У нас на курсе - Похороны любви

Он и Она. Студенты-первокурсники. Он - закомплексованный деревенский парень, и мысли не допускающий о том, что может всерьез понравиться девушке. Она - тоже из деревни и в глубине души верит в появление своего принца. Она черноглаза, черноволоса и хороша той неяркой, неброской внешностью, за которой подчас таится истинная красота.
И Он, и Она - натуры романтические, и это их быстро сближает. Но, впрочем, их отношения остаются чисто дружескими. При этом Он сгорает от любви, а Она понятия не имеет о чувствах, которые его обуревают. Ей вполне хватает его хорошего отношения к ней, а Он счастлив от возможности видеть Ее каждый день, оттого, что их комнаты в общежитии расположены напротив, а уж тем более тогда, когда они оказываются рядом, за одним столом в университетской аудитории. А однажды Она Его даже поцеловала. И хотя это был дружеский поцелуй, в щеку, по поводу Его дня рождения, душа Его затрепетала: ведь это было первое прикосновение Ее Губ. Он впервые увидел их так близко - чуть-чуть полноватые, четко очерченные. И еще, оказывается, на верхней, слегка приподнятой губке, были крохотные, едва заметные, темные усики... Отчего Она показалась Ему ещё милей.
Так продолжалось несколько месяцев. Как-то весной Он и Она оказались в одной студенческой компании, отправившейся на выходные в горы. День был чудесный - почти по-летнему теплый, места - изумительно красивые: по обеим сторонам дороги тянулись цветущие яблоневые сады, склоны гор розовели - то зацветал на них дикий урюк. Всё вокруг радовало глаз, после дымного смрадного города легко, вольно дышалось. Все были беспечны и веселы. Он шел рядом с Ней, говорил о каких-то пустяках или просто молчал; иногда их плечи и руки соприкасались; случалось, Он подавал Ей руку, помогая перешагнуть горный ручей, перепрыгнуть с камня на камень, перебраться через упавшее дерево. И от всего этого, от того, что все вокруг было столь удивительно, неправдоподобно красиво, душа Его полнилась тихой беспечной радостью.
К вечеру стали устраиваться на ночлег. Разбили палатку - одну на всех, разложили большой костер, вытащили из рюкзаков нехитрую магазинную снедь, купленные в складчину бутылки портвейна...
И опять они оказались рядом, и Он чувствовал своим плечом Её упругое плечо, и не столько сам ел, сколько следил за тем, чтобы Её не обделили чем-нибудь за этим стремительно пустеющим столом. И Ему было хорошо от того, что Она брала все, что Он Ей подавал - ела азартно, с удовольствием.
На горы быстро спускалась темная южная ночь. На небе высыпали неправдоподобно яркие и крупные звёзды. Снизу, из ущелья, тянуло прохладой и сыростью. Пора было устраиваться на ночлег.
Она ушла вместе с другими в палатку, а Он остался у костра, желая хоть немного продлить очарование этого удивительного дня, так много подарившего ему. "Смотри, останешься без места", - стали кричать из палатки. Он сгреб в кучку догоравшие угли и пошел к остальным.
Место Ему досталось посреди всех - как раз напротив входа. И снова - о чудо! - они оказались бок о бок. И опять Он испытывал ни с чем не сравнимое блаженство - боясь пошевелиться, лежал не дыша.
Все долго не спали, говорили, смеялись, но усталость наконец сморила и самых неутомимых. Он не засыпал дольше других, потом все же стал забываться, как вдруг ему почудился шепот и странный задыхающийся звук. Сперва Он никак не мог понять, что это такое. Но звук повторился, и его уже ни с чем нельзя было спутать - это был звук долгого поцелуя. Целовались рядом с ним - с той стороны, где была Она. Он с холодной отчетливостью понял, что происходит, и Ему стало трудно дышать. Он пытался вдохнуть и не мог: ему было больно и стыдно. Рядом продолжали целоваться, и Он был не в силах больше это переносить. Он разом, резко сел, и сразу рядом повисла испуганная тишина.
Он вышел из палатки и пошел к едва тлеющему костру, скорее автоматически, чем осознанно, стал подкладывать в него тонкие прутики и легонько дуть. Когда костер снова занялся, Ему стало легче. Он понял, что должен делать. У Него был костер, и самое главное - дров хватит до утра. А еще есть чай, оставшийся после ужина в закопченном ведре.
Потом Он стал сам себе читать стихи и петь песни - все, какие знал, но утро все не наступало, и тогда Он стал рассказывать сам себе содержание книг, которые читал... А когда на еще темном небе начали проявляться очертания далеких горных вершин, Он тронулся в обратный путь. В оставленной им записке было всего три слова: "Я должен уйти". Он шел быстро, не оборачиваясь, и рассвет застал Его почти на половине пути. Утро наступило серое, туманное, горы были угрюмы и сумрачны. Ночью кое-где прошел дождь, тропа местами раскисла, идти было неудобно... Потом Он долго ждал автобус на конечной остановке, а когда тот наконец приполз, Он всю обратную дорогу не мог унять противную мелкую дрожь в теле.
Уже в городе, по пути в общежитие, Он зашёл в гастроном и купил на оставшуюся до стипендии пятерку бутылку вина, полбуханки хлеба, банку дешевых консервов.
Когда Он открыл своим ключом дверь, у него немного отлегло от сердца - в комнате никого не оказалось. Сбросив отсыревшие грязные рифленки, Он наскоро умылся и присел к столу. Нарезал хлеб, открыл консервы, а когда взялся за бутылку, дверь распахнулась. На пороге стоял Алик, его сосед по комнате. Он не хотел сейчас видеть никого, а тем более Алика - отношения у них были натянутые. Однако тот, заметив бутылку, радостно оживился и, потирая руки, быстро направился к столу.
- По какому поводу гуляем? Что за праздник?
- Праздник... - усмехнулся Он, - да нет, скорей похороны, - помолчал и добавил: - Вернее сказать - поминки.
Алик тут же сделал скорбную физиономию.
- А кто умер-то?
- Один человек - ты всё равно не знаешь, - сказал Он и опять взялся за бутылку, - давай второй стакан...