Синь мяса хо?

“Мой Дортмунд,
совести ладонь,
что жмёт к земле тебя - ослабла.
Ты свободен...”
Листья кедра


Птичка прилетела за салом. Но я был решительно не готов. Трагическим образом. Ты поспешила милая. Невсрочное животное. Нож не вострен, тупая полоса железа. Я содрогался глядя на обкусанный кончик. Липовая рукоятка, с трещинкой у медной заклепки. Вчера я заглянул туда - маргариновые сопли, хлебная крошка, труп муравья. Бездарно прожитое лето, пиво и девушка в мандариновых трусиках, с тугой резиночкой над брусничкой пупочка. Я в ней ошибся. В пятнадцать лет вы имели кариес на левом клыке? Она имела. В сентябре она меня бросила. Бабки везли в город свёклу. Девочка бежала от меня по платформе, вышибая из авосек оскальпированные черепа корнеплодов. Я был унижен принародно. Потратил время зря. Столько можно было помыть, наточить, справить...

И вот синица прилетела, а я не готов. Не может быть и речи о жертвенной дрожи. Я просто отказываюсь. Совсем. Невозможно парить. Лоджия тесная. Два года, как начал штукатурить. Лопаты до сих пор торчат в схватившемся растворе. Я не строитель... Я не позволю... Хотя... Der Kluge gibt nach.

Негде повернуться, локти упираются в стены. Весь ободрался, пока расстегнул штаны и достал ляжку. Некрасота плоти изумляла. Неровная поверхность, окрашенная багрянцем изможденных рощ, покрытая прыщами, подсумками волос и шелухонью эпидермиса. Польская сарделька, из сои механической обвалки была бы аппетитней. Птичка ждала. Похабно пялилась мне в промежность сизой пуговкой. Дроздов! Это ты выпестовал поколение холодносердых птиц-мясоедов! Я не люблю тебя, Дроздов, так сильно, как любил тебя раньше. Маленьким исторгнутым мальчиком, невольным стрикером, я был лишён алой шелковицы сердца. “Ты не пионер. У тебя не вырастут волосы на груди. С тобой не будут танцевать невесты на празднике урожая.” Что мне оставалось, Дроздов? Только калоша твоего лица была повернута ко мне, плющила нос в оборот экрана, не оставляла состраданием. Я поверил. Я часть мира животных. Я вступил в “Зеленый патруль”. Где руки моей мамы, стравленные стиральными порошками? Ночи напролет она боролась со смолой и лисьим говном. Мама хотела что бы мальчик рос чистым. Мама-мама... Она не могла предположить, что растит пищебазис. Стала бы она стараться.

Но теперь все! Я решился. Я изменяю тебе Дроздов. Изменяю с Сенкевичем!