Удивление Америки

УДИВЛЕНИЕ АМЕРИКИ
А. Якутский
E-mail: a_kosachov@yahoo.com

Каждому известно, что сказка – ложь да блажь, но чтоб не завраться, сказки только и выдумывай.
Вот и выдумал я, что жили в Коегдеевке Тишка да родители его. Родители как родители, да не об них и речь, а вот Тишка на всю Расею известный был умом своим да набожностью. Чуть только заставят его Богу молиться, глядят: а он уж и лоб расшиб. А работяга! Ни минутки свободной! Только отец ему:
- Тиш, пойдём, забор поправим!
А он:
- Не могу, папенька, занят я…
И в книжку глазами поскорей утыкается. Посмотрят на него папенька с маменькой, головами покачают и пойдут забор править, гордясь сыном таким грамотным.
В тот день отец с матерью отправились чуть свет в поле, а Тишка книжицу перелистывал. Покрутил её, повертел, да и в угол забросил: сколь же её рассматривать, коли в ней две странички, а читать он всё едино только по складам и научился. Пошёл молочка попил, медку поел, поспал, проснулся, а день всё не кончается. Запряг он тогда лошадёнку в телегу, да и покатил прочь со двора.
Из Коегдеевки тогда одна дорога вела, с колеёй глубоченной, с пути не собьёшься, а день жаркий… Ну и задремал Тихон.
И снится ему, что подъехал он к стольному Питеру. Народу встречать вывалило – прорва. И все радуются, локтями друг дружку в бока толкают, говорят: «Ну, наконец-то, Тихон Маркелыч пожаловали. Теперь всё путём будет!» А тут царь вышел и прямо к Тишке, давай обнимать его да целовать. Сам плачет, в бороду высмаркивается.
- Ой! – кричит, - касатик, заждались мы тебя! Никакого без тебя у нас сладу нету со страной с этой. Народу тьма живёт, а всё глупы да неработящи. Так что давай, умище своё принорови к расейским интересам и начинай нами править!
Ну, Тишке деваться некуда, хоть и лень, а надо править. Да дело-то плёвое, враз обернуться можно. Встал Тихон во весь свой небольшой рост и давай указы издавать. Перво-наперво, чтоб хлеб на полях посеялся, взошёл, заколосился, собрался, обмолотился, да в караваи превратился. Чтоб как захотелось хлебушка, так пошёл бы на поле, да и срезал.
Вторым делом, чтоб править ему легче было, пусть вырастут у него крылья агромадные, чтоб можно было над всей Расеей летать и всё-всё видеть.
Как сказал, так и сделалось: на полях хлеб всходит, у Тишки крылья растут. И всё бы хорошо, да случись тут трясение земли. Да такое сильное, что Тишка не только проснулся, а и чуть-чуть с телеги не сверзился.
- Что такое? Или я к японцам заехал, у коих такие земные колебания каждую минуту происходят? – задумался Тихон по-научному, глаза продирая.
А когда продрал, смотрит: никакие не японцы, а стоит средь колеи мужик. Да и не мужик, а так – тень одна. Такой худющий, что сразу видно: мысль человека хуже глистов гложет. Ну, Тихон, как положено интеллигенту, вежливо спрашивает:
- Так мол и так, как тебя звать, холопья твоя морда, и для какой-такой надобности ты тут в землю упёрся, тебя ж ни по какой шасе не объехать?
- Оченно просто, - отвечает тот. – Звать меня Данилой, а стою тут – над мыслью стараюсь. Дума меня съела до самых костей, как бы Расею на весь мир прославить. Знаю, что есть у американов книжица такая гинесовая, куда всё самое необыкновенное записывают. А про расейские необыкновенности там ничего-то небось и нету. Вот и надумал я сотворить чего-нибудь, у американов доселе невиданное, чтоб тем и себя и Расею прославить.
И так Тишке понравилось, что есть вот такие парни, тела своего не щадящие, а только и думающие, как бы Отчизну прославить, что сел он на землю и заплакал. И вот плачет Тихон, а Данила стоит над ним и затылок чешет.
На третий день перестал он в затылке ковыряться, тронул Тишку за плечо, да и говорит:
- Погоди, барин, плакать. Уж больно жалостливо ты воешь, наверное, жрать хочешь. Так я щас свою задумку исполню, да и поведу к себе в гости. Чем Бог послал, угощу.
Стал тут Данила опять средь дороги и давай чего-то делать. Надулся весь, что лягушка, аж кровь в лицо ему бросилась, глядеть страшно… Стоял так, стоял, а потом к-а-а-ак шваркнет себя лбом по носу – только юшка во все стороны брызнула.
- Во, - говорит, - барин, чего умею. Небось американы сроду до такого не додумались!
А уж Тишка-то рад! Прыгает вокруг Данилы, обнимает его, целует.
- Ну теперь-то мы с тобой весь мир удивим! Теперь все будут знать, как в России себя кровя пущать умеют!
Обнялись они и так, обнявшись, пошли в деревню к Даниле. Чтоб отметить это дело по-православному, да заодно и письмо к американам сочинить.
Ну, пришли скоро. Подходя к избе, Данила выломал из забора дрын подходящий, и пока Тихон  перед образами крестился, Данила успел и мух дрыном из хаты повыгонять и жену побить маненько, чтоб, значит, не отвыкала от хозяйской руки. Вообще, понравилось у Данилы Тишке. Всё как у людей. И жена недолго поревела, да и давай на стол харчи метать: тут тебе и хлеб, и соли миска, и самогонки четверть. Выпили, закусили, попели, поспали. Проснулись – опять есть охота. Поели. И ещё спать было собрались, да вспомнили, зачем знакомились. Насочиняли тогда письмо американам и по факсимильной связи – швырь его через океан. Те, недолго думая, присылают ответ:
«Всяческий вам гуд бай и очень нам интересно, хоть и не верится, чего вы уметь можете, а засим – вот вам билет на скорейший ероплан, да сам ероплан в придачу».
И точно – загудело за окном, сарай у Данилки завалился, куры (если бы были), нестись бы точно перестали – прилетела машина невиданная.
- Прощаться будем? – говорит Данила жене.
- А чего ж не прощаться? – жена ему. И в слёзы: - Ой, да куда ж ты в такенную даль, кормилец, Да к врагам уезжаешь, а они ж, нехристи, как тебя увидят, так больше никогда и не отпустят. Работяга ты мой, задумчивый.
Воет таким-то образом, а сама бельё перестирала, погладила, и опять уж пачкать принялась. Данила слушает её, головой качая, довольный. Как наслушался, взял дрын свой давешний, да поколотил слегка. А там – сели в ероплан, и в Америку.
Добирались недолго – чего там до той Америки… Американы им было страну свою показывать кинулись, да было б чего смотреть – непонятно всё. Да и мы удивительнее можем, друзья-то наши намекают.
- Вел, вел, плиз! – залопотали хозяева, достали книжицу гинесовую, чтоб писать удивительности расейские, а на рожах написано – не верим, мол.
Ну, Данила, разозлившись, сначала себе кровя пустил, а потом и до ихних морд халдейских добрался. Насилу Тихон его утихомирил. Его потом долго благодарили. И, кроме того, что в книжицу записали, сказали ещё – чего увидите у нас, для вашей страны полезное, забирайте.
А земляки-то наши больше всего удивлялись дорогам тамошним – всё сплошь асфальтовые, и ни одной колеи! Как ездят – непонятно! Дай, мол, и мы попробуем… А от виски от ихнего отмахнулись, говоря:
- Не переводите продукты зазря только!
Как прибыли домой, Данила побежал жену проведать, а Тихон дорогу размотал от Коегдеевки до Никудаевки самой, собрал мужиков и ездить по ней заставил.
Мужики поначалу боялись, без колеи-то. Некоторые заблудиться умудрялись. Да и плохо по асфальту – не потряхивает, не усыпляет дорога такая. А потом, не то, чтоб привыкли, а просто колея и в асфальте образовалась, как встарь стало. И всякий теперь, дорогой этой едучи, Тихона благодарит.
И никто уж Данилы не боится, что ещё страшней стал от новой думы непосильной: как бы, спины не горбя, а стоя прямо на асфальте, об этот асфальт грудь почесать?