Страсть и гений

Так получилось, что я  знакома с одним гением. Это большая честь и радость общаться с гениальным мужчиной. Тем более, что он один из немногих, кто ниже меня ростом. Я хотя не смотрю на него прямо сверху вниз, но все равно чувствую, как, например, мое плечо на несколько миллиметров выше его. Если я на каблуках, а он в домашних тапочках, то разница в росте увeличивается стремительно в мою пользу на многие сантиметры. Таким образом, гений придает мне уверенности в себе.

Ну а кроме того, он без конца читает стихи и прозу, он знает всех поэтов нашего века наизусть, а где забывает, подвывает просто в такт размеру. А то, бывало, метнется к роялю, который стоит посреди комнаты под тяжелой люстрой, и начинает вдохновенные сонаты. Его несоразмерно большие руки с длинными пальцами как барабанные палочки бегают уверенно по белым клавишам, нежные звуки льются в комнату. Гений не смотрит в ноты, он все знает наизусть. Он косит маленькими глазками-маслинами в мою сторону,  толстые губы его делаются влажными и дрожат. Я отчетливо вижу его редкие черные волосы на иссиня-белой коже черепушки. Уши с глубокими черными дырками почему-то шевелятся по бокам, словно невидимая муза что-то шепчет ему. И точно - глаза закатываются, и глазные яблоки катаются под туго натянутыми веками. Пахнет типографической краской от стопки свежеизданных книг. О них уже всюду говорят и долго еще будут говорить. Это стихи и проза - стихи исполнены высокого мастерства и тонкого остроумия, словно наполняют кристальные формы сонетов, стансов и песен. Проза - захватывает сюжетом и поэтичностью, рисует картины правдивее самой жизни. Но что это? Белые пальцы поэта бегают по октаве моих пуговиц... черных пуговиц белой блузки. Поэт поднимается с табурета. Я вижу, как его брюки обрисовывают и так великий для его роста член все четче и чернее, огромная тень расползается в паху. Оказывается, от поэта пахнет луком. Я отхожу на шаг, на два, его прикосновение к моей груди отдается по горлу где-то в желудке - меня будет рвать. Но рвать на гения? я медленно отступаю к двери. Его маслянистые черные глаза пушисто охватывают мою талию, бедра, ляжку, руки всюду следуют за взглядом. Он свивает руками петлю мне под колени, и мы катимся по начищенному паркету, гений и я, любимая гением. Юбка задирается и путается между ногами, чувствую, как рвутся чулки, как тошнота усугубляется, мною овладевает ярость. Гений слаб, мне легко справиться с ним, я обретаю вертикальность, вбивая каблуки в паркет по самые подошвы. Гений, расхристанный, но не утративший бледной краски лица, лежит подо мною, в трансе руки цепляются  за мой подол. Я хватаю его за шею, я душу, царапая, я удерживаю глупое от сопротивления лицо поэта вдали от себя, но запах лука сочится мне прямо в горло. Глаза не видят. Хватаю, за черный пиджак, об пол, еще раз, бью - глухой стук доносится до сознания и нравится мне. Почему-то гений не ослабляет хватку, он только что говорил - он замолкает, в тишине слышу храп и сопение двух глоток, вдруг - гений хочет бороться, он ударяет меня в грудь, в лицо... нос сломан, думаю я и тут же перестаю думать, боль сладким и нестерпимым зудом заливает мне голову, я хватаю, ломаются ногти и выворачиваются наизнанку, я бегу и - изо всей силы я кидаю его на груду книг. Ему больно, но этого мало, я, сильнее, гораздо сильнее, я вижу окно, я беру его и как кошку бросаю, стекло останавливает полет, пружинит и отбрасывает гения на пол, и, выйдя из равновесия, летит вслед за ним, сотней осколков. Тяжелая люстра срывается с белоснежного потолка и падает, как корона на лысую, бело-красную голову.

Я вижу, как череп великого человека раскрывается. Кровь хлещет, затопляя красивые обложки. Что-то шевелится под тяжелой короной. Словно цыпленок из скорлупы, вылупливаются из хрупкой черепушки мозжечок, гипофиз на свет божий. Огромная масса желто-красных мыслей, синих стихов прокладывают себе путь через металлический остов люстры, переваливается через осколки стекла,  переливается красной гаммой. Тут и стансы, тут и проза, афоризмы и эпиграммы. Надеюсь, и эпитафии.

Это похоть погубила гения.