У христа за пазухой тт. рассказ 95г. средняя половина

16.
В алтаре храма святого Иоанна-великомученика пьяный отец Петр и майор Платов продолжали разговор. От водки Платов отказался: "Разве что воды святой приму." Батюшка хитро погрозил ему пьяным пальцем, налил себе чуть-чуть водки, перекрестился на большое лакированное деревянное распятие свободной от стакана левой рукой, выпил, крякнул, занюхал волосатой кистью, прослезился, театрально выдержал паузу и, наконец, сказал:
- Понял я, зачем ты приковылял в мой храм. Беспокоит тебя то, что рассказывал ты мне все последние разговоры, о чем вопросы спрашивал - этот... Штейнберг и богомерзкие действия его...
- Так. Шварцман только.
- Один черт, пусть Шварцман. Ну и чего тебе непонятно-то? Есть на нем крест? Есть, наверное. Четки носит? Небось из хлебушка-то носит, закостеневшие, с колонии взятые. Так? Ну и все ясно должно быть нам с тобой, братишка.
- Чего ж ясно-то?
- Возгордился твой Штейнберг. Проповедует пастве своей непутевой. Примеры подает. Мол, книг никаких не читайте - "блаженны нищие духом". "Блаженны миротворцы" - спокойно дела надо делать, без крови. Убивает неверных, стяжателей наказывает - взрывает, небось. Ребятам своим говорит: "вы соль земли, вы свет мира", и так далее. Кто у него заложников берет и деньги вымогает - те как раз "ловцы человеков". Воду в вино превращает?
- Контролируют, батюшка, солидное производство фальшивой водки на Краснобогатырской улице. Да еще под видом минеральной воды "Куяльник" из Одессы под его "крышей" ввозят в Москву транзитом через Белоруссию и Украину левый венгерский "Абсолют"...
- Ну вот. Русских этих, как их, новых-то, не стреляет ведь? Потому: "блаженны плачущие и кроткие". Денег не считает, не копит - маммоне не поклоняется. А что грабит - так ведь и "птицы небесные - не сеют, не жнут, а сыты бывают...". Лаврушники так называемые и воры в законе - для него фарисеи и саддукеи, лжепророки, не любит их. Небось и лепилой заделается, если уже не заделался - исцелять людей станет...
- Да пока больше обратное. Расстрелял тут он, Петр Макарыч, троих азербайджанских наркодилеров в ресторане "Фиалка"...
- Ну, дак это все равно, что вылечить. Ха! Дилеров, говоришь? Эх, помню "Фиалку", по шестидесятым помню... Святое место! Как гуляли! Значит, торговцев из храма изгнал...
- Ну, это все сюжеты, Петр Макарович, сюжетцы...
- Ну так вся жизнь один-одинешенький сюжетец... Убивают, убивают, убивают. Его-то вон, убили - он опять кивнул в сторону распятия - и ничего. Легко ему жилось-то? И правильно, может, убили. А не подставляйся! Правду тут один в телевизоре сказал на днях: "Ради такой карьеры и пострадать немного можно..." А мы все за какую такую карьеру страдаем? От какой психологистики твоей? К черту психологистику! С праздником нас всех троих... - батюшка снова налил водки и выпил. Потом подумал и произнес:
- А Штейнберга ты все ж таки пристрели. Лучше это будет. Подстрой групповуху с девочками несовершеннолетними - лучше даже с мальчиками - накрой "малину" да и пулю ему в лоб. Чтоб не быть ему великомучеником мира воровского... Потому что тоже еврей...
- Ахинею вы несете, Петр Макарович. Пора мне, засиделся, - Платов раздраженно встал и посмотрел на часы - Шли бы проспаться...
- А вот не пойду!!! - захохотал Петр Макарыч, доставая вдруг откуда-то "беломорину" и закуривая, - Буду пить и фимиам курить, на Пасху можешь не являться - буду в этом алтаре вот с Ним вот пить, пока сам Алексий в кожаной кепке не приедет и не изгонет меня, как пророка! Семка! Водка кончилась! Беги, пострел, не то от церкви отлучу...
Майор Платов ушел...

17.
- Исчезаем с этого прекрасного места, поскольку есть маза, что нас пасут, - сказал Норильский. Добрая половина его банды расположилась на полу в большой комнате квартиры на Дмитровском шоссе и похмелялась пивом.
- Две недели всего держим... А платили вперед за полгода... - произнес скурпулезный Матвей. Никто не среагировал.
- В общем, - продолжал Норильский - Вам решать, как быть дальше. Мне надо залечь, где-то на полгода...
- Да какие проблемы, Андрюха! - бойко затараторил маленький Фома, - Бери всю кассу, там сейчас косарей восемьдесят есть. Мотай в Австрию - милое дело. Или к жидам...
- К жидам мне сподручнее...
- Тем более - мотай к жидам! Документы сделать - пара дней. Будешь цивильным коммерсом, отдохнешь... Никто и не будет знать, что ты уехал. Тебя ж боятся по-черному. А мы, на хрен, тоже им бошки поотстреливаем, если чо...
- Вот именно - "если чо"... Забухаете без меня, баб стремных вам подсунут... Я ментовских людей по взгляду вычисляю, а вы как же?
- Норильский! - вдруг не выдержал Варнак-Варфоломеев. - Хули ты в своем глазу бревна не замечаешь? У нас на кухне кто лежит сейчас? Скажи всем, Норильский! Или да-да или нет-нет, остальное все херня, ты сам учил!
- Да-да-нет-да, - огрызнулся Шварцман, - Замолкни, Варнак. Не твой расклад...
Примерно через полчаса после того, как Петр Андреич покинул пустой храм святого Иоанна-великомученика, служка Семен был послан отцом Петром за водкой под угрозой отлучения от церкви. Распевающий псалмы вперемежку с куплетами из старых блатных песен и дымящий в алтаре табачищем батюшка выглядел настолько непотребно, что вместо магазина Семен дошел до ближайшего телефона-автомата и вызвал "Скорую", в трубку скомкано убедив упирающихся врачей все-таки приехать. Когда через сорок минут медики-капельники подоспели, Петр Макарович был уже мертв. Остановилось сердце, естественно не выдержав столь значительных алкогольных возлияний после десятилетнего перерыва. Не докричавшись посланного за водкой Семена умирающий батюшка сумел все-таки выползти из церкви и умереть на свежем весеннем апрельском воздухе. Он лежал, задрав бороду к сиятельному небу, лежал так естественно, словно кто-то приказал ему: "умри". Сведенное судорогой лицо его было столь потешным, что один из санитаров не выдержал и усмехнулся, после сделав вид, будто откашливается...

18.
Семнадцатилетний Игорь из Реутова с покрытым черной депрессией лицом лежал на кухонной кушетке. Он уже давно не спал, вслушивался в доносившийся из большой комнаты шум, но ничего не разбирал. "Норильский" вошел на кухню, кивнул ему, сел за стол, открыл банку пива, отхлебнул, взял сигареты и закурил.
- Дай сигареточку... - попросил Игорь.
- Лови, Иуда! - усмехнулся Шварцман, и навесом швырнул пачку в руки Игорю. Как ни странно, тот поймал.
- Ну что, Иуда - продолжал Андрей, - Слышал, как я тебя братве моей не отдал?
- Да пошел ты... Не слышал...
- Зря-зря... Так зачем ты пришел в столь непотребном виде?
- Хреново мне было, Шварцман. Очень-очень хреново...
- Так ты чего пришел? Чтобы я тебя откачивал, хорошего врача выписывал тебе? Перед ребятами оправдывался, что хазу засветил?
- Опять меня, Шварцман, этот хрен из РУБОПа вызывал, батяня твой... Что-то колотит меня всего... Ты денег-то не подкинешь?
- А менты что ж - не дают? Или прямо героинчик засыпают в карманы?
- Эх... Тупой ты, хоть и взрослый... Я же тебе говорил - меня, когда полгода назад в Эм-Дэ-Эме взяли с поличным, заставили признание подписать. А потом - подписку о сотрудничестве. Так что вокруг мне смерть, и ходит она по углам...
- Харе, разнылся тут... Чего этот "папа" хочет? Майор который?
- Чтобы ты стрелу забил, а он, дескать, в одинаре приедет...
- Я ему пять раз через тебя передавал, чтобы он заканчивал эти штуки! Слушай... А он русский?
- Да вроде русский... Мне ведь, глупый Шварцман, насрать на весь этот гребаный этноцид... Денег дашь?
- Обожди. А я на него похож?
- Ты? На него? - Игорь задумался - Да нет, вроде. Он культурный...
- Кретин, твою мать! Внешне - похож?
- Дай-ка посмотрю... Э, брат, нет. У тебя, Шварцман, рожа олигофрена. Ты на Мцыри больше похож... Да не похож ты на своего блудного папу из ментовки! Не-по-хож! У тебя фэйс семито-хамитский! Ты же Шварцман! На идише, кстати, - "черный человек"...
- Вот скотина, а?! Ты ведь здесь лежишь, в гостях, с хозяином болтаешь... А в воротнике у тебя передатчик зашит, сука!
- Что? Где? - Игорь презрительно посмотрел на Андрея - Это, что-ли? Кретин ты, черный человек. Это ж метадон, Шварцман. На крайний случай, если помирать буду. Зашил, чтобы хоть как-то соблазн побороть... Так денег дашь?
- Дам, дам. Завтра.
- Ну смотри, бандитская рожа!!! - визгливо закричал Игорь, вскакивая и ударяя по столу кулаком, - Если меня ночью заломает - я метадон сожру и без присмотра, в суицидном припадке, в окно брошусь!!!
- На все воля божья... - грустно ухмыльнулся Норильский, - Торчи, покудова по земле ходишь не под себя...

19.
В огромное здание МВД на Житной улице Петр Андреич приехал вовремя. Генерал Никифоров ждал его в своем огромном кабинете. И когда хозяин кабинета не встал, не пошел навстречу и не протянул, как всегда, Платову руки, тот понял, что дело пахнет руганью и матом. Генерал, грузный пожилой мужчина с жестокой маской похотливого извращенца на месте лица, смотрел на него заплывшими от пьянства глазами. Потом рукой, украшенной массивным золотым перстнем-печаткой достал сигарету "Мальборо", прикурил от грубой золотой зажигалки и с подлой издевкой спросил:
- Ну что, Петр Андреич, как наши успехи?
- Помаленьку, товарищ генерал, потихоньку. Вот тут...
- Ты мне не крути, майор! - грубо оборвал Платова генерал Никифоров, - Ты чем там занимаешься? Сколько ты уже пасешь эту банду Сокольническую? Тройное, на хер, убийство! Что это? А?
- Разборки, товарищ генерал. Не поделили сферы влияния. Наркорынок насыщен, начался его активный передел... Кстати, пока нет никакой информации, что это сделал именно тот человек, которым я...
- Занимаешься им чуть ли не год, а толку?! Сколько на нем трупов?
- Которых можно доказать, товарищ генерал, нет ни одного...
- Сколько на нем трупов, майор, я тебя спрашиваю!?
- Его можно подловить с оружием, товарищ генерал, взять на 30 суток. Дать ему два года за это - все равно что послать для повышения квалификации. Но ни одного убийства доказать сейчас нельзя... Вся информация от зашифрованных источников, которых я не выдам никому. Даже вам, товарищ генерал. Я работаю...
- Плохо работаешь! За что контора вам только такие оклады кладет и лучшую технику закупает! Мышей не ловите, вашу мать!
- За прошлый месяц, товарищ генерал, погибли трое наших...
- Будете так работать - всех вас перестреляют! Ладно. Скажи, Анзора Гварчнадзе, из Поти который, "твой" замочил?
- Неизвестно, товарищ генерал. Версия.
- Убийство у "Пиццы-хат" на Кутузовском Леньки Бугая - его?
- Версия, доказательств нет.
- Некий господин Лю Чжи Кай, из дружественной КНР? Это же международный скандал!
- Версия, без доказательств. Господин Лю Чжи Кай в розыске КНР и компьютерной базе данных Интерпола. На нем пять трупов в Пекине. Его бы и так расстреляли...
- Ты смотри, а?! Все знаешь! Ладно. Григорий Ташкентский?
- Доказательств нет.
- Хорошо, сукин ты сын. А как быть с нашим старым знакомым, Васькой Крабом из Балашихи?
- Вы и про это знаете, товарищ генерал? Встаю по стойке смирно. Только трупа-то такого нет! Может, Ташкентский просто на дно залег? У вас что, может, съемка оперативная есть с этого убийства?
- Не остри! - прикрикнул вдруг зло генерал Никифоров, поняв, что сказал лишнее, - Без погон останешься, майор. В Чечню не хочешь поехать, ротой покомандовать!? Там твои мозги бы сейчас ой как понадобились... Ладно, шучу. А правда, что на стрелке с абхазами на Маленковской, месяца три назад, когда решали, что с этой строящейся у метро "Сокольники" гостиницей интуристовской, кому, дескать, пойдет - он отстрелил Цурику Хварая яйца, а говорят, что даже и член?
- Впервые об этом слышу, товарищ генерал. Наведу справки.
- Ты что мне врешь, майор?! Ты не можешь не знать про это дело!?
- Да нет - про член Цурика Хварая наведу справки, товарищ генерал, - без тени улыбки сказал Платов. Генерал засмеялся, обстановка несколько разрядилась.
- В общем так, майор Платов. Срок тебе - до Пасхи. Андрея Шварцмана взять и лучше всего застрелить при попытке оказать сопротивление. Посадить его не удастся да и ни к чему. Очень он мешает. Понял? Иначе из органов вылетишь к чертям.
- Вы хотите сказать - помогает, товарищ генерал? - помолчав, медленно и с расстановкой спросил Платов, глядя прямо в лицо генерала.
- Не будь дураком, майор. Ты прекрасно меня понимаешь. Он убивает авторитетов. Но он нарушает паритет. То, что он проповедует - полный беспредел, махровый. Не убивайте людей зря, учит, грабьте только гавнюков разных, как раньше было - а на самом же трупов висит немеряно...
- Раз вы все знаете, товарищ генерал, зачем я-то нужен? Я вел его не для того, чтобы вот так убить - и все. Я разобраться хочу...
- Пока ты разберешься, он всех перестреляет, майор. Ты меня понимаешь? Выполняй, майор - будешь подполковником...
- Да вы все меня и так заебали... - негромко сказал Платов и вышел из кабинета.

20.
Платов сидел в своей кабинете на Шаболовской улице, пил пиво и пытался развеселиться. Не получалось.
- Эх, Саня - обратился он к лейтенанту Логинову, играющему на компьютеры в какую-то громкую военную игру, - Пасха ведь на носу! Я сегодня, вон, даже в церковь зашел... Правда, не совсем... Это... Куда ты на Пасху-то едешь?
- С девушкой на дачу, к ее родителям. - Логинов нажал паузу и повернулся к начальнику лицом, - Знакомиться, понимаете, еду... Вот... А чего знакомиться - она беременная уже, третий месяц... Вот поднимут нам зарплату - сразу и женюсь!
- Это она тебе троих уже родит, пока нам зарплату поднимут. Недавно ведь уже поднимали....
- Господин начальник, а вы как отдыхать будете?
- Как всегда, Саня - по-холостяцки. С утра на могилу к родителям съезжу. Вот... Потом пива куплю, воблы. Может и водочки. Да, наверное водочки...
- Ну вообще, как вы думаете? Скоро мы Норильского-то накроем?
- Накрыть, Александр, не проблема... Разобраться надо... Но с Житной генералы давят, чтоб мы кончали с ними. Я пока отнекиваюсь - мол, где брать-то? Меняют дислокацию, квартиры, машины, мобильно передвигаются, неординарно действуют, ломают, понимаешь, все устоявшиеся схемы. Пейджерами и мобильными телефонами не пользуются...
- А где его взять - все-таки знаете?
- Сидел бы я тут, если бы не знал, где и когда его взять... Но что-то мне не хочется этого делать. Не понял я пока всех мотивов его кровавых злодеяний. Жутко попахивает каким-то утрированным комплексом царя Эдипа, что ли. А я ведь психолог...
- Не понимаю я этого... По-моему, маньяк он, Петр Андреич. И все дела... Кстати - вы вот в церковь ходили. Что, в Бога верите?
Петр Андреич Платов посерьезнел, строго посмотрел на младшего лейтенанта и четко, даже зло произнес:
- Пошел ты Логинов на хер вместе со своим Богом. Ясно?
Логинов улыбнулся, но не понял. И тогда Платов заорал:
- Понял меня?! Понял меня, кретин?! Ублюдок, твою мать?! Ты с кем разговариваешь?! Распустился, мудак?! Быстро у меня в Чечню поедешь, недоносок, щенок паскудный!!!
Он разъяренно вскочил, схватил телефонный аппарат и запустил его в стену - ошалевший помощник даже пригнулся, хотя Платов кидал не в него, а просто - вдребезги. Потом лейтенант увидел, что красный разгоряченный Петр Андреич остервенело пытается попасть правой рукой в ящик стола, где лежит пистолет, и уже простился было с жизнью, однако...
Однако следователь вдруг успокоился, достал из ящика носовой платок, вытер лицо и, не глядя на лейтенанта, прошел к окну. Раздвинул шторы и стал смотреть на улицу. Не будь Логинов действительно кретином, он бы почувствовал, как по щекам Платова катятся слезы... 
Но младший лейтенант Саша Логинов стоял и ничего не понимал, кроме того, что чем-то расстроил начальника. Он попытался сообразить, как повести себя дальше, но сообразить не смог. Наконец Платов поднял руку с платком к лицу, словно беззвучно высморкался, повернулся к помощнику и произнес:
- Ты, это... Прости меня... Это от головы больной... Ты, Саня, это... Ты мне завтра с самого утра будешь нужен... Брать этого... Ну, нашего друга из Сокольников... Будем, в общем, завтра... И, это... телефон подключи, там, к розетке, он выдернулся... Гудит?
Услышав радостную новость Саня моментально все забыл, закивал, засуетился было с телефоном, потом набрался храбрости и сочувственно произнес:
- Петр Андреич... От головы-то... У Прохорова, кажись, суль... этот... фа... митаксин, короче, есть... Я, это, принесу? Такой у него, это... когда, в общем, из лука стреляют... Знаете? Ну, это... Во! С "двойным ударом"! Я сбегаю, ага?
У самых дверей лейтенант Логинов вдруг остановился, словно его впервые посетила какая-то мысль. Прикрыл уже открытую им дверь, медленно повернулся и, опустив глаза, спросил Платова:
- Петр Андреич... А что, у вас совсем никого нет - так вы не горюте, вы ж супер! Может вам, это, на Гале-машинистке жениться... она, правда, мать-одиночка, сыну семь годков... вы ей вроде нравитесь... и симпатичная... или, как его... вам, может, собаку завести?
- И все-таки ты дебил... - поморщившись, улыбнулся Петр Платов своему помошнику, - Ладно, тащи таблетки.

21.
Была апрельская ночь, часа два. В большой комнате квартиры на Дмитровском шоссе с девяти вечера пили водку тринадцать человек - банда Андрея Шварцмана-Норильского.
- Закусывайте братки, закусывайте, на хер, перепьетесь... Лаваш отличный, азербайджанский... - Шварцман ломал руками лаваш и раздавал его ребятам. В сигаретном дыму кто-то разливал "Абсолют"...
Шварцман поднял полный до краев стакан и произнес:
- Слушайте, за что я хочу выпить с вами, братишки. Смерть каждого из нас должна быть, не в падлу - красивой и жестокой. Только от пули или ножа. И только с кровью... И чтобы мы помнили и любили друг друга. Смерть выбирает нас. Всех к себе зовет, но не многих выбирает. Я желаю вам всем особенной смерти... - он замолчал, трагически играя опустил голову, потом вскинул ее, победно всех оглядел, улыбнулся, и выпил залпом стакан...
- Обычно он так быстро не нажирается... Да он вообще редко нажирается...- перешепнулись в дальнем углу братья Саликовы.
Все загалдели, одобряя геройский тост, и выпили водки.
- Игорь!!! - крикнул Шварцман неожиданно - Не в службу, а в дружбу! Ты ж один книжки читаешь, умница такой! Загни, а? Ну ради меня! Ну, будь братишкой! Заткнитесь, пацаны, все...
Все замолчали. Игорь вздохнул, устроился по-турецки, смахнул со лба длинные руысе волосы, обхватил сам себя крест-накрест за плечи - цепко вцепился в джинсовую ткань куртки обгрызенными ногтями - закрыл глаза и глухим голосом стал цитировать по наркоманской своей памяти:
- "Суета сует, суета сует, - все суета! Что пользы человеку от всех трудов его, которыми трудится он под солнцем? Род проходит, и род приходит, а земля прибывает во веки. Восходит солнце, и заходит солнце, и спешит к месту своему, где оно восходит"... Так... пардон, чуть подзабыл... А! "Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем. Бывает нечто, о чем говорят: "смотри, вот это новое"; но это было уже в веках, бывших прежде нас. Нет памяти о прежнем; да и том, что будет, не останется памяти у тех, которые будут после"...
- Во, блин - это про нас, пацаны... - произнес Лева Матвей. На него зашикали. Игорь продолжал:
- Так, дальше не помню, кислотой повыбивало... А! "Видел я все дела, какие делаются под солнцем, и вот, все - суета и томление духа!" Вот... Короче, дальше трам-парам - и, концовка:"Потому что во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь." Все. Я ж в семинарию мечтал устроиться, уродцы, извините за сравнение...
- Молодец, дай тебя обниму... Теперь выпили... Молча... Залпом... - глухо произнес "Норильский"...
- Я сейчас заплачу, пацаны, как красиво! - глумился Фома...
Они убийственно пили часов до шести, а после завалились спать вповалку. Часов в одиннадцать с трудом встали. Игорь поджарил огромную яичницу. Раздавили по банке пива и стали разъезжаться, как велел Норильский. На квартире оставался он сам, Глеб Фоменко-Фома и Игорь из Реутова, наркоман-осведомитель, все еще ожидающий денег...