Ольга, тщательно
подбирая высыпавшиеся на пол крошки.
- Эти уроды не нашли мой нож; предлагаю гордую смерть  взамен поруганию!
- Тебе все смехуечки,  а пахнет, действительно, жареным. И зачем мы только отослали Кирилла!
- Ну, кто ж знал, что нас ожидают еще большие сюрпризы. Что будем делать?
- Для начала, - немного подумав, сказала она, - будем подольше прикидываться ранеными…
Надо подкормиться и отлежаться – у нас наверняка по легкому сотрясению. Через день-два нас
выведут, и тогда мы  сможем оценить обстановку.
- Браво! Ты рассуждаешь, как бывалый партизан, попавший в плен! – рассмеялась я. Я не
ожидала столь умных мыслей от неуверенной в себе толстушки, которую знала много лет.  –
Тогда – спим, сон – лучшее лекарство. А завтра я перережу глотку любому, кто попытается меня
изнасиловать!
 
  Через двое суток нас, наконец, отстегнули от ошейников, надели на ноги цепи вывели на свет
божий.  Два алтайца пытались заговорить с нами, но поняв, что мы не бельмеса, привели
откуда-то полукровку,  выполняющего роль толмача.
 
- … здесь вас никто не найдет, так что на спасение не надейтесь. У нас недавно заболел и умер
раб, который работал в южном шурфе. Вам предстоит занять его место – будете добывать
нефриты для хозяина. На каждый день будет определена норма, при ее невыполнении –
наказание. Кормежка – два раза в день, выходные –  по воскресеньям. За попытку побега –
смерть…
 
     …Я как-то видела у Васьки нефрит – нежно-зеленый, полупрозрачный камень с темными
точечками,  считающийся полудрагоценным - очень хорош для поделок и особенно ценится
китайцами; по всей видимости, тут  уже неплохо налажен канал по его разработке и сбыту через
границу. Да, вот уж влипли, так влипли…
 
- … За находку белого нефрита – особое поощрение – освобождение от работы на день...
 
  Дальше я уже не слушала, впав в  ступор от всего происходящего.
  На следующее утро нас отвели на место работы.  Кругом суетливо прыгала гавкающая собака,
грозно скалила клыки и выделывалась, как могла – разве что не кусала. Мы спустились в глубокий
темный шурф, где разрабатывалась очередная нефритовая жила.  Под землей было холодно,
видимость отвратительная -  все освещение состояло из жутко чадящей масляной лампы.  Нас
приковали к толстому железному кольцу, вбитому в здоровенный чурбак, который нельзя было
практически сдвинуть с места,  вручили по кайлу и оставили наедине друг с другом…
  Мы тут же бросили свои орудия труда и сели на чурбак обсудить происшедшее.
- Ну, мать, - сказала я, - вот мы и попали! И чего нам дома не сиделось?
- А я хотела пойти на курсы бухгалтеров… Ыыыыы… - разнюнилась Олька, сожалея разом обо
всех  упущенных возможностях в этой жизни.
- Давно надо было за ум браться! – отрезала я, - сейчас бы работала в приличном офисе, и не
моталась по любимой родине, как луна в проруби!
- Не ругайся, - хлюпая носом, загнусила толстуха. – Хорошо хоть, что нас еще не отделали всей
бригадой!
Пока нас никто не домогался, но "домашняя работа", возможно, была бы лучшим вариантом,
нежели постепенно отдавать концы в этом каменном мешке...
  Снаружи  за нами присматривал старый  китаец, непонятно, каким образом очутившийся здесь.
Впрочем, до китайской границы  здесь  всего пятьсот-шестьсот километров, охраняется она
фигово, и при большом желании можно  пробраться горными тропами. Китаец был вооружен
охотничьим карабином, и бесконечно улыбался  неровным рядом желтых зубов. При мысли о нем
меня передернуло…
      Я  с тоской посмотрела на кайло.
       Работать  не хотелось, впрочем, как и всегда.
- Может, отдадимся китайцу, и он нас отпустит? -  внесла скромное предложение Олька. – Мы
наверняка первые женщины в этом убежище бандитов.
- Китаец  слишком стар! – резонно заметила я. – К тому же  у него нет ключей от  замков  на цепях.  Возможно, он
раздобудет нам анаши – хоть  какая-то польза.
   При мысли об анаше мы тяжко вздохнули – именно сейчас не помешало бы  взбодриться.
- Нас накажут, если мы не выполним норму! – напомнила Олька и решительно взяла в руки свой
инструмент. – А мне не хотелось бы узнать, в чем именно состоит наказание…
 
    Целый день мы долбили проклятую жилу, пока не свалились замертво.
 Взвесив мешочек с камнями,  хозяин похвалил нас, щуря  раскосые глазки, и нам принесли две
лепешки, свежей воды и  даже лампадку, испускающую нестерпимую вонь от  сала, залитого в
нее... Вечером мы лежали в своем хлеву, на ворохе сена, опять прикованные, и в полном отрубе.
Даже мысли о побеге улетучились – настолько мы устали.
  Но ночью я неожиданно проснулась; голова мало-помалу прояснилась. Ясно, что на такой
каторжной работе мы долго не протянем  и надо что-то делать. Я   пододвинула лампу и стала
внимательно осматривать  цепь, надеясь найти слабое звено.  Звена я не нашла, но зато  меня
обрадовало кольцо со штырем, вбитое в стену  –  дерево там было довольно трухлявое, и
стальным клинком его можно было раздолбить за несколько часов!
 Я разбудила Ольгу и обнадежила ее этим известием.  Чтобы не терять времени, мы  стали  по очереди
расковыривать каждый свою стенку.  Неожиданно мне померещился какой-то
шорох снаружи.
- Ты слышала? – тихо спросила я, прекращая работу.
- Да! – испуганно зашипела Олька. – Там, за стеной, кто-то есть!
Мы прислушались.
- Девки!!! Вы тут, что ли? – раздался приглушенный шепот прямо рядом с моим лицом.
- Ёлки! Кира!!! Это ты?
- Да! Токо тихо… Вы как там?
- Живые…  - я вкратце описала, чем мы тут занимаемся в данный момент.
- Ща поможем! – раздался голос моего дружка Васьки. – Покажи, где ломать, я топором
поработаю.
- Ваааааська! Ты откуда?! – крикнула я; Олька кинулась было заткнуть мне рот, но было поздно.
 В землянке хозяина зажегся свет и стали слышны людские голоса.
-  Ломай быстрей!!!!! – заорала я во всю глотку, уже не таясь.  Мужики в два топора
принялись выламывать доски сарая. Раздался выстрел, и я услышала, как пуля пропела песню
прямо над моей головой, пробив хлипкую дверь.  Кто-то из наших тоже пальнул картечью  в
ответ. Хозяева примолкли, явно не ожидая такого отпора.
 Через минуту доски были выдраны,  и мы, как  были – в ошейниках, выбежали на свободу.
 - К реке! – крикнула я и понеслась, пригнувшись, звякая цепью.
   Неожиданно  на моем пути оказалась собака – она мирно сидела, наблюдая за нами, и я чуть
не сшибла ее.  Не останавливаясь, я прыгнула, прижала ее к земле и  приставила  к меховому
горлу нож, намереваясь разделаться с хозяйской приблудой.
- Животное-то за что? – сердито сказал Кирилл, подбежав ко мне, – я ее сервелатом только что
накормил, чтобы не тявкала. Наш человек… бежим, а то не успеем!
- Она  покажет хозяевам наш след! – угрюмо сказала я. – Придется ее кончать.
-    Ой-яяяяяя, не убивайте , люди добрые!!!  - собака перевернулась брюхом вверх и заныла,
вымаливая пощаду.
- Не скули, презренная воспитанница человечества! – сказала я, убирая лезвие от ее
горла. – Иначе ты соберешь здесь всех китайцев мира! Поклянись, хвостатое отродье, что ты не
выдашь нас!
   Собака молча затрясла песочной головой; из глаз ее лились слезы благодарности.
-    За сопкой есть тайная тропа, - быстро сказала она, вставая и отряхиваясь,  – люди побегут
искать вас к реке,  а вы сделаете крюк и  всех обманете. Сейчас повернете направо,  и пройдете
лесом, а там  дальше сами увидите, это конная тропа, она  хорошо видна.  А за колбаску –
премного вам благодарны! Отродясь такой не едала, век не забуду!!! -  улыбнулась клыкасто
Кириллу и канула в предрассветной тьме, истошно лая для поддержания суматохи…
 
 .. Позже Кирилл рассказал,  как успел заметить двоих алтайцев, которые оглушили нас, взвалили
на  спрятанных в зарослях коней и увезли. Он следил за ними до самых  убежищ, искусно
схороненных под горой так, чтобы не нашли с вертолета. Поняв, что один, без оружия,  он ничего
не сумеет сделать, решил идти вниз, пожирая кузнечиков, до первых людей, чтобы попросить
помощи. Через несколько километров он  наткнулся на выброшенный кат; почти все вещи,
грамотно привязанные,  остались целы. Тут же нашелся и Васька – оказывается, он все время
плыл за уцелевшим баллоном, держась за него –  поэтому его никто не заметил. Только через полчаса
ему с трудом удалось взобраться на этот баллон, но без весел он не смог подгрести к берегу, и
сильным течением его продолжало нести, однако он так и не решился бросить судно.
Прибившись к берегу километрах в десяти от места аварии, решил ждать нас, надеясь на лучшее.
И вот через пять дней на его костер наткнулся голодный, оборванный Кирилл, еле державшийся
на ногах…
    Без ремнабора  безнадежно испорченный катамаран восстановлению не подлежал, и его
пришлось бросить на берегу – по этому поводу мы опять переругались; идти предстояло
немеряно! К счастью, карта осталась цела - мы переложили вещи, одели рюкзаки и потопали
прочь от реки, на дорогу до ближайшего поселка…  Не знаю, как у толстухи, а в моем рюкзаке
лежали, завернутые в футболку, несколько кусков нефрита, которые я собиралась выгодно
продать Ваське, оставшемуся без яшмы.
 
…На следующее лето мой друг Вася,  искусный резчик по камню и зарабатывающий этим себе на
жизнь, предложил нам как-то совместить приятное с полезным – съездить деньков этак на
тридцать в Якутию, за сердоликами… Для будущих фигурок, вазочек и разной подобной
безделицы, которую с большой охотой раскупали постоянные клиенты и  ценители изящного.
   Мы ответили «да»,  и  через неделю…..
 
-------------------------------------------------------------
*белок - нерастаявший снег на склоне горы
 
 
1999 г.