Helluva snow

                HELLUVA SNOW

                Думаю о тебе, думаю о тебе... отложил проволоку, посмотрел на часы. До конца осталось около  сорока  минут.  Пусть  бог, которому я молюсь, видит, что я помню о моей Тане, о моей  милой... Всякий раз за полчаса прекращается время, всякий  раз  вскидываю глаза на круглый циферблат - ничего, палки замерзли,  совсем не крутятся. It"s beyong one"s mind. Грустно,  грустно. Как ты там, что сейчас думаешь, как себя чувствуешь? Опять дали плохое на обед? Да, наверное. Заходил к ним на кухню -  там плохо пахнет, там тараканы, what"s a matter?  Сказал  ей:  "Не ешь еду от кухни. Будет плохо." "Милый,  что  же  мне  тогда есть?" - спросила она. Милый... милый... Да, я добрый, я милый. Под ногой лежит целлофановый мешок - туда приготовил  картошки, рыбы, всякого хорошего. Конечно же, только того, что тебе можно. Того, что нельзя - тебе вредно. Совсем не могу один...  Не  могу каждое утро в пустой кухне. Пусть даже  квартира,  купленная своими руками. Качаюсь на стуле, пью  свой кофе  -  где  ты        там? Пытаюсь хорошо работать. В то время, когда все еще  сладко спят, я уже на ногах, под лестницей вытаскиваю лопату, лом, метлу, другие вещи. Мой  участок  находится  по  проспекту  от тридцать четвертого  магазина  до  памятника  Кирову.  Сначала сгребаю снег в сторону, потом уже аккуратно по  второму  разу,  потом сыплю песком. Да, самое ужасное - это  ледяные  дорожки, которые прокатывают дети, их приходится долбить ломом. Когда у нас примерно светлеет? Часов в семь тридцать? В  восемь  мчусь  домой кормить Бармалея, моего hotcha  cat.  На  прошлый  новый год, его в подарок принес сосед. Помню, котенок сразу свернулся в кружок у Тани на коленях, сделал когтями и заснул. А  была ли тогда Таня?.. Думал назвать его Bob Marley. Кот вырос в красивого зверя - черного с белыми лапами и  хвостом,  желтыми        глазами. Настоящий Бармалей. Кормлю его, а потом иду на рынок. Слава богу, торговля идет хорошо, люди меня любят,  в  очереди стоят. "Привет, Мишка. Кинь мне вон ту рыбину на весы."
        - Сейчас, генацвале. Почему сам не поймаешь на рыбалке?
        - Удочку потерял. Держи, сдачу себе возьмешь.
        "Здорово, Миха!"
        - Good man! Hullo, kiddo.
        - Это что у тебя? Треска.
        - Сегодня утром завезли. Бери.
        - Ну, тогда мне два килограмма свешай.
        "Эх, сыночек."
        - Да, бабушка?
        - И не холодно тебе здесь  стоять?
        - Да почему ж холодно? Вот, на мне валенки, шапка - все теплое.
        - Да? Ну тогда почем у тебя окунь-то копченый?
        По вечерам фабрика "Идеал". Две с половиной тысячи - одна шкатулка. Это совсем неплохо, ведь  я  очень  здорово  наловчился сверлить дырки, а это наверное самое трудное. За час штук пятнадцать получается. Лет сорок или пятьдесят один dumdum придумал взять тоненькую проволоку и ею провертеть вдоль всей крышки. Сразу стали не нужными уродливые петли - все очень элегантно - держится хорошо и к тому же красиво.
Кончилась смена.  Все  встали,  неторопливо  принялись убирать свои места, а я схватил одежду, вещи и кинулся к  выходу. По пути запутался ногами в шарфе, упал, раскрылась сумка, оттуда разбежалась картошка, посыпались пакеты,  прыгнула  рыба, но за нее не страшно, она была хорошо упакована. Сзади уже подоспели друзья, подняли, отряхнули от  грязи,  все  подобрали, даже шапку на голову надели.
        - Миша, осторожнее.
        - Не носись, сломя голову.
        - У тебя кровь, давай сейчас помажем йодом.
        Боль в ушибленных локтях.
 Немного волнуюсь. "Спасибо, друзья, я целый, я в порядке." Они  суют  мне  сумку в руки, мажут йодом, клеят пластырь, и я продолжаю  свой  путь. Мороз бьет по носу. Двигаюсь по улице, совсем  уже  было вхожу в ритм, как сзади кричат - "Подожди! Подожди!" Это Вася. Я совсем забыл про Васю, ведь нам по пути. Приходится останавливаться, ждать.
        - How d"y, Вася?
        - Супер.
        Он догнал меня и взял под руку. Идем дальше.
        "А что, Миша, уехал твой брат?" - за  большими  очками  сидели тарелки глаз.
        - Да, уехал вчера вечером. Посадил на поезд его.
        - Жалко. Хороший был парень... Вася опустил голову и почесал в бороде, сильно расстроился, наверное.
        Приезжал Томас, перевернул весь мой маленький город с  ног  на голову, теперь-то его будут вспоминать долго. Уже  жалею,  что  показал его своим друзьям, потому что каждый  день  непременно  приглашали в гости. Сплошные салаты, песни.  Мы  поговорили  с  ним обо всем, кроме самого главного. Он это оставил, как всегда, на потом.
"Отец и мать ждут тебя, - сказал он  в  последнюю минуту. - Почему-то они верят, что ты  можешь  все  бросить  и  приехать к ним. Я не знал, что делать - не  объяснять  же  им, что ты больше не появишься. Не хотят они ничего  слушать.  Для   этого придется рассказывать про все, что было. Хотя, если  хочешь... Нет? Ну, хорошо. Недавно мне позвонила и Рут,  спрашивала, как ей быть, ведь ты не пишешь ей писем. Она вообще  хотела приехать к тебе, но я ее уговорил подождать полгода - так  что у тебя еще есть время (смеется). Младший взял твой  адрес, наверное, пришлет письмо. А ты знаешь, теперь он большой sucker..."
        - Провожающие, покиньте вагон! Поезд отправляется.
        "...Постой, постой, еще три слова... Деньгами  можешь  пользоваться уже через полтора года, но... Ты понимаешь, очень аккуратно. Не обижайся... Да, ты уже не маленький, но  я  за  тебя  волнуюсь... Да, про родителей еще: они сильно сдали. Отец  еще  кое-как держится, теперь он заведующий отделом, у него дела, а у мамы - ноги, сердце... все болит. Сейчас кладу ее в клинику... Нет, я не к тому, дурак! Однако будь готов, будь готов к  любым... Эй, не грусти! Что  ты весь скукожился? Пойдем, доведу тебя до тамбура... Да, я  к чему это говорю, Мишка, может, в конце концов, все переменится?  Не надо отчаиваться. А если будет совсем у тебя все плохо,  по звони мне, я приеду обязательно. Deal?.." Когда поезд  тронулся, я бежал за вагоном и кричал: "Скажи ей,  что  она  мне  не нужна, что я забыл про нее..." "Кому, сказать?" - кричал в ответ брат, высовываясь из-за проводника. Тут Вася оборвал мои мысли, когда мы дошли до  самого  его дома.
        - Зайдешь?
        - Нет, спасибо. Я побегу, потому что опаздываю.
        - Ну давай, гуд бай.
        Он крепко дернул мою руку и отстал.
Левой, правой, левой - выдох. Левой, правой, левой  -  выдох.  Такая  у  меня  методика  ходьбы. Можно дойти до больницы даже не задыхаясь, а ведь  она  далеко. Термометр на  стене  показывал  минус  двадцать  один, ночью и завтра днем, говорили по радио, будет  двадцать  пять. Сдается мне, что чем дальше, тем страшнее будет мороз  -  пятнадцатого января наверняка минус тридцать, четвертого  февраля  - тридцать семь, двадцать восьмого - сорок шесть, в марте  под шестьдесят. Весною вообще все замерзнет так, что  и  земля,  и дома, и воздух, деревья, люди - все расколется на мелкие  части и уже вовек не собрать ничего... Левой, правой, левой - выдох, посыпал снег, просачиваясь до земли  в  фонарном  свете. Глухомань! Глухомань дикая, страшная, затерянная черт знает в каких углах. Если убьют сейчас, то ведь никто и не узнает. Забросать снегом, и лежи спокойно  -  холодный,  длинный, сопящий. Хотя кому убивать? За что? Конечно,  не  станут  убивать, ведь я один такой... Потом в голову скользнула  странная мысль - неужели попугай? Да, конечно, редкая птица,  зверок - вот кто я. Жалеют, помогают, ухаживают, но все как за калекой,  как  за...  тритоном  -  интересно,  ведь  никогда  не  видели таких... Крикнул. "Я нормальный, люди, я нормальный!" - и засмеялся. Потом тишина. Заметил, как они продыхивают  в  снежных  окошках дырочки, шарят взглядами по спрессованным домам,  заборам, поленницам. Это центр города. Но через два  квартала  уже пойдут хрущевки, а потом ограда и корпуса областной  больницы. Туда мне и надо.
        В вестибюле встречала знакомая  больничная  старушка,  которая оглядев меня, сказала:" Ой, что-то нынче поздно. Вот  у меня в гардеробе только две шкурки остались, и то  сейчас  уйдут, - она кивком показала на мужчину с маленьким сыном, которые в этот момент спускались по лестнице сверху. - Да ты  раздевайся, раздевайся быстрее, у нас вон как  тепло.  Смотри-ка, замерз, прямо весь дрожишь! Кто там у нас сегодня дежурит - Вовка? Подожди, он сейчас придет." Я отдал ей дубленку, шапку, присел на скамейке, вытянув  ноги  и прижался плечом к горячей батарее. Через мгновение потянуло ко сну, будто глаза залили медом, не  хотелось  никуда  вставать, идти, а подремать бы всего  пять  минуток...  "Папка,  смотри, настоящий негр сидит, он черный!" Я очнулся. Мальчик  издалека  разглядывал  меня.  Отвечаю: "Сам  ты  негр." Так бы и сломал ему шею. Папа, причесываясь у  зеркала, ответил: "Рома, сколько раз тебе можно повторять, не говори  о присутствующих в третьем лице." Рома серьезно кивнул  и  сунул  мне заговорщицкий взгляд. Мимо по коридору проходил Вовка-медбрат, заметил меня, пощелкал пальцами, с досадой спросил:" Что это вы так поздно? К какой фамилии идете?"
        - К Любимовой Татьяне Михайловне.
        - А, понятно. Посидите еще  немного.  К  ней  сейчас нельзя.
        Он юркнул за стойку регистратуры и быстро заговорил  по  внутреннему телефону... Словом, через десять  минут  мне  сообщили  все. Как показало исследование, родится мертвый ребенок. То же самое, что и в прошлом году. Значит, не судьба.  И  так  же  я  картинно вышел, встал на крыльце в одном свитере, (Мороз, жуткий мороз!) смотрю  на кружащиеся снежные водопады. Тот, прошлогодний снег, был такой же белый, так этот, и в будущем  году        наверняка не изменится, вот только станет чище, гораздо чище и  холоднее.  Коричневое  небо  с  аккуратными  облаками,  пахнет  больничной столовой. Завтра мне вставать в шесть  утра,  будет   helluva много дел.
                1996 г.