Ошибка

Хлопнула дверь. Они посмотрели в окно и увидели, как по двору мелькает его красная куртка. Кальман бродил в полумгле, оставляя на снегу вьющиеся кольцами пунктиры. Вот возник у сарая, что это он там делает? Да, теперь видно - выволакивает из-под навеса круглые поленья: одно, другое, следующее, парочку еще. Выпрямился. Где топор? Ищет.
"Натоптал вот, - сказала Танька. - А снег был такой красивый!"
Будто услышав эти слова, Кальман двинулся направо, где еще было чисто и бело, разрушил чудный сугроб, похожий на Америку, оставил след у туалетной будки, на секунду замер и вдруг пропал куда-то.
- Вот вечно он вечно все портит. Дурак. Вчера опять весь вечер просидел, радио в наушниках слушал. Зачем тогда приехал? "Маяк" ловить? Надо было еще кого-нибудь взять, говорила же.
- Черт с ним, не обращай внимания. Вот мы дадим лопату ему, пускай все и убирает.
Темнело, к земле спустились тучи, и серое поле вдруг пропало за забором, вместо него теперь стояло непонятное мглистое пятно, и даже не пятно, а вроде бы переливающийся пепел. Сыпал  небольшой снежок - будто мокрые тряпки летели с небес, температура плюсовая, все течет, течет. Не погода, а какая-то мерзость!
"Скоро лето, будем купаться… - задумчиво повторяет Танька, - скоро лето, будем купаться…"
- Брось ты, еще январь да февраль впереди. Еще померзнем.
    - Нет, я серьезно говорю, на самом деле скоро. Ну смотри, сколько нам осталось? Три, четыре месяца? Май не в счет, это уже лето, правда?… апрель, март. Сегодня у нас третье…
    - Второе.
    - Ну, пускай так. Получается… ну, около ста двадцати дней. Это ведь мало, это меньше, чем кажется! Послушай, это звучит даже коротко - сто двадцать, сто двадцать.
Надя почесала за ухом.
- Нет, подруга. Это так много, что нельзя себе и представить. Мы с тобой состаримся и умрем".
- А я умирать не хочу. Что за глупости? Я как медведь, в спячку залягу. И преспокойненько просплю эти четыре месяца. Вот прямо сейчас и начну, не веришь?
 Она плюхнулась на кровать, накрылась с головой одеялом. Надя покачала головой, взяла со стола кастрюлю, принялась мыть в тазу, в мыльной и грязной воде, где еще с вечера притаилась сковорода и четыре блюдца. За окном хрустели шаги. Временами раздавался будто хрустальный звон - это Кальман колол дрова.
 В углу комнаты стояла маленькая елочка, которую они срубили в лесу. Вся она была увешана здоровенными германскими шарами, которые продавались лет восемь назад по дешевке, внутрь елочных шаров были насыпаны блески, поэтому каждый из них сверкал ярче другого. Вместо верхушки привязали морковь. Странное дело, Новый год прошел, иголки тут же начали осыпаться. Оттого ли, что воды ей не хватило, хотя странно, некоторые елки месяцами стоят, или что Кальман отравляет воздух своим куревом… Слава богу, не дали Наде срубить еще одну елку, чего лес зря корежить? А вообще, плохой это знак, когда хвоя облетает.
 - Ты и пяти минут не можешь полежать спокойно, не то что четыре месяца!
 Таня перевернулась на другой бок, носом к стенке и тяжело вздохнула.
 - А вот и неправда. И вообще, я уж почти задремала. 
     - Кто же сейчас только что дрыгал ногой, раз ты дремала?
     - Все это вранье, не было такого! Хотя, может и правда… мне снился сон.
 Надя отложила чистую кастрюлю, пошла и выглянула на улицу: "Кальман, ну кто дрова обещал?! Почему обязательно нужно три часа копаться? Тебя что, ни о чем нельзя попросить? Кальман!"
 Тот неразборчиво отвечал и продолжал со звоном колоть поленья.
 Она вернулась в комнату, принесла старых газет на растопку. Села читать их, перелистывала пожелтевшие страниц. "Комсомольское племя", "Правда", "Призыв", потом девяносто третьего года "Огоньки".
  "Все сжечь надо, одна макулатура. Отец хотел оставить для истории, чтобы читали внуки и правнуки. Ха, нет там истории никакой ни на полслова, все равно жуки съедят, надо жечь.  Вот ты почитай, здесь статья про ядерный взрыв, как там мужики, взрослые мужики…"
  "Да ну их, Надь, - Таня сняла с головы подушку и села. - К черту их всех. Не это страшно, не взрывы. Вот сейчас мне снился сон… - Посмотрела в угол, где елка стояла, приложила палец к губам. - Ужасный. Кошмар. То есть он не очень был и ужасный, но я почему-то испугалась. Помнишь, у нас комод бабушкин, из красного дерева, он в коридоре стоит? Знаешь, что я с ним сделала?
- Что?
- Наклеила календарь с Ди Каприо клеем "Моментом". Представляешь, какая глупость? Потом опомнилась и стала отдирать,  а он уж всё - намертво прилепился к лакировке…
- Танька, ты дура.
- Да?
- Точно дура. У тебя в башке одни глупости!
 "Конечно, глупости, - и тут же согласилась Таня, соскочила с кровати и запрыгала. - Глупости! Глупости!"   
 "Я же знаю, что не уснешь. Дай-ка я на твое место лягу. - Надя взбила себе  подушку и развалилась. -  Ой, хорошо то как! Нагрела. Откуда в тебе столько тепла?"
 Дверь открылась и появился Кальман с охапкой дров, свалил их на пол около печки и присел на табуретку. "Что, барышни, валяемся, да? А порубить не хотим, топором помахать?" Он полез в карман за спичками, чтобы разжечь огонь, при это так вздохнул, что Наде и Тане сделалось вдруг совестно.
 “Кальман, скажи ведь, что лето скоро. Мы тут с Надькой спорили. Она говорит, что еще ждать и ждать, а я говорю…”
 “Да, скоро. – Соглашается он сразу. – Оглянуться не успеем, только что радоваться?  Может и не будет лета никакого, лето… это ж пекло”.
 Таня в это время пила из кружки чай, но поперхнулась и уставилась на Кальмана. Тот спокойно поскребывал свою рыжую бороду, занимался растопкой. Журнал “Огонек” отправился в печь, за ним “Московский железнодорожник” и “Правда”. Кочергой он потыкал в устье и закрыл заслонку.
- Это что же это?
- “Пекло”, - скосившись, повторил Кальман и усмехнулся. – Летом оно открывается, и всякая дрянь оттуда лезет. И цветет, и гниет все, опять же комары, пауки, мухи. Микробы, понимаешь, везде они. А все из пекла вылезло. Зимой оно закрыто, дерьмо улазит, и ни микробов, ни грязи, - везде чисто и бело. Я, например, люблю, когда холодно”.   
 “Кальман, - отозвалась с кровати Надя. – Подумай, тебе уж двадцать четыре года, а ты все кривляешься”.
 - Дурочки вы обе, что ли? Серьезно говорю, слушайте меня: давайте возьмем два понятия - Чистота, если разуметь под этим понятием отсутствие какой-либо грязи, равно как нечистоты или сора, и Ничто, либо Пустота, если понимать под этим отсутствие мало ли дерьма, но и вообще чего-либо. Предположим, эти понятия тождественны…
- Достал, Кальман! Прекрати этот гон! Расскажи лучше что-нибудь смешное.
 Он оглянулся на дверь, словно чего-то испугался, постоял, присел на лавку, и только тогда ответил: "Сто раз ведь рассказывал".
- Ну тогда что-нибудь другое.
 "Да что же? - он махнул рукой на окно. - Гляньте, что творится, вовремя я ушел".
 Действительно, в ту минуту, пока они говорили, на улице пошел снег настолько густой, что казалось, дом тонул в манной каше. Ни сарая, ни туалетной будки не было видно, да и вообще все пропало, только полоска света из окна и бьющиеся в ней снежинки. Люди наблюдали за ними, за струями белизны, играющими в окне, долго молчали.
 "Ой, ребята, - пригорюнилась Таня, - надоело здесь. К черту все, домой хочется. Мы тут как лягушки в аквариуме сидим."
 Надя  хладнокровно отозвалась на это из-под одеяла: "Ну поезжай, тебя что, держит кто-то?"
- Вон снежище какой. А если он будет идти неделю, я слыхала так бывает, или месяц. Мы не только никуда не выберемся, но и до забора не дойдем… Мама будет волноваться".
- Хорошо, что ты предлагаешь?
- Представляете, неделю сидеть в тесной избушке, смотреть друг на друга, переругаться, опротиветь, а под конец уж устроить драку с мордобоем, классно? Вот для рассказа сюжет, ха-ха!
- Успокойся, я не буду тебе морду бить.
- Ну, слава богу. Тогда остается только лежать и ждать июля. Эх лето, - она махнула рукой. - Комариное лето.
   "Ждать не будете, - сказал Кальман, вставая с лавки. - теперь вы, девушки, вообще ничего ждать не будете, потому что теперь все к чертям собачьим закончилось! Радио надо слушать и газеты читать".
Он направился на второй этаж по лестнице.
Надя окликнула его: "Кальман, ты куда, ведь мы даже еще и не поссорились. Что случилось?"
Надя встревожилась: "Какие газеты, что происходит"?
Тот остановился и посмотрел на них: "Да вы и знать не знаете?! Пропели, прощебетали все праздники, валялись по постелькам, жрали сладости, бедненькие!  Господи, поверишь ли ты мне, они не понимают ничего! до сих пор ничего не знают. Как мило! Меня просто поражает, насколько нужно быть… - он постучал в лоб себе кулаком - …чтобы не почувствовать. Всего лишь почувствовать только, ведь это же везде, все об этом… Тьфу! Ха-ха-ха!  Все, хана, девки, идем ко всем чертям. Все вертится, кружится, рушится! Давайте дальше - веселитесь, пейте, танцуйте, пляшите, стройте из себя младенцев, разыгрывайте пантомимы! Дуры!" - Кальман взошел наверх и хлопнул там дверью.
"Он псих, Надя, ведь правда, я всегда знала. - Таня заглянула подруге в глаза, пожала плечами. - И такая истерика!"
Ее подруга не ответив, вылезла из-под одеяла, взяла плеер с радиоприемником, надела наушники и забралась обратно.