Обходчик путей. Глава девятая

 Октябрьским обводным вечером, когда я раздумывал что бы приготовить на ужин, меня навестила подруга Фаины Карповны. Она вручила мне толстый серый конверт со штампом лондонской почты. Я не стал спрашивать, каким образом письмо попало к моей соседке по лестничной клетке - я был заинтересован незапланированным посланием Светы и довольно грубо разорвал конверт. Письмо было написано несвойственным Свете размашисто-рубленым почерком и состояло из семнадцати машинописных страниц. По ходу чтения я понял, что сбой в работе ее натренированной руки произошел не из-за вечной спешки - Света волновалась от переизбытка впечатлений, настигших ее по дороге из “непонятного города” К. в Лондон. Неожиданно я получил обширную корреспонденцию, без которой моя повесть вряд ли была бы полной. Позволив себе подкорректировать сумбурное изложение Светы, а кое-где - прибегнуть к вспомогательному вымыслу, я перехожу к хронике путевых событий, заставивших Свету перепачкать столько высококачественной бумаги.
В купе Света со всеми говорила по-английски, в том числе и с польскими таможенниками, чем очень их удивила, и они оставили без внимания ее крупную сумку, в которой, кроме тщательно уложенного гардероба и книги о творчестве Фрэнсиса Бэкона, не было ничего значительного. Попутчицы Светы - две женщины средних лет - разговаривали, в основном, о принципах торговли на польском рынке. Фривольный, прогулочный ход поезда слегка нервировал Свету. Она побаивалась, что не успеет на утренний поезд в Париж - там ее ждала знакомая француженка, вместе они должны были вернуться в Лондон. Полтора часа простоя на двух таможнях Света выдержала с огромным трудом. Просидеть без движения не то что час - двадцать минут было для нее настоящим мучением. Проклиная свое статичное положение, Света успешно надувала жвачные шарики, которые лопались с приятным звуком и не очень приятно прилипали к губам.
Спутницы Светы сошли в Эльблонге. На подъезде к вокзалу они погрузили пухлые сумки на тележки и по-польски простились с жующей Светой. “Bye-Bye”, - ответила она, не удостоив их своим взглядом, и положила ноги на противоположное кресло. В Эльблонге к Свете никто не подсел. За городом поезд пошел быстрее. Два раза бдительный машинист огласил окрестности свистящими гудками. От меня Света узнала, что вдоль балтийского побережья Польши полно маленьких городков, куда любят заглядывать поезда. Это обстоятельство гарантировало ей потерю еще тридцати-сорока минут, которые в Берлине могли стать роковыми. У перрона мальборкского вокзала поезд простоял лишних десять минут, и Света пожалела, что не поехала в Берлин прямиком из Петербурга. Она начала новую пластинку Orbit и попыталась успокоиться. В любом случае в Лондон она попадет вовремя, вот только с Николь или без? Света закрыла глаза, решив отвлечься от преждевременных переживаний и, может, вздремнуть. Но спать ей не хотелось. Ей было чуточку неуютно от того, что ее занесло в эти незнакомые, знобяще чужие края. Близость к Балтийскому морю больше ее не увлекала. Ей хотелось быстрее домой, в ее льготную лондонскую квартиру (две комнаты, мягкая мебель, телефон, персональный компьютер). Сильнее всего она нуждалась сейчас в работе. Никто - ни родители, ни бывшие друзья, ни знакомые - не догадывались, что значит для нее ее любимое дело.
За шторкой купейной двери замаячила чья-то тень. Согнутый теневой палец корректно постучал в окно, и дверь распахнулась. На пороге стоял высокий человек в мокром пальто и широкополой шляпе. В руке он держал рюкзак. “Можно присесть?” - спросил он по-английски и небрежно приземлился на свободное место. “Уф-ф-ф”, - выдохнул он устало, что вполне могло сойти за интернациональное “ну вот, наконец-то я сел”. Он пошмыгал носом и громко высморкался в помятый платок. “Today is a good day to catch a cold”(12), - заявил он резонно. Света поежилась под курткой - вечерний пассажир, взявшийся невесть откуда, принес в купе дух промозглой погоды. Света  окутала незнакомца проницательным взглядом - его скитальческий облик не вызвал в ней брезгливости, хотя весь его небрежный походный наряд не внушал ей доверия.
- Вы бы сняли пальто, - посоветовала Света, - и так ведь простужены.
- Да-да, конечно, - моментально отреагировал он и поднялся. Он закинул на вешалку шляпу и быстро освободился от полосатого желто-зеленого шарфа. Пальто оказалось снять труднее - пуговицы застряли в тугих намоченных петлях. Нижнюю пуговицу он рванул так, что та отскочила от ткани и укатилась Свете под ноги. “Прошу не беспокоиться!” - предупредил он было нагнувшуюся Свету и бросился ей под ноги. Миниатюрным фонариком он высветил затаившуюся за каблуком пуговицу. В считанные секунды он устранил  помеху за аккуратной джинсовой ногой Светы. Когда он стоял на коленях, Света уловила в нем натуральный запах леса, к тому же усиленный дождем. Так сладко, медово пахли зеленые еловые шишки в лесу ее детства, куда по воскресеньям они ездили всей семьей и однажды - всем курсом. Последняя, университетская поездка омрачилась грубой выходкой разнузданного студента. В целях демонстрации меткости сынок отставного дипломата запустил шишку в сосновый ствол. Шишка попала в дерево и рикошетом, дико вращаясь, угодила Свете в кисть правой руки. Света наливала из термоса кофе, как вдруг ее руку пронзила жгучая боль. “Меткий стрелок”, не любивший Свету за частые заграничные туры, подбежал к ней с неискренними извинениями, на что Света ответила резко:  идиот. Назревавший конфликт пресекли сокурсницы.
- Где вы учились английскому языку? - спросила Света раздевшегося пассажира.
- Нигде. По самоучителю. Мое произношение никуда не годится,  грамматика дается мне легче, - признался он самокритично. - Я слишком мало занимаюсь языком, чтобы неплохо владеть хотя бы разговорным. Конечно, ваш английский гораздо лучше. Много раз бывали в Англии?
- Я там живу. Уже почти год, - гордо ответила Света.
- Вот как, - удивился он и снял с подошвы липкий конфетный фантик, -  а я существую повсюду, у меня нет постоянного места жительства. - Он выкинул фантик в урночку под столиком. - Я предпочитаю транзитную жизнь.
Ночной свет в купе не выдавал лица замысловатого путешественника. На завсегдатая польских рынков он похож не был и ничего общего не имел с подлецами, трясущими в поездах худые кошельки смиренных пассажиров-торговцев. В вязаном свитере, из-под которого торчал подол фланелевой рубахи, в заношенных до просветов джинсах он был похож на питерского интеллигента-бездельника, угодившего в грязь в захолустном переулке неподалеку от Невского.
- Вы до Берлина? - спросила Света, уверенная в утвердительном ответе.
- До Майнца. От Берлина - автостопом, а там, через весь город трамваем, в Хехтсхайм. - Он прильнул к окну, приложил ко лбу ребро ладони и, так, в устремленной, наблюдатель- ской позе что-то высматривал в сумерках, нажимая лбом на стекло, словно пытался его выдавить. - Мы подъезжаем к Гданьску.
О Гданьске, кроме того, что здесь происходит действие романа Грасса “Жестяной барабан”, Света ничего не знала. Фильм с одноименным названием Света видела в Петербурге, и он показался ей страшно затянутым и неправдоподобным. Особенно Свету смутил главный герой фильма - уродливый мальчик Оскар, который своим криком разносил вдребезги оконные стекла. Прием этот был для Светы слишком наивным, чтобы вместе со зрителями восторгаться осколками битого стекла, имевшими-де глубокий таинственный смысл. Но самой отвратительной сценой было совокупление немытого противного мужика и девочки. Эти кадры Света смотрела с брезгливостью циничной чистюли, для которой подход к животным инстинктам людей окружен ореолом стерильности.
Поезд замедлил ход. Оранжевые полосы света поплыли по перрону. Неведомый источник выбрасывал дымящиеся лучи, которые сверху спускались на платформу и вздрагивали на стыках перронной плитки. Остатки этого света вылавливали щетинистое лицо простуженного пассажира. На световое воздействие его левый глаз отвечал яркими вспышками.
- Вы не хотите есть? - прервал Светины наблюдения попутчик и блеснул глазным отражателем. - Сейчас будет Гдыня. Мы простоим там минут тридцать. Пока наш вагон будут подцеплять к берлинскому поезду, мы можем подкрепиться в привокзальном Макдональдсе. Видите ли, я жертва системы быстрого питания.
Света наотрез отказалась покидать вагон под предлогом нежелания мерзнуть. К тому же, оставаться на месте было надежнее. “Не хватало еще отстать от поезда”, - фатально подумала она и предложила засобиравшемуся соседу хлебнуть теплого кофе из термоса.
- Спасибо, не надо, - отказался он деловито и влез в тяжелое войлочное пальто. С развязанным шнурком на правом ботинке он удалился из купе, обещав быть через двадцать минут. Его внушительную фигуру Света увидела на безлюдном перроне, тень его была подвижной, черной и настолько большой, что ее окончание - голова и плечи - залезли на борт вагона, и вот носатый профиль проскользнул по окну, за которым Света пила кофе. От этой качнувшейся, теневой головы Свете стало жутко.
В Гдыне Света провела полчаса. Поздних пассажиров было немного. Света допила кофе и почувствовала легкий голод. В каком бистро пропадал сейчас ее небритый попутчик? Если он не успеет на поезд, его рюкзак поедет в Берлин без хозяина.
Поезд бесшумно отчалил от освещенного перрона и попал в темноту. Не знавшей города Свете трудно было сложить в дома черные стены с мутно-желтыми шлепками окон. Ночные балтийские города не раскрыли ей своей тайны. Не жалея об этом, Света задремала. Когда поезд набрал ход, инициатор бутербродного похода появился в купе с гамбургером, купленным для Светы. Он чуть было не опоздал на поезд, так как не мог найти путь, на который отогнали вагон. Боясь разбудить Свету, он не стал снимать свое капризное пальто. Он не думал, что Света спит чутко. Сосредоточенная на завтрашнем дне, она не могла так просто отрешиться от своих сомнений относительно времени прибытия в Берлин. Сквозь сон Света узрела, что в купе кто-то зашел. Она приоткрыла глаза и увидела своего запыхавшегося соседа.
- А могли опоздать, - смешливо заметила Света и откинула куртку, которой прикрывалась, как одеялом.
- Мог, - согласился он. - Это - вам, берите и не отказывайтесь. - Он протянул Свете гамбургер. Угощений от незнакомцев Света не принимала с детства, но на этот раз она не отказалась - ей хотелось есть. Теплый гамбургер показался Свете слишком острым, избыток приправ и засилье соусов она не любила. Минут десять они ехали молча. Поезд несло в открытом поле, голые спины окрестностей лежали под прессом ночи.
- Последние полгода, - начал он неожиданно, - мне чудится, что за мной следят. Меня преследует существо весьма похожее на меня, и эта слежка, возможно, мне даже приятна. Но пока я избегаю своего двойника.
- Если вам близок ваш двойник, зачем же вы от него прячетесь? - спросила Света, учуяв нарушение логики.
- Я от него не прячусь. Просто по каким-то причинам мы не можем столкнуться. Однажды я довел его до одного из моих пристанищ и, представьте, мы спали в одной комнате. Рано утром я ушел на службу и не стал будить его - он спал крепко и вдохновенно. До этого я видел его в петербургской филармонии, на Сенной площади, у дома Достоевского...
- Вы спали на одной кровати? - увлекаясь, перебила Света. - Кто первым, кто предложил первым провести ночь вместе?
- Никто, - усмехнулся он загадочно, - все получилось случайно, никто не собирался ложиться спать. Видимо, сказалась усталость. День клонился к закату, мы прошли вдоль железной дороги около пятнадцати километров. Сначала уснул я, потом - он.
- А проснулись вы вместе, - с твердостью следователя подчеркнула Света.
- Нет, первым проснулся я, -улыбнулся он снова, - но как он вставал, я не видел. Я был уже далеко - работа, знаете ли. Вы, кажется, хотите порассуждать на тему “существует ли в реальности мой двойник?”
- Вовсе нет, - поморщилась Света, - я хотела выяснить, есть ли у вас подсознательные проблемы? Не они ли - источник вашего проблематичного двойника? Не задумывались над этим?
- Задумывался. Пожалуйста, о моем подсознании, - попросил он и нетерпеливо зашевелился.
- Я знаю вас три часа и этого недостаточно, чтобы делать выводы, - начала Света, - однако ваш внешний вид, манера говорить, лексика  и ваши  привычки наводят на достаточно конкретные мысли. Вы ведете транзитную жизнь, много ездите, невсегда ночуете в комфортных местах, общаетесь с дальними знакомыми, и ваши разъезды кажутся вам образцовым времяпрепровождением. Я не знаю, почему вы выбрали именно такую, транзитную модель существования - это предмет отдельного исследования, но я хочу вас предупредить, что проблемы подсознания не решаются одним лишь перемещением в пространстве. Передвигаясь, вы достигаете временной свободы, но это свобода забытия, свобода беспамятства под ретушью вокзальных огней, ночных городов и прочей цветной дешевой чепухи вроде гамбургеров. Настоящая свобода требует опоры на тыл, на дом, на... - Света остановилась, желая найти еще одно сочное сравнение, но нарастающий ритм монолога и вдумчивое молчание слушателя заставили ее без раздумий продолжить. - Свобода - это уверенность в том, что через тридцать лет вы не скажете: я объездил весь мир и теперь чувствую себя несчастным. Без стабильного положения в социуме свобода обманчива, это мимолетная свобода на восточный манер: забылся в медитации, улетел в небеса, спустился на землю и захотел умереть. Дальние поездки вслепую приносят лишь временный эффект, это - иллюзия свободы, - подытожила Света. - Не потому ли вы придумали себе двойника? Конечно, он похож на вас - вам не нужен антипод. У меня возникает подозрение, что ваш преследователь - существо противоположного пола. Когда вас донимает глубоко симпатичный вам человек и вам приятны его симпатии, понятие пола стирается. Я с этим сталкивалась.
- В вашем случае мужской пол трансформировался в женский? - спросил он и высморкался в несвежий платок.
- Наоборот. Одно время я тесно общалась с подругой. Это было в период, когда существа противоположного пола внушали мне отвращение. Я нуждалась в том, чтобы их функции исполняла женщина. Моя психика от этого не пострадала. Если что-то подобное начинается у вас пока лишь в фантазиях, это нормально. И не страшно, если это воплотится в реальности. В вашем преследователе вы видите недосягаемую женщину. Это еще одно объяснение вашего двойника.
- Мой двойник имеет устойчивый пол. Он - мужчина, - заверил Свету транзитник. - У меня нет основания видеть в нем женщину, как нет к нему полового влечения. Но вы, кажется, проговорились. Вы тесно общались с вашей подругой и ...
- И это общение было приятным, - подхватила Света, - Приятнее встреч с некоторыми самоуверенными мужчинами. Среди них был один начинающий автор, ничем не примечательный ни в духовном, ни в физическом смысле. Временами он действовал на меня угнетающе, и мой гнев в его адрес равнялся приговору всем мужчинам. Этот взрослеющий юноша нуждался во мне, чтобы терпеливо выслушивать замечания о своих литературных заметках. Он долго бился над героем, похожим на вас бесконечным шастаньем по поездам и железным дорогам. Он, как и вы, мотался по странам и радовался, что, разрушая границы, он достигает внутренней свободы. Более глубокой философии его герой не родил - он был так же зелен, как автор. - Света остановилась. Молодой автор пробной книги замерещился в ее памяти и исчез, отлетел в свой зарождающийся творческий мир. - Я советовала ему усложнить этот образ, - продолжала Света, - но он не мог. Для этого ему нужно было выползти из своей берлоги, из своего глухого райончика и обречь себя на поступок, не обязательно опрометчиво, по-толстовски. Но так замкнуто, как жил он, писатели жить не должны. - Света встала и из кармана куртки достала зажигалку и пачку Marlboro. - Курите? - спросила она. Незнакомец не курил, и Света профессионально воспользовалась зажигалкой. В купе блеснул фиолетовый язычок огня, Света мощно затянулась. Она была  возбуждена.       С ней нередко случалось, что беспредметный разговор, в который она входила вяло и нехотя, вдруг начинал ее увлекать, и поглощенная темой она давала волю эмоциям, а то и нервам. В такие горячие минуты она много и жадно курила, выпивала несколько чашек кофе, брезгуя сахаром и ее любимым черным шоколадом. Своим раздражающим, деревянным спокойствием транзитный пассажир ввел Свету в привычное взбудораженное состояние. (В городе К. у нас не было серьезных тем для дружески-вражеских разговоров, и, я полагаю, Света соскучилась по напряженному диалогу со спарринг-партнером).
Света покончила с сигаретой и бросила окурок в урну. Ее сосед задремал. Фонарь, мелькнувший под козырьком локальной станции, выдал согбенную позу транзитника. Перед Светой спал собрат по родному языку, похожий на грушеобразный мешок, оставленный отлучившимся торговцем. Только сейчас Света по-настоящему почувствовала усталость. Их разговор длился больше трех часов. Перед тем как уснуть она убедилась в сохранности документов, которые в любой поездке держала при себе. Еще несколько минут она полулежала под своей универсальной курткой и, успокаиваясь, мысленно гуляла по залам Tate Gallery(13). Рядом с ней прохаживался молодой скуластый режиссер. Не все ей нравилось в его спорных задумках, но она надеялась, что в их будущей совместной работе он учтет ее замечания. Света закрыла глаза. Под    курткой ей было тепло. Но главное, что ее грузный сосед не сотрясал тонкие стены купе ужасающим храпом. Света полностью успокоилась и быстро уснула.
Сон Светы завершает ее сбивчивое, однако, понятное письмо. Описанию сна она отводит всего четыре страницы, что вполне объяснимо: киношные игры внутри бесконтрольного сознания волновали Свету лишь с точки зрения “нелепостей дедушки Фрейда”, в то время, как дневные философские диалоги она ценила необычайно, под настроение она даже их провоцировала.
Точной фабулы сна Света не сообщила. Но известно, что она продолжала общение со своим простуженным спутником, впрочем, в забавных обстоятельствах. Вдвоем они ехали на легковой машине с правым рулем по ... железной дороге. Быстрая езда сопровождалась характерным стуком вагонных колес. За окном густой смешанный лес чередовался с равнинными полями. (О том, в каких погодных условиях происходило действие, Света не пишет). Зато она хорошо запомнила разного рода причуды, встреченные на пути. Метров сто за их вездеходом бежал здоровый волк, его розовый язык, как почудилось Свете, болтался аж до земли. Заметив, что попутчица невесело удивлена близким присутствием хищника, невозмутимый транзитник успокоительно улыбнулся и пальцем показал на знак, как по заказу возникший на обочине. Знак предупреждал о возможных вылазках хищных зверей. “Он не опасен. Он рассчитывал чем-нибудь полакомиться”, - пояснил водитель и перешел к плавному торможению. Причиной остановки был перекрытый шлагбаумом шоссейный переезд. Из облупленного домика хозяина переезда валил дымок. Сам шлагбаумщик был виден со спины, в согнутой руке он держал желтый флажок. В его рельефной спине было что-то каменное. На малой скорости по асфальтовой дороге к переезду приближался пассажирский поезд. За шлагбаумом прокатились  четыре  вагона,  на  борту  последнего было написано:  городок КЪ — Берлин•Лихтенберг и ниже, распылителем -  viel spaЯ die friends and(14) товарищи. Поезд прошел, и шлагбаум со скрипом поднялся. Когда машина поравнялась с хозяином переезда, Света в ужасе признала в нем мраморную скульптуру. Тряпичный флажок прочно сидел в его ромбовидном кулаке, имевшем пробоину для древка.    Скульптура стояла на невысоком постаменте из красного гранита. “Кто, кто его сделал?” - в смятенье крикнула Света и высунулась из окна в надежде прочесть имя лесного скульптора. “Некто Обходов, - безразлично отозвался водитель и прибавил газу, - он поставлен здесь в помощь шлагбаумщику. Впрочем, это не важно”.
Здесь Света задерживает описание и спрашивает: почему, сознавая патологические черты лесного пейзажа и абсолютно ненормальную обстановку, в которой происходит их бешеная езда, она не интересуется у зазнавшегося водилы, куда делась естественная природная реальность, данная нам для повседневного существования?
Вечером, когда потемневший лес принял зловещие очертания, они остановились у стеклянного неонового бистро. Транзитник  загнал машину в тупик и пригласил Свету на ужин. Вслед за ним она прошла в просторный, облицованный бежевой плиткой зал. На трех столах лежало то, что обычно подается в любом заведении под вывеской Макдональдс. Света остановилась на чисбургере и какао, ее напарник проглотил гамбургер и запил его кофе.
Нехарактерное для Светы слепое подчинение абсурдным обстоятельствам продолжалось. Согреваясь горячим какао, она даже забыла спросить, почему они не заплатили за бутерброды и напитки, где обслуживающий персонал, и в конце концов, куда они едут? Ее спутник съел два гамбургера и выпил два кофе. Фирменной салфеткой он промокнул жирные губы, потянулся и зевнул.
- Я люблю эти места, - заговорил он, довольный простым ужином, - по долгу службы я бываю здесь почти каждый день. Видите ли, кому-то нужно быть инспектором железных дорог. - Он устроился поудобнее в тесном пластмассовом кресле. - Я вижу, вы обеспокоены неопределенностью вашего положения. Не волнуйтесь, я обеспечу вам отличный ночлег. Мой служебный дом - всего в десяти километрах отсюда. Не думаю, что наша поездка доставила вам массу неприятностей. Ну где вы еще встретите поезда, которые ездят по асфальту? Таких причуд я могу показать вам сколько угодно. В этих местах интересно другое. Доводилось ли вам чувствовать, как чутко дрожат под ногами встревоженные рельсы? В элементарной взаимосвязи колес и рельсов есть что-то трогательное, может, есть то, что единит мать и младенца, льнущего к женскому телу. Когда проходит состав и успокаиваются рельсы, я испытываю чувство разлуки - так расстаются с близкими людьми. И так я иду, высвечивая фонарем болевые точки дороги, пока из-за поворота снова не услышу шум налетающего состава. Второпях я спрыгиваю с насыпи и вот этим флажком, - он достал из-за пазухи желтый скрученный флажок, - вот этим дежурным флажком я встречаю гремящий состав. В мой адрес летит приветственный гудок, и ветер хозяйски копошится в моих волосах. Как-то на склоне насыпи, под несущимся поездом я увидел, что вагоны плывут по небу - я понимал, что этот эффект дает искаженный угол зрения. Со временем я приспособился наблюдать это уникальное явление. Я прислонялся спиной к насыпи и поднимал голову, так полулежа я плыл вместе с вагонами по небу под громовой грохот успокоительной скорости. - Он замолчал, почуяв, что Свете безразличен его рассказ. С соседнего стола он взял стакан кофе и быстро выпил его до дна. - Пора! -скомандовал он и помог Свете подняться. Его рука нашла Светин локоть, и они вышли из бистро. Он пригласил Свету в авто. Круглая фара, похожая на выпуклый глаз циклопа, вспыхнула лимонным пламенем, и они покатились. Шумный неприветливый лес следил за их движением, и фиолетовые облака, подсвеченные ранними звездами, летели над ними, сталкиваясь и отскакивая друг от друга, как накачанные мячи. Со стороны водителя мелькнуло несколько ограничительных знаков, значение которых самоуверенный гонщик проигнорировал. Света с опаской всматривалась вперед - она боялась, что в угрожающей темноте появятся хищные огни встречного состава. После очередного знака, предупреждающего об опасном повороте, в лице встречного возник долговязый сутулый человек в изогнутой фуражке с околышем. Повелительным жестом он призвал инспектора остановиться. "Не волнуйтесь, это всего лишь контролер. Он живет неподалеку”, - развеял опасения Светы водитель и затормозил. К окну прижалось вытянутое лицо с густыми висящими усами. Это загадочное лицо, по убеждению Светы, принадлежало контролеру, проверявшему у нее билеты после того, как поезд выбрался за окраинные свалки города К. Контролер попросил подбросить его до какой-то станции, которая не являлась его конечным пунктом, но была тем не менее вблизи его цели. Инспектор охотно открыл заднюю дверь, и контролер, согнувшись чуть ли не пополам, влез в салон. Поехали. С заднего сиденья к Свете подплыл простоватый запах запущенных купе, знакомый ей по поездам детства. Контролер затеял разговор с инспектором. Говорили они на чужом для Светы польском языке, причем польский инспектора был слабее быстрой уверенной речи контролера  (единственное, что Света почерпнула из их беседы). Впрочем, она их не слушала. Она вглядывалась в дальние крестообразные огни, исходившие из неизвестного города.
После затяжного спуска  машину плавно развернуло вправо, и проступающий город стал медленно отодвигаться. Света провожала  мигания его маячков -за всю их поездку то были первые признаки нормальной человеческой жизни. Света повернулась к водителю и смело спросила: “Это что за город?”- “Это польско-германская граница, - сказал транзитник, сидевший, как и накануне, напротив, - сейчас будет паспортный контроль”.
Таким резким прорывом в реальность Света завершает свой сон. Никакой информации о ее дальнейшем продвижении на запад в письме не содержится. Это убеждает меня в том, что ее нервозная поездка закончилась удачно - Света вовремя прибыла в Париж и вместе с Николь благополучно добралась до Лондона.
В конце письма Света приводит несколько аналитических выкладок. Она снисходит до того, что считает своего попутчика либо раскаившимся транссексуалом, либо беднягой-импотентом, пострадавшим от культа собственного тела. (О последнем предположении Света пишет с легкой жалостью).
Разговор с транзитным пассажиром все же показался ей небесполезным. Она не теряет надежды, что ее замечания насчет неправильного существования этого запутавшегося человека могут вывести его на верную дорогу, а если и нет, то посеять зерна сомнения в его обманчиво свободную, транзитную философию.
“В целом, он похож на тебя,” - завершает Света письмо и торопливо, так, что не дописывает две буквы последнего слова прощается по-английски и желает удачи.

(12) - Today is a good day to catch a cold - сегодня подходящий  день, чтобы простыть.
(13) - Tate Gallery - всемирно известная лондонская галерея.
(14) - viel spaЯ die friends and - удачи, дорогие друзья и...