На окраине вселенной

Шатер…, он и поныне еще там, и поддерживается все тем же плохо отесанным столбом. Только вот, цирк давно уехал… В толстой материи, обтягивающей каркас некогда заполняемого до опасного предела цирка-шапито, уже стали появляться дыры, через которые наиболее смелая ребятня заглядывает в поисках вечного праздника. Куда-то подевались жонглеры, эквилибристы и дрессировщики, со своими почему-то все время тощими тиграми и львами. Лишь возле стенки, под разноцветным навесом, все еще стоит машинка для поп-корна, вся в разноцветных смешных наклейках, как единственное напоминание о счастливых днях этого маленького и некогда людного островка веселья.
Грустное зрелище, пустота и забвение… и снег, норовящий с одной стороны подобраться к самой крыше этого Богом забытого цирка, чтобы укрыть его до лучших времен… До лучших времен, когда к воротам огораживающей его, ранее окрашенной, а сейчас со все более расползающимися пятнами ржавчины, ограды, вновь соберутся зрители, и воздух наполнится детским смехом, игрой циркового оркестрика и шелестом игрушек-языков.
Это будет скоро, всего через каких-то десять тысяч лет, или, быть может, минут, кто знает, как течет время под этим небом кроваво красных оттенков в лучах заката уходящего в забвение, в никуда дня. И этот день всего лишь один из череды точно таких же уныло-скучных дней, дней ожидания…,  ожидания праздника и веселья, гармонии и счастья, любви и тихого домашнего уюта.
Но не всем суждено дождаться, а кто-то, быть может, сам начнет совершать маленькие чудеса, самые обычные заурядные чудеса, для себя и всех тех, кого он считает близкими. Урра!!! Цирк открывается!!! - слышен откуда-то деланно веселый мажорный голос. Заглядываю в самую большую дырку и посреди цирковой арены, на радость таких же ненормальных зрителей, как и я, вижу клоуна. Оказывается, он один не уехал и все это время был здесь, дожидаясь, когда в дырках навеса соберется достаточное количество зрителей.
Мы ждали его, а он ждал нас, как это похоже…, похоже на жизнь. С той лишь разницей, что мы все же дождались друг друга. Он начинает неуклюже, по-клоунски, исполнять акробатические номера, жонглировать пустыми бутылками из-под шампанского, выпитого им, пока он ждал, и рассказывать старые, и потому уже не смешные анекдоты. Белый клоун, грустный клоун. Быть может, если бы уголки его рта были нарисованы немного по-другому, то не создавалось бы такого впечатления, что все что он делает, не приносит радость даже ему самому.
Мне скучно, старательно прикрываю дырку, скрепляя ее случайно найденной в кармане скрепкой, и ухожу. Ухожу туда, где свет и люди, много людей, и некоторым из них я действительно нужен. Вот только в гримерную забегу, нарисую улыбку пошире…